- Нет.

   - Почему?

   - После доброго поступка, особо совершенного в период становления характера, человек начинает задаваться этим вопросом, а также и различать, что такое добро и что такое зло. После злого поступка, он, как правило, этими вопросами не задается и постепенно перестает различать не только полутона добра и зла, но и белое и черное.

   - Смотрите-ка, почти академический ответ... Свобода?

   - Свобода - это желание делать добро, - удивляет Извилина.

   - Объяснитесь!

   - В совершенстве неистребима тяга к добру, и чем выше совершенство, тем более охватывающе желание делать добро - именно этим и выражается свобода... отчасти.

   - Отчасти?

   - Да. Но это неприемлемая из ее частей. Свобода и добро сплетены. Добро может существовать без свободы, но свобода без добра уже нет. Без него она вырождается...

   - Почему же добро не в состоянии победить зло?

   - Зло непредсказуемо, добро поступает согласно заложенному в нем стандарту...

   Извилина впитывает в себя языки словно губка. И большую часть жизни счастлив тем, что может беседовать хотя бы сам с собой.

   Известная аксиома подобных подразделений: "боеприпаса не бывает слишком много", что аршинными кровавыми буквами прописала жизнь, дополняясь припиской мелким шрифтом: "беспредел снесет все", подразумевала, как "Мишу-Беспредела", на которого, так кажется, грузи не грузи, а не перегрузишь, так и личный "беспредел" каждого, в том числе и Сергея-Извилины - ходячего носителя информации. "Беспредел" каждого, "беспредел" собственный, врастал в групповой, предела которого не знали и знать не могли, не было достойного случая - всегда можно что-то сверх предела, сверх человеческих и собственных возможностей...

   Подобное кроется в подобном. Сходилось оно и с мнением Сергея-Извилины по поводу информации: "чем больше - тем лучше", с надеждой на собственный мозг - рассортирует, отсеет, выделит необходимое...

   - Тихо, Серега думает!

   - Спит или думает?

   - Кто его знает, но все равно - тихо!

   Сергею, средь множества сложно-пустого и путанного, истинное, - то что иной назвал бы озарением, приходит, когда он лежит на спине, находясь на пороге меж явью и навью, выявляя картину вроде листа фотобумаги брошенного в кювету с проявителем - сначала проступает общее, мутное пока изображение, потом набирает контрастности, и наконец, разом и везде проявляются мельчайшие детали, которые в общем-то и решают картину, доказывая ее правдивость - то, что иным, кто не в состоянии охватить все, составляет замысловатый ребус.

   Не от того ли он так любит черно-белую фотографию, краски которой каждый либо додумывает сам... либо не додумывает, восторгаясь тем что имеет, считая себя вполне насыщенным.

   Далеко не каждый, и даже не один из тысячи, обладает способностью видеть истинное, погребенное в завалах макулатурной информации. Но отличии от других, ему нет нужды что-то записывать или хранить, Сергей-Извилина - он же Серега-Глаз, знает свой мозг, а также и то, что в нем само все и отсортируется. Если какие-то заложенные в него факты (разрозненные или случайные) имеют малейшую возможность стать частью общего, то они сойдутся, сами по себе сцепятся краями. Главное не попасть в ловушку собственных мыслей. Как не перетряхивай эти кучи, чего с них не хватай, все должно произойти естественно. Лишь это верное. Сергей принадлежит к числу "интуитов" - той редкой породы людей, которые во множестве поступающей информации - большей частью мусорной и даже ложной (едва ли не всегда преломленной в угоду их распространителей и служащей определенным целям), постоянно находит их скрытую суть, цель, отделяя то, что на первый взгляд не может быть делимо, и объединяя связывая то, что казалось бы имеет друг к другу никакого отношения...

