-- Сед-ю! Сед-ю!.. Черная река называется! -- пояснили они москвитянам, вопросительно глядевшим на них. -- Отселя на плотах можно плыть, на Каму-реку скоро вынесет... А дальше пути мы не ведаем, не взыщите с нас, добрые люди!..
-- Что ж, и на том спасибо, что доселя довели вы нас, -- сказал Пестрый и отпустил всех проводников, наградив их за верную службу.
Закипела спешная работа по изготовлению больших прочных плотов, на которых можно было бы сплавить и лошадей со всяким скарбом и припасами, значительно полегчавшими после перехода по сухому пути... На другом берегу были замечены какие-то люди, несомненно уже обитатели Перми Великой, рубежом которой считалась речка Черная. Это заинтересовало Пестрого, пожелавшего поглядеть на пермян, нужных, кстати сказать, и для допроса о том, каким путем легче идти к пермским городкам и что делается в Перми Великой. Охотники для поимки "языков" нашлись. Это были пятеро отчаянных головорезов, живо переплывших реку на двух связанных бревнах и устремившихся за невзрачными лохматыми людьми, прятавшимися в чаще деревьев. Но результат получился неутешительный. Пермяне, как зайцы, метнулись в глубину леса и скрылись из глаз преследователей, криками и стрелами заставлявших их остановиться. Обескураженные воины принуждены были вернуться ни с чем.
Пестрый улыбнулся и сказал:
-- А прытки, одначе, люди здешние! От таких молодцов утекли!.. Ну, да и то принять в расчет должно: они ведь от смерти спасались, потому как стрелами вы осыпать их начали. А стрелами ведь беглецов не останавливают, но завсегда добром кричат. А у вас на то сметки не хватило, стало быть? Эх вы, ребята несмысшленые, храбрецы пересоленные!..
"Храбрецы пересоленные" только покраснели от таких слов большого воеводы и молча отошли в сторону, сознавшись в душе, что действительно поступили не совсем правильно.
Сведения об удобнейшем пути, таким образом, добыты не были, но в среде ратников нашлось много людей, проходивших с князьями Руно и Звенцем через Великую Пермь в 1468 году, при возвращении с набега на черемисскую землю. Они доложили начальникам о том, что помнят кое-какие места, посещенные ими при названном походе, ознаменованном удачными стычками с казанцами и подвластными им народцами. На Каме они могли бы указать начало пешеходной тропы к пермским городкам, являвшимся целью похода князя Пестрого.
-- А ладно, -- промолвил большой воевода, выслушав уверения ратников. -- Погляжу я, что выйдет из вас. А только не позабыли ли вы места здешние, как я их позабыл, не бывавши здесь?..
Пестрый любил пошутить, обращаясь со своими подчиненными, но его видимое сомнение в памяти самодельных проводников-ратников оправдалось впоследствии: пришлось много дней поколесить по лесам в поисках настоящей дороги, которую так и не могли найти вплоть до приближения к реке Низьве.
По Черной московское войско сплыло в Каму, там вышло на берег и целые десять суток пробиралось по лесам и болотам, замащивая трясины жердями и бревнами, по которым свободно проходили и люди, и лошади. Воины, вызвавшиеся указывать дорогу, смущенно молчали, потерявшись в страшных чащобах, окружающих их со всех сторон. "Языка" поймать не удавалось, хотя часто ратники разведочных партий видели перед собой низкорослых всклокоченных людей, испуганно шмыгавших между деревьями, откуда их нельзя было достать. Однако, по соображениям одного ученого монаха, бывшего при Пестром в числе пятерых духовных лиц, посланных митрополитом Филиппом, москвитяне двигались по верному направлению, а именно к реке Колве, считавшейся сердцем пермского края.
И вот перед глазами грозных пришельцев стали открываться небольшие расчищенные места, уставленные маленькими лачужками, покинутыми разбежавшимися жителями. Ратники заметно ободрились. Начальники приняли веселый вид, радуясь, что приближались к заветной цели, так долго не дававшейся им в руки. Несомненно, Колва была неподалеку, о чем следовало разузнать теми или другими способами. И вдруг, к удивлению москвитян, в стан их явился худой, изможденный человек, высокого роста, широкоплечий, с болезненным блеском черных глаз, глубоко запавших в свои орбиты. На вопрос "Кто он такой", человек этот отвечал по-русски:
-- Племени русского я. Из Новгорода Великого я прибыл сюда к землякам своим, кои в Малом Новгороде живут. Такой городок здесь есть, может, слыхали о нем?
