Когда ночь темна,

Когда тучами все сплошь Небо застлано,

Где же знать мне, что вверху Звезды блещут, как всегда?

Выражением «звезды блещут, как всегда» переданы в переводе японские слова ари то хоси; произнесенные слит­но, они звучат аритоси пли аридоси. Иначе сказать, Цураю­ки, как и подобает искусному поэту, сложил танка в стро­гом соответствии с обстановкой: обрисовал ту картину, среди которой все происходит, и упомянул имя божества. С другой же стороны, эта песня получает смысл оправда­ния:

Когда ночь темна,

Когда тучами вес сплошь Небо застлано,

Где же знать мне, что вот здесь Бог Аридоси живот?

Старец восхищен. Он неустапно повторяет эти строфы и открывает поэту, что бог Аридоси он сам и есть. Откры­вает — и исчезает из взоров ошеломленного поэта. Исче­зает, и — о, чудо! — ураган прекращается, конь выздорав­ливает, и Цураюки может продолжать свой путь.

Таково содержание пьесы «Аридоси», одной из тех, что представляют собой третий «стиль» ёкёку — «дзйпги-но кбкоро», буквально — «божественный».

В самом деле, «божественностью» пронизало все в этих пьесах: и сам главный персонаж — божество, и сюжет обычно — встреча с божеством. По мысли создателей Но все пьесы этой категории должны давать одно настроение: чувство близости к божеству, чувство соприкосновения с божеством. У зрителей должно быть такое чувство, будто бы все их мысли, все движения сердца протекают в пол­ном единении с божеством:

По полям весной Я иду и рву плоды.

Вечность бытия!

Знают боги, как в душе Возношу тебе хвалу.

Таким стихотворением «Унъосю» хочет передать основ­ной тон этих пьес.

4) Четвертый «стиль» носит название «сяккёно кокоро» — «просвещающий». Это значит, что все пьесы этого рода насыщены особым буддийским содержанием, разра­батывают особые буддийские темы. Основной колорит пьесы должен вызывать в зрителе эмоции чисто буддийс­кого характера: «как будто бы стоишь перед святынею, как будто бы уразумел весь «Путь»; как будто бы достиг пре­дела всех желаний — стал Буддой». Характерной пьесой, принадлежащей к этой категории, является «Кантан».

Когда-то в Китае в глухой провинции проживал некий человек, по имени Росэй (Лу-шэн). Он скоро понял, что быть человеком и провести всю жизнь так зря, без толку — недостойно. И решил он обратиться на «Путь Будды». Прослышал он, что в царстве Со (Чу) в юрах скрывается отшельник — обладатель могучих духовных знаний. К не­му и поспешил он за наукой.

По дороге довелось ему остановиться на ночлег в селе­нии Кантап (Ганьдань). И вдруг к нему являются послы от самого властителя тех мест: ему уступается царский престол н предлагается все достояние царя. Росэй живет в роскоши и славе, наслаждается бесконечной «долготою дней». Но один лишь миг — и он нробуждается: все это был лишь сон. Голоса прелестниц, только что услаждавшие его слух, всего только звуки «ветра среди сосец».

И понял Росэй, что богатство, власть и счастье — одно лишь наваждение. Сердце его переполнила уже другая ра­дость: радость познания.

Основная идея пьес этого рода — именно в таком по­знании; в той мысли, что за всеми призрачными благами этой жизни кроется иное, совершенное благо; а с другой стороны,— за всеми горестями и страданиями лежит не­изреченное счастие, счастье истинного познания.

Как бы облаков Ни густела бы гряда,

Все же в небесах

Так же ясен, так же чист

Свет живущей там луны!

Так формулирует «Упъосю» основной тон всех пьес этого рода.

5) Пьесы пятой категории, представители «стиля «лю­бовного» — «рэмбоно кокоро» — в своей основе имеют те­му «охваченность любовью», как говорит «Унъосю». При этом нужно добавить, что эта любовь обычно бывает не столько радостной, сколько несчастной. «Любовь печаль­ная и вся в слезах» — вот основная тема пьес этого «сти­ля».

