Вильям медлил. Тогда Рут скрылась в задней комнате, и ему оставалось только следовать за ней.

Внутри стоял тяжелый дух животного жира и мяса, не то чтобы отвратительный, но такой сильный, что непривыкшего человека от него мутило.

– Скоро вернусь! – крикнула она из кухни. – Дело-то хлопотное, за пирогами глаз да глаз нужен!

Ее речь перемежалась грохотом подносов и случайными глухими ударами – такие звуки обычно не издают те, кто готовится к свиданию. Вильям не знал, куда себя деть, поэтому заглянул на кухню. Рут стояла к нему спиной, с закатанными рукавами, и месила тесто.

– Еще минуту! – бросила она через плечо и вернулась к работе.

Уолкер встал в дверях и оглядел комнату. Она была маленькая, не больше десяти футов, но в ней помещалось все необходимое для пекаря: на полу большие глиняные кувшины с мукой, стол с прикрученной к нему мясорубкой, а под ней – ведро, полное коричнево-серого фарша; на столе лежали увесистые куски мяса и хрящи, блестевшие на солнце; с тонких сухожилий свисали узлы белого жира и липкой прозрачной пленки; в огромных блюдах с кровью – сырые легкие, сердца и прочие внутренности. Кровь переливалась через край, ее ручейки сходились на столе и покрывали большую часть деревянного пространства, а на сухих островках были заметны въевшиеся коричневые пятна. Слева от Вильяма почти до потолка высилась печь, холодная, но забитая жестяными формами (в основном маленькими, среди которых затесались одна или две больших, все пустые и убранные явно впопыхах). Наверху тоже были формы, они касались потолка, и даже Рут приходилось вставать на стул, чтобы их достать. Когда глаза Вильяма свыклись с полной неразберихой, он разглядел неровные стопки форм на полу и в углах и трехфутовую гору над раковиной, заслонившую все окно.

Не веря собственным глазам, Уолкер потряс головой. Под размеренные движения Рут его взгляд бегал от одного развала к другому, от сочащейся кровью требухи к грязным жестяным формам. Повсюду валялись большие сковородки, до краев полные густой мерзкой жижи – по-видимому, той же самой, которую он с наслаждением вкушал дважды в день.

Но не реалии мясной лавки повергли его в такое смятение, ведь Вильям работал на фабрике по производству шодди, где вонючая грязь стала его хлебом насущным. Нет, Уолкера поразил хаос, полный беспорядок, царивший на кухне, – один его вид оскорблял хладнокровную логику инженерной мысли. Всюду анархия, безнадежное смятение, отсутствие какой-либо модели. Вильяму даже стало стыдно за себя. Это же надо – прокрасться за прилавок и с омерзением разглядывать чужую кухню, столь отличную от того, что выставляется на продажу! Хуже того, Уолкер понимал, что, пока здесь не наведут порядок, ему не поесть чудесных пирогов Рут Кент. Всякий раз это кошмарное зрелище будет туманить его чувства и перебивать вкус.

Чтобы осмыслить, как такое вопиющее пренебрежение к собственному делу могло повторяться изо дня в день, Вильям задал Рут несколько простых вопросов: в какие часы она печет, каковы размеры партий, как она заказывает и готовит мясо. Такие элементарные вещи, по его разумению, должен знать каждый. В этих цифрах и фактах измеряется любое предприятие, а работа – не что иное, как следование строгому алгоритму чисел. Но Рут не нашлась что ответить. Она даже не помнила, сколько раз в неделю топит печь (а может, и не знала). Партии? Сколько чего? Как ты сказал? Что-что? А допрос все продолжался, и скоро Вильяму стало ясно, что Рут погрязла в тумане хаотичной рутины. Он взглянул на ее ноги и увидел потрескавшиеся туфли, пропитанные мукой и жиром; руки – грубые, в мозолях, под кожей перекатываются крепкие веревочные мускулы. Весь разговор Рут месила тесто, покачивая головой.

Вильям выяснил, что она делает тесто для большой партии пирогов, которые по обыкновению лепит поздно вечером, а на рассвете ставит в печь. Пока они пекутся, Рут успевает подготовить вторую партию. Только так она может обеспечить всех желающих обедом. Днем наступает очередь следующей партии, вечерней. А потом магазин закрывается на ночь, и все повторяется.

Уолкер пришел в ужас. Подумать только, вывести Рут на прогулку, когда у нее и часа свободного нет! Столько времени она просто не может потерять.

