Денис ошалело открыл и закрыл рот, как-то нервно икнул и заткнулся. Ладони вспотели, тру их о штаны, Август следит за моими движениями и хмурится… И как же у него все волнение-то искреннее, как по-настоящему. Ну не могу я его от себя оттолкнуть. Даже после всего, будто не знаю истины, будто игра все это, но зачем? Этим вопросом я задаюсь уже очень давно. Кровь убитой, ее глаза и тот Ад, через который прошли бок о бок, никогда меня не отпустит. Почему он? Лучше бы Вадим, Денис, я бы хоть понял, а этот… Он же безобидный, зачем с нами так?.. Быстро моргаю, стараясь высушить злые слезы - помогает плохо, перед глазами все плывет.
- Я заранее прошу вас не переживать и не делать из этого трагедии, - опускает голову, впервые с начала разговора пряча взгляд. Улыбается немного пьяно и, тяжело выдохнув, смотрит на Дениса. - Ты был прав, родной, я немного приболел. Точнее… совсем пиздец.
- Что именно?
- У меня рак… - сердце падает вниз, хватаю Вадима за запястье, пока он не подскочил на месте. Сжимает мои пальцы в ответ, до боли, до скрипа суставов, но так легче, проще пережить боль.
- Чего рак? - откуда в Денисе взялась эта уверенность, не пойму, он даже трястись перестал. Кажется, у него шок.
- Рак мозга. Да, я скоро умру. Четвертая стадия, безвыходное положение. Самый страшный рак – глиобластома, который образуют звездчатые клетки. Опухоль в четвертой степени развития дает шансы прожить не дольше года. Я прожил уже половину.
- Почему ты молчал? - его голос глохнет, теряя всякие краски жизни. Как врачу ему тяжелее всех это признавать. - Почему не сказал. Мы бы вылечили…
- Брось. Это слишком дорого и не эффективно.
- В деньгах дело? - не узнаю Вадима, просто не узнаю. Он отпускает мою руку, опираясь обоими на стол перед собой. - Думаешь, мы бы денег не нашли? Или бросили тебя? Ты так считаешь?!
- Нет, конечно. Послушайте, я прожил достаточно, много больше некоторых. Мне хватит. Я не хотел последние дни жизни задыхаться от химиотерапии или подохнуть на реанимационном столе. Уж простите, - начинает нервничать, злится, психует, но все еще улыбается, - но я не хочу остаться лысым после химиотерапии и подыхающим стариком в тридцатку… если бы дожил до нее. Это мой выбор, мое право, как умереть. Вам остается только смириться. Вадим, не перебивай! Я знаю, что ты бы сделал многое, что все бы страдали, искали деньги, разрывались между мной и работой. А знаете, почему? ПОЧЕМУ? Потому что только я связываю нас воедино. Не будь меня, вы бы уже давно перестали общаться. Вадим бы отталкивал Леся, Лесь бы, как всегда, ни черта не понял и пустил все на самотек. Денису нет ни до чего дела, он болен работой, и Лесь сам всегда тянул его за собой. Рано или поздно вы бы потерялись в этом мире. А я не хочу. Не могу вас так оставить. Вы должны были понять, как нужны друг другу. Как каждый из вас дорог и важен. И я заставил вас дорожить дружбой. Да - жестоко. Да - неправильно, и права такого не имел, - тяжело дышит, сжимая футболку на груди, и, проморгавшись, разом успокаивается. - Я не хотел, чтобы вы ненавидели друг друга до конца дней за то, что произошло со мной. А так бы было. Знаете же. Денис вообще бы бросил медицину, что помочь не смог, Вадька спился, про Лесю молчу - как и я, загнулся бы рано или поздно от СПИДа или наркоты. Да, Вадим, он еще и таблетки жрет периодически. Я просто хотел, чтобы вы друг у друга были, потому что безумно вас всех люблю. Простите меня. Не окажись вы в одной яме, в этом положении, вы бы не поняли… - затихает, будто слова разом кончаются.
Денис, притянув к себе мелкое чудовище, гладит его по голове, пока Август, улыбаясь, смотрит на нас. Вадим, уткнувшись в сцепленные замком пальцы и пряча лицо, плачет, глядя на Августа с неподдельной теплотой и безграничной любовью. А я… да что я… сдохнуть хочется. А еще понять, как наше чудовище смогло в одиночку перенести то, что первым раскусил виновного. И виду же не подал. И не сдал бы его никогда. Даже если бы точно был уверен, что Август убийца. Что он пережил за все это время и почему сейчас плачет? Потому что узнал правду, или потому что скрыть эту самую правду не смог?..