   Командиру подле себя не нужны аналитики. Боевые столкновения скоротечны. Много важнее иметь рядом хорошего пулеметчика и снайпера, чтобы поддержать огнем тех, кто дальше, творит свое "черное" дело на переднем рубеже. Аналитик для относительно мирного периода. В кулаке все пальцы вровень и разом бьют, не делясь на... - кто сколько на себя взял, чья это заслуга, что вражина у собственный копыт сложился кучкой. Когда в "боевое" развернуты, Извилина - обычный пластун "правой руки", той, что страхует "левую"... "Левая рука" бьет, "правая" добивает. Левая - вылавливает "языка", правая его "потрошит", тут же на месте решает, стоит ли информация того чтобы передать ее центру? У Извилины талант к языкам: английский, немецкий, французский, испанский... У Извилины талант задавать правильные вопросы.

   У его напарника талант к тому, чтобы на эти вопросы следовали быстрые и полные ответы...

   Лучше всего умеют слушать люди, с которыми не стоит болтать.

   - "Говорить мы учимся у людей, молчать у богов", - повторяет Сергей-Извилина малоизвестное от Плутарха.

   - Тогда Федя много ближе к божьему промыслу, - отмечает Седой.

   - Может и так, - бормочет Извилина, морща кожу у глаз под собственные мысли.

   Вспоминают про сегодняшних заезжих неудачников.

   - Два-три дня лечиться будут, свирепеть, а потом хату сожгут или баню.

   - Завтра в город!

   - Завтра там делать нечего, любой заезжий в городе шишкой будет - на самом виду, день-то не базарный, - разъясняет Седой. - А вот послезавтра, в пятницу, будет в самый раз.

   - А что базарные дни теперь по пятницам?

   - Пятница и воскресенье, в субботу большой торговле велено отдыхать. Только киоски работают. Хазария у нас теперь - иудея. Уже и субботние дни соблюдаем. Так что, обиженных там не найдем - они люди базарные. И чего полезли? - вздыхает он.

   - Это они из-за своих матрен на принцип, - заявляет Лешка-Замполит. - Выпендриться захотелось, какие они крутые.

   - Баня у меня хорошая, - убежденно говорит Седой.

   Все соглашаются, хвалят баню.

   - Баня хорошая - просторно. Поблядовать есть где, выпить, закусить, заодно и помыться. У тебя там что наверху? Над пределом? Не лежанка ли?

   - Она самая.

   - Вот-вот, и об этом тоже. Слишком уютно.

   - Все беды из-за баб! - упрямо говорит Сашка-Снайпер.

   - И войны тоже! - соглашается Миша-Беспредел. - Я читал у Гомера.

   - Это ты про Елену Троянскую, что ли? - удивляется Замполит - Вот еще! Была бы им охота воевать! Ты мне скажи, а состоялась бы та война, если бы та Елена не смылась со всей государственной казной? Тут же конкретное финансовое кидалово. Извилину спроси - он тебе подтвердит. Судя по всему, стерва была редкостная - взяла, да и сама себе алименты начислила! Другой мужик, может, так бы и отдал, и даже доплатил втихаря, чтобы свалила, но когда такое публичное - словно нарочно сработанное, когда так нагло у тебя же на оплату твоих же рогов все - слышь? - все, что непосильным царским трудом нажито - енто ты по-ни-ма-ешь..! Не за бабу там воевали, а за деньги, репутацию и штрафные проценты, которые к ним наросли. Престижность подсушивали подмоченную - или что там у него? - таки царь, как-никак. А иначе никак - соседние цари не поймут - враз раскоронуют. Пон-н-ньмашь?..

   Леха слово "понимаешь" всяк раз умудряется излагать цветасто, по-всякому утрируя, обыгрывая географию голоса, утончая оттенками акцентов "народов СССР", коих множество - согласно энциклопедии на одном Кавказе за сотню.

   - Но, ведь, простил же потом? Опять в дом взял!

   - А родня жонкина? - изумляется Леха. - Посуди сам; вот, допустим, работаешь ты, Михайлыч, царем - не скромничай, на царя ты вполне тянешь - вон какой представительный! - но там ведь не только сладко спать и вкусно кушать, есть иные заботы. Клановые дела, союзнички, вредители... Бр-р! Нет работы вреднее царской!