- Хороший нож! - хвалит Казак. - Теперь - мой и в тебе. Почему?

   - Вот он, - Извилина показывает на Молчуна, - нож бросать не умеет, он их ловит. И каждая его рука - сама по себе нож. Персики любишь? - интересуется серьезно и, не дожидаясь ответа, указывает на Казака. - Он ножом больше убил, чем ты персиков съел и тоже никогда не бросал. Почему? - спрашивает у Казака.

   - Боюсь! - честно отвечает Казак. - Боюсь без ножа остаться. Как он сейчас.

   - Оставь нож себе! - говорит Руслан - Он стоит урока.

   - Спасибо! - искренне благодарит Казак. - Очень хороший нож.

   - Все играетесь?

   Денгиз изумленно замирает, потом поворачивается на голос.

   - Говорили, ты умер... Давно говорили. Здравствуй, Учитель!

   - Выучил вас на свою голову, - ворчит Седой, - Георгий где? Денгиз, у тебя? В залоге?

   Вгоняет в смущение.

   - Верни! Я слово даю - худого здесь для вас не произойдет. Пусть стол полный будет!.. Михаил, брось лук жевать - иди, смени Сашку... Казак! Опять нож выпросил? Не стыдно?

   - Подарили! - смущенно бормочет Казак.

   - Как же!

   - Руслан, подожди! - зовет Казак. - Дам-ка я тебе нож с репутацией... Отдарок.

   Словно фокусник вытягивает откуда-то из-за спины, крутанув в руках, протягивает рукоятью.

   - Этим ваш мусульманин - да примет его Аллах в свои кущи - убил своего американского инструктора...

   История давняя и не совсем такая, как рассказывает ее Казак, можно иначе и даже кое-что добавить, но не поправляют. Рассказ на пользу. Нож хороший - дорогой нож - его подкрепляет, чего еще желать?.. Американец на тот момент окончательно потерял голову, упал на колени, вымаливая жизнь, которую никто не собирался у него отнимать (слишком ценное приобретение - взятый с бою американский инструктор), обещал какие-то баснословные деньги... От всего этого, но больше того, как низко может пасть человек, чуточку подрастерялись. И тот мусульманин, что был при нем переводчиком, сидел мышкой, вогнал в него нож - действительно ли, искренне возмущенный, повинуясь какому-то импульсу, или имел такой приказ - не отдавать американца живым? Ответить на этот вопрос не смог, поскольку сам пережил его не больше чем на мгновение. У всех нервы... Миша, мысленно провинтивший себе дыру под орденок, жахнул его кулаком, да так неудачно, что...

   - Я нечаянно! - сказал Миша смущенно.

   Ну, полный беспредел!..

   Уважая чужую веру, спиртное не выставляется, да и из съестного ничего такого, что бы могло оскорбить гостей - убрано, спрятано подальше... и позже дает повод кому-то удивиться:

   - Смотри-ка, и без водки с салом можно душевно посидеть...

   Заметить:

   - Восток - дело тонкое...

   В ответ пробурчать:

   - Где тонко - там и рвется!

   Сострить:

   - Что душе ближе? Саке, гейши, харакири? Или - водка, бляди, поножовщина?

   Согласиться:

   - А что? Давайте как-нибудь устроим себе японский день. Слышь, Замполит? Командир - японский городовой, а... Седой - ты будешь наша япона мать! И, кстати, из чего там саке гонится?

   - Четыре пьяных са-а-амур-рая! - тянет Петька-Казак, и как не уговаривают, допевает-таки со словами от собственного сочинения на мотив - "зачем ты в наш колхоз приехал" - про то, как один самурай от расстройства чувств решил сделать себе харакири, трое взялись ему помогать, а утром он проснулся и удивлялся почему они зарезанные...

   - Промашка вышла! - поясняет Казак.

   Петьке заказали пиццу, но утру из всего он сварганил окрошку на родниковой воде, которую охарактеризовал, словно бывалый итальянец: - "охриненно охренисимо!"

   - Ну-ка, дыхни! - велит Седой.