Августа забирают через пару минут, за которые никто так и не смог произнести ни звука. Разве что Малой что-то напевал, расшатывая и так раскрученные нервы. Уходя, он сжал обеими сцепленными руками плечо Вадима, будто прощаясь, подмигнул мне, попросив беречь наше Чудовище, и ушел. Его перевели в больницу для умалишенных и поставили диагноз: шизофрения. Через две недели состоялся суд: Денису дали два года условно, мне - четыре, с исправительными работами и подпиской о невыезде. Августа на суде не было.
Как только меня выпустили из-под стражи, я поехал в больницу, устроил настоящий скандал под ее дверьми, просил впустить меня, дать мне с ним поговорить… Тогда Вадим чудом уберег меня от повторного ареста, привез домой и отпиздил так, что встать два дня не мог. А потом узнал, что Мелкий наш повесился, написав слова песни на своей руке, что-то про дружбу, не вспомню уже, после этого апатия и полнейшее нежелание жить затопили меня с головой.
Прошло уже полгода с того рокового дня, когда я очнулся в луже крови у машины с трупом. Если бы мне кто рассказал заранее, что так может быть, я бы рассмеялся ему в лицо. Не бывает так. Но случилось. И это изменило меня, всех нас поломало.
Как ни хотел Малой, чтобы мы оставались вместе, не достиг своей цели. И дело вовсе не в том, что мы перестали дружить, наоборот, мы стали еще ближе, много ближе. Просто, уйдя на тот свет, он забрал тех нас, беззаботных отчасти, молодых, таких, какими мы были десять лет назад, при первой нашей встрече… он забрал нас с собой, туда, откуда не возвращаются.
Я пытался на него злиться, пытался возненавидеть, пытался в его жестокости найти тот отторгающий меня фактор - и не мог. Передо мной все также, как живой стоял молодой невысокий худощавый парнишка, с ярко-красными волосами и искристым, полным жизни взглядом. Пускай и умирал он душой очень давно, он навсегда останется для меня другом. Человеком, которому бы доверил свою жизнь даже после того, как он чудом чуть не просрал мою.
Быт наш тоже пришлось поменять. Квартиру у меня родители отобрали, последний раз я их видел на похоронах Августа, да и тогда мне было не до них. Все мое внимание забрал Вадим. Дождь шел, почти ливень, нам толком-то и попрощаться не дали… Не знаю, откуда тогда взялись силы, но заломать Вадьку удалось не сразу. Он кидался на гроб, не понимал, что происходит, звал Августа, шаря безумным взглядом по живым. Уткнув его мордой в грязь, я просил его прийти в себя, умолял не сдаваться, принять выбор Мелкого. Он больше двух часов просидел под ливнем в тонкой куртке прямо в луже грязи перед новеньким деревянным крестом. Он звонил Малому, удивлялся, почему тот не берет трубку, писал СМС, говорил, что убьет его, если он не обнаружится… а потом в один момент затих, выдохнул неестественно резко и улыбнулся. Понял, что его больше не вернуть и не услышать его мелодичный говор, в холодильнике не будут вечно пропадать продукты, а вещи перестанут перемещаться по квартире по желанию безумного авангардиста. После того дня я ни разу не видел слез Вадима, будто и болеть за что-то так сильно, чтобы душа рыдала, ему уже было не за что.
Дениса конечно уволили, даже не уволили, а мягко попросили. Он у нас оказался парень упертый. Медицину не бросил. Сейчас работает водилой на Скорой помощи, а по выходным в платной клинике врачом подрабатывает. Там же, по сути, пациентам все равно, кто их лечит, главное, чтобы за свои отданные деньги получали квалифицированную помощь, а уж в умениях Дениса сомневаться не стоило.
Я сам написал заявление на увольнение. Не смог больше сидеть в офисе. Забросив юридический красный диплом на дальнюю полку и присыпав горкой пыли, устроился замом на склад. Работы много, тяжелая, да и нервы жрет не дай Бог никому, но мне нравится, помогает отвлечься.
