происходил из интеллигентной питерской семьи, до революции занимался журналистикой. По

этой линии в 1909 г. оказался в Персии. То, что молодой журналист увидел на месте, настолько его

возмутило, что он выступил с серией критических статей по поводу российской политики на

Востоке. После октябрьского переворота Тардов примкнул к большевикам и в 1920 г. был назначен

представителем НКИД47 в Гилянской республике, а затем генконсулом в Исфагане. Тардов хорошо

знал страну и язык, являлся автором нескольких серьезных монографий по экономике и древней

истории Персии. Он близко дружил с такими замечательными учеными- иранистами, как

Константин Чайкин и Юрий Марр, что также говорит о его незаурядности48.

Из их личной переписки я почерпнул любопытные детали: судя по всему, в те годы советские

граждане свободно приезжали в Персию, путешествовали по стране, гостили у друзей, без

ограничений общались с местными людьми. Условия жизни наших сотрудников в Исфагане были

более чем комфортными. Достаточно сказать, что переводчик персидского языка, т.е. лицо, занимающее низшую ступень в табели о рангах, имел собственный дом и прислугу. Впрочем, комфорт, конечно же, был относительный — канализации в городе не существовало и все помои и

фекалии выбрасывались на улицу. «Что это, благоухание гурий или воздух Исфагана?!» — шутил

по этому поводу в одном из своих писем к другу Ю. Марр.

Владимир Тардов служил в Исфагане до 1928 г. Его дальнейшая судьба, как и судьба многих его

коллег- дипломатов первой советской волны, сложилась трагически.

В феврале 1938 г. он был арестован, обвинен в шпионаже и вскоре расстрелян{[35]}.

В первой половине ХХ в. у Советской России, а затем СССР не было развитых экономических

отношений с Ираном, советских граждан в южной части страны — тоже, а значит, у Генконсульства

в Исфагане отсутствовали рабочие задачи, связанные с его легальным статусом.

Но «свято место пусто не бывает» — мы разместили там резидентуру военной разведки. Работы

хватало, особенно во время Второй мировой войны, ведь в Исфагане была расквартирована

пехотная дивизия, командир которой, генерал Али Захеди, являлся одним из руководителей

прогерманского националистического движения «меллийуне иран»50. Он действовал в плотном

контакте с резидентом немецкой разведки Францем Маером, тем самым «кладбищенским

землекопом», находившимся на нелегальном положении и готовившим в Иране государственный

переворот. Согласно плану переворота исфаганская дивизия при поддержке бахтиарских и

кашкайских племен должна была взять под контроль весь юг страны. В первые годы войны

обстановка в Иране, несмотря на присутствие союзнических войск, была напряженной. Тогдашний

британский консул в Исфагане оценивал ситуацию следующим образом: «99% иранского

населения стоят за фашистов, а 1% — люди, берущие у нас деньги и предающие нас». Но активные

действия советской и британской спецслужб очень скоро привели к полному разгрому германской

агентуры и ее опоры — иранских националистов. И исфаганская резидентура сыграла в этом деле

не последнюю роль.

После окончания войны, в связи с глубоким кризисом советско-иранских отношений,

генконсульство в Исфагане было закрыто, флаг СССР спущен, сотрудники отозваны домой.

Единственным распорядителем этой части территории нашего государства на долгие годы остался

неграмотный исфаганский крестьянин, необыкновенный трудяга, кристальной честности человек

— сторож Махмуд.

Генконсульство возобновило работу только в 1969 г., через несколько лет после визита в Москву

шахиншаха Ирана Мохаммада Реза Пехлеви и заключения договора о строительстве в Иране с

помощью СССР ряда крупных промышленных объектов, в том числе металлургического комбината

в Исфагане.

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ СОВЕТСКИЙ КОНСУЛ

Пришло время сказать несколько слов о советских консулах. Кто они? Какое место занимали в

системе МИД СССР?

Главная задача консула — защита интересов сограждан за рубежом.

По стечению обстоятельств на эту работу в основном попадали чиновники со средним и ниже

уровнем интеллекта, слабой языковой и страноведческой подготовкой. Это делалось не

специально, так получалось само собой.

Наши консульские учреждения за границей, особенно на восточном направлении, формировались

преимущественно из числа дипломатов территориальных подразделений центрального аппарата.

Никто из начальников «территориалок» не хотел отдавать толковых сотрудников, их и так было

немного. А вот избавиться от дураков, которых девать было некуда, — милости просим! Это был

достаточно распространенный способ освободить место в отделе, притом все оставались в плюсе: дурак радовался, что едет в загранкомандировку, а начальство — что есть шанс заполучить на его

место умного.

В МИДе считалось, что консульская служба все стерпит.

Впрочем, бывало, что дипломаты шли на эту работу по собственной инициативе. Такое

происходило в нескольких случаях:

— когда человек не очень любил шевелить мозгами;

когда подходил срок очередного продвижения по служебной лестнице, а нужных вакансий в

других местах не ожидалось;

когда совсем немного оставалось до пенсии, а тянуть нелегкую лямку в посольстве уже не было

сил;

и наконец, когда человеку просто нравилось это дело.

Здесь необходимо уточнить: то, что сказано выше, являлось тенденцией, но никак не законом. На

консульском направлении трудилось достаточно умных и талантливых людей, но тупых там всегда

было больше.

Консульская служба — это лафа! Работа в центральном аппарате состояла из перекладывания

бумаг с одного стола на другой. В этом процессе главное было их не растерять. За границей

примерно все то же самое, но за другие деньги.

Консул всегда находился в привилегированном положении. У него имелись отдельный участок

работы, куда никто не совал свой нос, здание, над которым развевался государственный флаг, бюджет, персонал. Он подчинялся только послу или лицу, его замещающему, другие начальники

были ему не указ.

Власти страны пребывания рассматривали его как самостоятельную фигуру и относились

соответствующим образом.

Если консул находился в штате посольства (зав. консульским отделом), он был избавлен от

сложной и трудоемкой работы по изучению и анализу внешней политики страны, ее

внутриполитической и экономической ситуации, вопросов наших двусторонних отношений,

деятельности противников нашего государства на ее территории и вокруг. Этим занимались

посольские дипломаты.

Если консул работал вдали от столицы, в других городах, в его обязанности входила

информационная работа, но лишь в пределах зоны своей ответственности, т.е. консульского

округа. Однако поскольку уровень его интеллектуальных способностей не являлся секретом для

руководства в Москве, отношение к его сообщениям было соответствующим.

Но вы знаете, я не встречал ни одного консула, который по этому поводу переживал.

У консула хранилась государственная печать, которую он шлепал на разные документы, стараясь

попасть в нужное место, но бывало, и мазал — это зависело от служебного опыта и степени

трезвости.

Жилищные и бытовые условия жизни консулов обычно были значительно лучше, чем у других

дипломатов. То же касалось и свободы передвижения. В странах со сложным режимом

пребывания, где действовали ограничения местных властей или нашей собственной службы

безопасности, консул шастал куда хотел и когда хотел, и это было в порядке вещей.

Надо сказать, что в совокупности такая жизнь с течением времени еще больше тупила мозги, в

результате чего, поднимаясь по служебной лестнице, консул деградировал. И к концу карьеры, подходя к должности Генерального в ранге Посланника второго или первого класса, превращался