   - Что ты, Седой, - обижаешь! - говорит Казак и послушно выдыхает на всю комнату.

   Криминала не вынюхивают, но Миша спрашивает:

   - Когда обедать будем?

   - Это после двух баранов? - удивляется Сашка.

   - Я не один ел! - напоминает Михаил.

   - И что с ним делать?! - восклицает Сашка.

   - Что? - спрашивает Миша. - Интересно...

   - Сказать? - взвивается Сашка.

   - Риторический вопрос-восклицание в ответе не нуждается, - остуживает Сергей-Извилина. - Тем более на эмоциональном уровне.

   - Для Миши переведи!

   - С ним все ясно, - отмахивается Седой, - а вот ты, Казак, с чего хмельной?

   - С мыслей! - честно говорит Петька-Казак.. - Жизнь налаживается - тряхнем Европу, вставим ей по самые помидоры!

   --------

   ВВОДНЫЕ:

   "Отшельник" - "Альме"

   Донесение:

   "...одновременно осуществлена встреча с бывшим полевым командиром Денгизского района, который, предположительно в конце 90-х, пошел на сотрудничество с властью. В чем суть предложений, принял ли он их, выяснить не удалось. Исхожу из предположения, что в предстоящих "играх" он и его люди каким-либо образом будут задействованы. В дополнение к отправленному ранее, могу сообщить, что на территории Прибалтики в ближайшее время будет осуществлена операция прикрытия..."

   (конец вводных)

   --------

   Общий стол у иных народов - это полное доверие.

   - Кто учил тебя готовить харчо, Денгиз?

   - Мама.

   - Если я когда-нибудь продам Родину за тарелку супа, это будет харчо! - разглагольствует Петька-Казак. - Но это будет не какое-то дешевое харчо дорогого ресторана! Чтобы купить душу моего желудка, врагу придется украсть твою маму и заставить трудиться на себя.

   - Маму не трогай! - предупреждает Денгиз...

   Хазария преданность покупала, Россия ею одаривала. Это было большим чем религия.

   Ницше как-то назвал религию - гигиеной души. Правда, это касалось буддизма или синтоисткой веры, которым сложно называться Великими Религиями (по крайней мере, с точки зрения европейцев), поскольку они так и не покинули мест своего зарождения, не бросились завоевывать новые плацдармы, а тихо, вроде приливов и отливов, разливались и втягивались обратно, оставляя небольшие лужицы. Христианство и Мусульманство распространялись же вроде пожара, пожирая, как топливо, достаточно терпимые языческие, двигались все дальше и дальше, пока не схлестнулись. Причем, мусульманский пожар, зародившийся позже и в местах, которые до времени не вызывали пристального внимания христиан, занятых поисками собственных "врагов веры", больше соответствовал духу и стремлениям людей, которые позже стали его основой.

   Если синтоисткую и буддийские религии можно сравнить с черепахой, христианскую с коровой, то мусульманскую с играющим гепардом. В какую сторону совершит следующий скачок неизвестно и ему самому. Во времена современные, христианская "корова" перестала быть бодливой и едва давала молока, но для гепарда она великовата. Черепаха - вне схватки, надеется пережить всех. Но есть еще одна религия - религия "скорпиона", что все время собственного существования умудряется жалит саму себя. Древняя, чуждая всем остальным, да и принадлежащая лишь тому роду людей, которые к роду людей себя не причисляют... подобно скорпиону жалит и саму себя, может десятки лет казаться мертвой и оживать в благоприятных для себя условиях, захватывая в собственное "охотничье пространство" государства, а то и цивилизации. Каждый раз, до следующего...

   - Под одним Богом ходим, хотя не в одного веруем, - говорит Денгиз Сергею.

   - Мой бог - воля, но сейчас я неволен в своих поступках, поскольку их диктуют мои Честь и Долг, - отвечает Извилина.

   - Честь и Долг хорошие стремена для Воли, - соглашается Денгиз.

   В ответ Извилина декламирует: "Когда умрем, то все до одного познаем, что мы не знаем ничего..." сперва на арабском, потом на русском.