Такая любовь показывается обычно на сюжетах «раз­луки». Двое любящих разлучены, и нх тоска, думы друг о друге составляют основной мотив всей пьесы. Танскнй властитель Сюань-цзун потерял свою любимую подругу — прекрасную Ян Гуйфэй. Он остался на земле один и не знает, как справиться со своею тоскою. Она там — в стране блаженных, также в безысходной тоске по нем. Находится чародей, который берется проникнуть в эту страну: пере­дать красавице, как велика печаль ее господина. Ян Гуй- фэй на мгновение оживляется, вручает чародею для власти­теля — как привет — яшмовую шпильку, но — все равно: преодолеть разлуку нельзя никак! Чародей отправляется в обратный путь, а она —

...снова здесь одна,

И большею стала от встречи

Печаль, что в сердце гнездится...

Не знаю, пошлет ли судьба

Нам встретиться с ним когда-либо

Средь бега стремящихся жизнен...

( «Ё-Кихи»)

«Всякая встреча кончается разлукой». Эта буддийская формула стала почти поговоркой, и стихотворение, приво­димое «Унъосю», как наиболее характеризующее основной тон всех этих пьес, это воззрение очень хорошо передает:

Движутся, текут

И скрываются в горах Имосэ — «Чета» —

Струи Ёсино-реки...

Только ли? Все в мире так!

Струи реки Ёсино разделяются на два потока, исчезаю­щих в горах Имосэ. «Имосэ» же может значить — «муж и жена», «любимый и любимая». Отсюда — второй смысл стихотворения, тот самый, который и нужен. ⁶

6)      Шестой «стиль» носит наименование «айсё но кокоро», что значит собственно — «страдание». Характерным образчиком пьес в этом стиле может служить рассказанная выше «Сумида-гава», где мать, потерявшая своего малень­кого сына, ищет по всей стране и находит на берегу реки Сумида только его могилу. Ее стенания пронизы­вают собою все вокруг и доходят до самого потусторон­него мира: мальчик слышит голос матери и откликает­ся ей «оттуда», на мгновение даже представ видимым ее взорам.

Такое появление призраков вообще наиболее харак­терный прием для выявления айсё но кокоро. И от этого все такие пьесы заимствуют свой основной тон. «Стиль пьес этого рода так же неуловим, как неуловимо сновиде­ние, призрак ушедшего из этой жизни»,— говорит «Унъосю». Весь колорит их «.подобен сумеркам в осенний день», когда все — даже, казалось бы, самое радостное — так легко превращается в печаль...

Люди и дела,

Все осеннею порой

Кажется грустней.

Постарайся ж в эти дни

Чутким быть в своих словах!

Так старается охарактеризовать «дух» этих пьес «Унъосю».

7) На седьмом месте стоит «стиль» «превратностей жиз­ни» — «мудзё но кокоро». Его тематическую сущность хо­роню обрисовывает пьеса «Морихиса».

Храбрый воин Морихиса, сподвижник Таира, после раз­грома этого дома скрылся в Киото. Там его находят при­спешники Минамото и хотят препроводить в Камакура. Мо­рихиса, зная о неминуемой гибели, просит о том, чтобы ему дозволили в последний раз поклониться особо чтимой им богине Каннси в Киёмидзу. Получив разрешение и вы­полнив свое желание, он прибывает в Камакура и здесь, в заключении, скорбит о превратности жизни. Является арестовавший его Цутия, с тем чтобы предупредить его о казни. Морихиса с радостью готов идти, видя в смерти из­бавление от страдания. Он только молит о последней ми­лости: разрешить ему исполнить и сегодня то, что он при­вык совершать каждодневно,— прочитать священную сут­ру Каннон. Наступает ночь пред казнью. Морихиса забы­вается дремотой, и вот во сне ему является сама богиня. Сердце его исполняется радостью, и он бодро идет на место казни. Палач заносит над ним меч, но тот ломается в его руках, а сами руки бессильно опускаются.