- Они не наши, - не сдается Миша-Беспредел. - Они - ихние!

   - Чьи? - спрашивает Замполит, глядя на Мишу пронзительно.

   Миша некоторое время думает, потом нехотя отвечает:

   - Ничьи.

   - То-то же! Извилина, внеси ясность насчет еврейства. Как это - вроде еврей, а разный? Я думаю, картофель, он и есть картофель.

   Извилина неспешно встает, подходит к Петьке-Казаку, прямо в ногах у него захватывает, сколько случилось, картох, бросает на траву, выбирает пару.

   - Можно я грубо охарактеризую? - спрашивает Извилина.

   - Валяй! Только сильно не матюгайся, - говорит Замполит, зная, что Извилина, по складу собственного характера, слова грубого не скажет.

   - Вот есть, условно разумеется, восточные евреи - нам чем-то хорошие, - говорит Извилина.

   - Ничего себе, хорошие! - изумляется кто-то. - Двадцать миллионов человечьих душ в первые же десять лет власти ухайдокали!

   Извилина словно не замечает.

   - Есть - это опять условно - западные евреи. Нам, кстати, совсем "нехорошие". Это в том смысле, что тут двадцатью миллионами вряд ли бы отделались, эти жаднее будут. Вот эта картофелина... - Извилина смотрит внимательно: - Сорт: "Надежда" или "Розовая" - крепковата, на вкус - так себе, но зато хорошего срока хранения - это восточные. А вот этот сорт: "Синеглазка", рассыпчатая - вкусна, зараза, особенно если сразу кушать, но хранится хреново, и проволочник, видишь, ее грызет, отметины оставляет - это западные...

   Извилина ставит одну картофелину на один край стола, вторую - на другой.

   - И где у них командир? - спрашивает Петька, у которого тут же возникают определенные ассоциации.

   - Везде!

   - Куда же бить при случае? - удивляется Петька.

   - Никуда. Как бы не ударил - ударишь по себе.

   - Но бить надо?

   - Надо!

   - Не по тем? - догадывается Миша.

   - Не по тем - подтверждает Сергей.

   - Хитро задумано, - скребет затылок Леха.

   - Это, чтобы по себе не ударить? - уточняет Миша.

   - В России такого не бывает, чтобы бить, и по себе не ударить, - ворчит Седой - непонятно когда подошел, с какого момента слушал, но как всегда, выделил главное.

   - А если не в самой России?- спрашивает Миша и исключительно удачно добавляет незнакомое ему слово. - Гипотетически?

   - К ногтю! - заявляет Леха. - Всех к ногтю!

   - Нет такого закона!

   - Подлежат уничтожению, согласно завету Невского: "Кто с мечом к нам придет, того на тот самый меч и насадим!" - упрямится Леха. - Это главенство закона над всеми другими, и не потому, что авторитет его непререкаем, а потому, что соответствует нашей животной логике. Мы для них ведь кто? Не человеки вовсе, а гои - говорящие животные! Что ж, тогда ставится вопрос выживания нас как вида. Или рассчитываете, в свою Красную Книгу занесут? Они в нашем доме, в нашей норе-берлоге с обнаженными мечами, тычат направо и налево, чего же еще? Не огрызаться? Руку лизать, которая тебя уничтожает?

   - Теми же методами? - скребет затылок Миша-Беспредел. - Не выборочно?

   Михаил подстать своему размеру, ставит слова стоймя, роняет бревнышками, и падают они всякий раз как попало...

   - Почему нет? - удивляется Леха. - Это, что же, теперь и воду не пить, если в ней рыбы трахаются?..

   - Все понятно, "Чапаев", - жалобится Казак, - одно непонятно - а где же тут сионист на лихом коне?

   Сергей-Извилина стряхивает руки, тщательно обтирает о штаны, сует в куль с мукой и принимается щедро посыпать по столу, по всей его ширине.

   - Это - твои сионисты, что мука...