– Так, – сказал он, снимая пальто и закатывая рукава, – дай-ка я подсоблю малость.

С этими словами он подошел к раковине и принялся мыть грязные формы. Рут даже пикнуть не успела. А потом, увидев его под горой форм, на которые он смотрел с видом завоевателя, рассмеялась.

Они дружно взялись за работу. Под веселую и беззаботную болтовню она давалась им легко, словно бы в грохочущем пульсе кухни неожиданно нашлось место для приятной беседы. Вильям с головой ушел в дело и в грязных формах для выпечки обнаружил новое испытание, задачу, которую только предстояло решить. Поэтому он говорил, не задумываясь, снова и снова, пока не перемыл всю посуду. Лишь вытирая руки и восхищаясь проделанной работой, они вдруг осознали, что впервые поведали кому-то о смерти своих благоверных, и с удивлением заметили покрасневшие глаза друг друга.

С того дня всю вечернюю работу влюбленные делали вместе. Вильям заходил к Рут после фабрики, и они ужинали пирогами, маринованными овощами и фруктами. А потом приступали к ночной партии. Каждый раз у Вильяма находилось несколько вопросов. Какие-то из них смущали Рут, другие – раздражали своей упорной педантичностью. Сколько хранится сырой пирог? Сколько костей нужно, чтобы сварить кварту бульона? Жир ты покупаешь фунтами или стоунами? Зачем эти завитушки на верхней части пирога? Можно ли класть в помазку меньше яиц, или от этого изменится ее цвет? Есть ли специальный инструмент для прокалывания пирогов? А перец выдыхается?

Ну уж нет! В конце концов Рут велела Уолкеру помолчать, а тот из врожденной робости сразу же утих. Но через несколько минут снова завел шарманку, и теперь она покорно отвечала на все вопросы. Так длилось около месяца: он престо мыл посуду, месил тесто и расспрашивал Рут, украдкой мотая на ус необходимые сведения. В его уме зрел план, вмещающий факты, цифры и собственные подсчеты Вильяма. Вычисления давались инженеру легко и не стоили даже малейших усилий – работал простой здравый смысл. Однажды вечером, когда пироги были готовы, он достал из кармана клочок бумаги и попросил Рут сесть.

Основной упор Уолкер сделал на время. Он подсчитал, что из-за неправильного планирования и организации труда Рут тратит половину всего времени и сил впустую.

– Ты только взгляни на свою мясорубку!

Рут пожала плечами:

– Самая обычная.

Но Вильяму было лучше знать, и он попросил нескольких производителей прислать каталоги изделий, среди которых были мясорубки вдвое больше и мощнее, что позволило бы сэкономить массу времени. Формы для выпечки должны аккуратно стоять на полках. Уолкер показал, куда их можно повесить, и вычислил точные размеры, а исходя из них – вместимость каждой полки. «Не займет и часа!» – сообщил он и задумчиво потер подбородок. А мука! Что мука? Что, черт возьми, не так с моей му… Кувшины слишком глубокие и стоят прямо на полу. Поднимем их, и тебе не придется постоянно нагибаться. Да-да, я посчитал, ты нагибаешься около двухсот раз в день!

Тут она всплеснула руками и громко фыркнула, хотя на самом деле ей не терпелось услышать все остальное. А остальное, как выяснилось, было даже важнее. Нужно купить печь побольше и топить ее строго по расписанию. Партии должны быть одинакового размера, чтобы каждый раз полностью использовать ресурсы печи и сократить расход угля. Да, и тесто пусть делает кто-то другой.

Рут опустила глаза и смахнула муку с фартука. Вильям утверждал, что если нанять помощника и внести другие предложенные им изменения, то у нес освободится целых полдня, и эти часы она сможет потратить на расширение дела или на все что угодно. И, конечно же, в его блокноте не одна страница посвящена идеям по расширению торговли.

Для Рут это было слишком. Она поблагодарила Вильяма за доброту, подвела к выходу, поцеловала и захлопнула за ним дверь. В тот вечер она направилась сразу в спальню, где прямо в одежде и туфлях, пропитанных жиром, хлопнулась на постель. Стемнело. Рут посмотрела на часы. Они остановились, но она знала, что уже через несколько часов ей надо вставать и приниматься за работу. Рут закрыла глаза и погрузилась в беспокойный сон.