Мишу надо бить в колени под угол - Миша очень мощный, в нем здоровья на всех, его иначе не пробьешь, сначала надо лишить возможности нормально двигаться. Лишь бы не ухватил... Мишу в колени, а дальше по обстоятельствам. Миша, если ухватит, сожмет, если смертное свое почувствует, в труху человека сделает. Еще Федору с Казаком не хотелось бы что-нибудь выяснять. Не потому, что друг. Казака он считает полностью равным себе. Пусть в ином умении, но равным. Братом! Мишу еще можно обмануть, обставить, Казака - нет. Казак жизнь знает. Как никто ее понимает. И в Феде видит родственную душу. Как-то целый день простояли друг против друга, показывая всякие "домашние заготовки". Петька-Казак, как раз слинял с отсидки, и с собой, словно побывав в каком-то учебном центре, принес всякие новинки - как "понты нарезать перед всякими разными фраерами". (Это по его выражению). Федор тоже показал ему из старого, из того, что "напутешествовал" в свой "детский период". Расстались довольные собой - каждый разбогател. Теперь регулярно сходились, не таясь перед друг другом, выкладывали то, чем разжились за последнее время. Пусть Казак, к ножам тяготеет, руки себе жалом удлиняет - но и это во все времена серьезное умение...

   Федор часто думает об остальных. Остальные страшны дистанцией. Каждый на собственной, определенной, но если нет дистанции, можно лепить собственную тактику. Самые дальние - у Сашки, потом у Михаила. Последний тут Лешка. Но он такой, что со ста метров любого снимет. А раз (и Федор сам тому свидетелем был) на горном серпантине "духа" снял навскидку со "Стечкина". Тот на противоположном склоне прятался. Скатился, спустились к реке - проверили - точно в голову! Выше рацию нашли. Координировал. Потом примерились, свыше двухсот метров получалось. С пистолета в голову! Да как его Лешка высмотрел? Еще и с неудобного положения... Федор же рядом был, все видел и потом расстраивался - как же так? Почему сам его не учуял? А Лешка вылез, позевывая, на броню, и тут же, со сна, не продрав глаз, хвать "Стечкина" с ноги... Он, когда в технике, всегда пистолет к ноге крепил - легче выскальзывать. Сделал! Очень быстро, а для пистолета предельно далеко. И еще был случай на встречной скорострелке, когда на тропе столкнулись. Так здесь еще быстрее сработал, иной за это время сморгнуть не успевает... Лешка не прост. Нет простых в их подразделении - их стае!

   Федор в тот раз очень расстроился, что чужой взгляд не почувствовал - а должен был бы! Такое может быть, только если взгляд равнодушный, привычный, только он скользит, а за кожу не цепляет. Значит, война эта будет долгой, если равнодушие пришло...

   У Федора ни одного шрама, и зубы все свои. А тот единственный раз, когда в госпиталь попал, был по причине общего ушиба. Сердце какое-то время прыгало неправильно, вроде бы не в такт. Но это он наладил, научил сердце отсчитывать свое ровно - по часам контролировал, требовал не опережать, стучать на одинаковом расстоянии. После этого те двойные перестуки, которые так врачей смущали, исчезли. Раньше всякий восьмой-пятнадцатый удар, вдруг, ни с того ни с сего, выпрыгивал сдвоенный. Непорядок!..

   Федор только с госпиталя - с него началось - стал воспринимать людей как пузыри, из которых можно, чрезвычайно легко, выпустить воздух жизни...

   Седой лучшей утехой жизни считал огонь и воду. Казак - огонь, Федя - вода. Федю оценили сразу. На слово тих, а в деле лих, а то, что блошки, быть может, в голове, то они опять-таки тихие, других не кусают. Большинство не понимает полученных знаний, а потом забывает и их. Федя словно в одной школе с Седым учился, название которой - Жизнь.

   Все они, его подопечные, родившиеся спустя какой-то десяток лет после Великой Войны, чьи незатянувшиеся следы-раны в детстве встречались им постоянно, чувствовали себя немного обманутыми и часто говорили, что в своем сегодняшнем возрасте обязательно смылись бы на фронт или славно попартизанили. Есть ли такой, что способен радоваться собственной ненужности, утешаться тем, что других так глубоко огорчает? - никому не нужен? - вот и славно! Некоторым детским мечтаниям суждено сбываться.