   - Ну вот, теперь опять стол мыть, - говорит Миша-Беспредел, и не удерживается, чтобы переспросить: - Сионисты - это мука картофельная?

   - Конечный продукт, - говорит Извилина.

   - Конечный продукт - это говно! - возражает Замполит.

   - Разносортица среди евреев заведена именно сионистами и сохраняется до сих пор, - объясняет Извилина. - Те из них, что жили среди славян, идут даже не вторым, а третьим сортом. Те, кто занимался трудом, а не составлял паразитический класс посредников или управленцев, плюс, как сегодня, аналитиков, телекомментаторов или эстрадников, чтобы высмеивать и издеваться над людьми той страны, где прижились, за счет которых кормятся, эти, по их понятиям, вовсе не картофель.

   - А что?

   - Топинамбур! Как не искореняй, везде прорастет для всеобщей пользы. Это меня с евреями как раз и примеряет, - поясняет Извилина. - Топинамбур - это стратегический запас дней голодных.

   - Тут только одна закавыка - сколько его не жри, все равно с голоду умрешь. Но зато с чувством сытости! - говорит Леха. - Извилина, заканчивай свои аллегории, башка начинает болеть!

   - Фокус заключается в том, что после разгрома немцев под Москвой, после Сталинграда, после того, как стало ясно, что Роммелю в Северной Африке до Палестины не добраться, сионисты окончательно разорвали договор с Гитлером и перезаключили его уже со Сталиным. Дальше, как итог, под давлением Сталина, основание государства Израиль, в котором ему, как отцу-основателю почему-то памятника до сих пор не поставили, а определили жертвенным козлом, вроде того, на которых было принято "вешать" все грехи племени и отправлять в пустыню, этим очищаясь. То же проделали с Гитлером, но сразу. И только сегодня самого Сталина с ним взялись уравнивать, когда последние живые свидетели времени исчезли, и само время потребовалось опохабить.

   Существовал ли письменный договор со Сталиным или нет? - одновременно думает Извилина. - Когда это произошло? Скорее всего не в первый, самый тяжелый год войны, а когда стало ясно, что государство русское во главе с гением, гением необыкновенным для своего времени, восточным, изворотливым, способным к самообучению во всех областях, явило способность сломать хребет очередному походу Европы на Восток. И кому, как не ему еврейство обязано возникновением собственного государства? И кого, как не его, ненавидит они столь страстно? Нарушили какие-то пункты договора?..

   Извилина исходил из мысли, что - "да". Благодарность не была отличительной чертой евреев (трудно быть благодарным, имея длинную память), а аппетиты и жажда власти, желание быть наверху, выделиться не по собственному таланту, а любыми средствами, превосходили все мыслимые стандарты. Обладая удивительным свойством - не замечать собственных преступлений, а когда это невозможно, тут же записывать их на чужой счет, карабкаться наверх, подтягивая соплеменников, какими бы качествами они не обладали - исключительно по собственной "партийной принадлежности": по факту общей крови и прожженного цинизма.

   Разве не свидетельство этому внезапное охлаждение Сталина к евреям после Великой Отечественной, которое в то время объясняли тем, что евреи не слишком героически показали себя на полях сражений? А сегодняшнее навязчивое, часто глупое, провозглашение и воспевание себя как "самой героической нации" периода Второй Мировой войны, с цитированием собственных источников и манипулированием процентами?

   Но Извилина считает возможным, что большинство неувязок возникает от некой общей "безмерности", присущей этой нации, ее капризности - которая чрезвычайно выпукло проявила себя во всех областях. В том числе, и этой внезапно проснувшейся страсти к послевоенным самонаграждениям. Как вторичное, как некая "волна", явление в полной мере себя проявившее в годы Хруща-Кукурузника, когда начались чистки "сталинских архивов".

   Но третью волну, волну сегодняшнюю, потеряв живых свидетелей, Россия не осилила - захлестнуло, наглоталась их мертвой водицы...

   --------

   ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):