-- Как же, слыхали кое-что. Говорят, новгородцев тут много живет?
-- Около полсотни наберется, пожалуй... А я к вам по делу пришел. Ведите меня к воеводе вашему. Ему я все обскажу.
Новгородца отвели к Пестрому, отдыхавшему в своем походном шатре. Пестрый оглядел новгородца с ног до головы и спросил:
-- Какое же дело твое, добрый молодец? Говори все без опаски, люблю я правду слушать...
-- Хочу я помочь вам пермян покорять, укажу вам дорогу к городам ихним...
-- Чего ж ради помогаешь ты нам? Неспроста же к нам ты качнулся?
-- Обидели меня сотоварищи, из Малого Новгорода прогнали. Подрался я, вишь, со старостой Коротким, скулу ему набок повернул. А он на вече жалиться стал, понавел туману на всех, просто хоть четвертуй меня за дела неподобные, о коих и я слыхом не слыхивал. А крикуны вечевые даже обрадовались, не любили, вишь, меня за слова язвительные... ну, и присудили на вече: выдворить меня из Малого Новгорода на все четыре стороны... яко татя какого непотребного...
-- А ты и захотел им за то отплатить, а? -- усмехнулся боярин и укоризненно покачал головой.
Незнакомец горячо воскликнул:
-- Человек бо я есть, воевода славный! А человек завсегда человек... возгорелось сердце мое на обидчиков... Потому как три недели с лишним по лесам я скитался, всякою дрянью питался, ни часу покою не знал! А пермячишки эти проклятые как зверя меня травили... Ну, и не могу я обиды стерпеть, покажу вам дорогу к городкам пермянским... и все как есть обскажу, ежели позволишь ты речь мне держать...
-- Говори, я слушаю тебя, -- наклонил голову Пестрый и, брезгливо поморщившись, приготовился внимать новгородцу, который не нравился ему тем, что в отместку за обиду, нанесенную ему вечем Малого Новгорода, не задумался предать свою новую родину.
Новгородец, которого звали Иваном Шувалом, подробно рассказал ему о современном положении Перми Великой, об укреплении пермских городков, наполненных тысячами защитников, о прибытии в Покчу партии повольников с боярчонком Арбузьевым во главе, вступивших в союз с местными князьями, порешившими биться с Москвою на жизнь и на смерть, что было подтверждено у них клятвою. Затем Шувал сообщил о том, что вера православная среди пермян только на ниточке держится, ибо все к Войпелю поганому вертаться замышляют, даже князья туда же глядят... Вообще, положение было серьезное, обещающее большие трудности, особенно при том условии, если пермяне оказались бы храбрыми людьми, исполненными твердой решимости сопротивляться русским до последней крайности.
Князь Федор Давыдович слушал и молчал, прикидывая в уме, как лучше действовать далее, чтобы без лишних потерь покорить Пермь Великую под нозе государя Ивана Васильевича. Присутствие Арбузьева с товарищами сильно обеспокоило его. Кто знает, какую штуку выкинут эти отчаянные головы, преисполненные к Москве злобы и ненависти? Не потерпеть бы, прости Господи, неудачи из-за забубенных головушек, так некстати затесавшихся в пермскую землю?..
"Да нет, не может того быть, -- решил Пестрый, слишком уверенный в своих силах, чтобы сомневаться в благополучном конце порученного ему дела. -- Не поддадимся же мы здешним воителям, хоть и новгородцы им помогают!.."
-- А какой городок других покрепче будет? -- спросил он у Шувала, осененный новою мыслью.
-- Покрепче всех Изкар будет, на горе высокой он стоит, каменным валом обнесен. Говорят, стойкий городок, настоящее гнездо разбойничье...
-- А ты не бывал разве в Изкаре?