   Двигателем человека выступает любопытство. Заставляли себя любопытствовать ко всему, стремясь охватить вокруг себя пространство, проявляя интерес к людям, их делам, дорогам и тропинкам, всему, чего коснется взгляд, и что находится - вон там! - за его пределами. Постепенно это становилось чертой характера каждого. Разведчик и вне разведки. Разведчик навсегда. Цепкий взгляд - а если здесь засаду? А если здесь засада, и кто-то уже посматривает на тебя хозяйским взглядом? Оценивали уютность канав. А вот здесь бы растяжку на преследователя, а здесь залечь самому, а потом рывком вон туда - огонь не помеха...

   --------

   ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):

   18 июня 2007:

   "Крупный тайник с оружием обнаружили сотрудники правоохранительных органов неподалеку от села Мамонтово Ногинского района Московской области. Тайник располагался в лесном пруду. В нем находились два гранатомета РПГ-18, пять автоматов Калашникова, пистолет-пулемет иностранного производства, шесть пистолетов ТТ, пистолет "Браунинг", два пистолета Макарова, помповое ружье и большое количество патронов различного калибра. "В настоящее время устанавливается источник приобретения, принадлежность и цели использования данного арсенала", - отметили в правоохранительных органах..."

   /"РИА Новости" /

   (конец вводных)

   --------

   - Старшего что-то не видно, - говорит Седой.

   Среднего брата он уже показал, да Извилина его уже видел из бани, именно он тогда приезжал со своей неумной "кодлой". Сейчас наблюдал, как тот ходит по рынку в спортивном костюме с двумя подчиненными в костюмах поплоше - вроде как униформе. Вид какой-то потерянный. Прошел мимо крытой машины, с которой торговали арбузами, остановился у стола с весами и нарезанными "пробами" и стал жрать арбуз. Именно жрать, жадно отхватывая от нарезанных кусков верхние доли, засовывая, проталкивая пальцами, едва ли не давясь. Сок стекал с углов рта, по подбородку... Утерся ладонью.

   - Жить пытается шире себя самого!

   Извилина как-то наблюдал бомжа, который пытался управиться с арбузом без ножа. Примерялся по всякому, и видно было, как в наморщенном лбу работала мысль. Извилине было любопытно, каким образом выкрутится - все-таки русский бомж, значит, изначально что-то от "Левши" должно остаться. И действительно, маялся недолго: достал целлофановый пакет, сунул арбуз туда и расколотил кулаком, потом прогрыз в углу дырочку и стал сосать, наслаждаясь.

   Рассказывает про это Седому. Седой хмыкает.

   - Он перед этим, что английский джентльмен.

   Гуляют, осматриваются...

   Ситянские, как стало принято говорить - "держат рынок". Не огороженный, а возникающий стихийно по определенным дням возле старого маленького, до сих пор называемого: "Колхозный". Разборные торговые палатки двух смежных улиц рядами вытекают на площадь, захватывая ее. Сама же площадь, когда-то место первомайских митингов, парадов трудящихся, ветеранов и первоклассников, проводов в армию, а в суровую годину - было такое - и на войну, теперь уже пиявкой - новыми помыслами - не лепилась краем, а присосалась к транзитной трассе, пронизывающей городок насквозь.

   Трасса заставлена машинами на обе стороны, на противоположной стороне торчат несколько слипшихся двухэтажных магазинов, в которых, впрочем, торгуют только на нижних этажах, верхние перекрыты, должно быть, превращены в складские. В магазинах в рыночные дни торговля идет ни шатко, ни валко. В обычные, впрочем, тоже - поскольку нет народа Наезжают утренними автобусами - сельскими "пазиками", уезжают обеденными. В небазарные дни по расписанию автобусов мало, одна надежда на неразборчивых транзитников, которым можно всучить прогорклое просроченное масло, выдав его за местное. В базарные же (воскресные и пятничные) дни все торопятся, заскакивают, чтобы глянуть ошалелыми глазами на цены, и обратно. На рынке дешевле. Магазины - для охмурения транзитников, дачников, но не местных жителей. Всяк из местных вытерпит до пятницы, чтобы взять то, что ему надо, на пару рублей дешевле.