-- Нет, нет, с Волги-реки не придут москвитяне, -- уверенно проговорил Арбузьев, -- потому как слухов о них не было, что они по Волге путь держат. Вернее, на Вятку они тронулись из Ярославля либо через землю зырянскую пустились сиречь, через Старую Пермь. Оттуда и ждать их следует.
-- Я тоже говорю: от Старой Перми москвитяне придут, -- подтвердил Микал и, посоветовавшись с другими князьями, решил послать в глубину лесов, тянувшихся в сторону зырянского края, особых разведчиков, которые бы зорко наблюдали за тем, не появятся ли где передовые отряды неприятеля, наступающего на Великую Пермь.
Далее князья и Арбузьев вывели заключение о том, сколько сил найдется у них для отражения московского нашествия. Микал и Ладмер рассчитали, что у них в Нижней Перми соберется около трех тысяч добрых ратников, большинство которых хорошо стреляли из лука. Это были отборные охотники, проживающие в Чердыне, Покче, Уросе и в ближайших от них селениях. Да кроме того, представлялось возможным увеличить число дружинников жителями поселений, разбросанных среди пермских лесов и болот, куда редко заглядывали даже служители князя Микала для сбора "кормов княжеских". Таким образом, в Нижней Перми должна была составиться рать в тысячи четыре с лишним человек, благодаря чему надежда на благополучный исход столкновения с Москвою не угасала в сердце Микала.
Князь Мате заявил, что у него в Изкаре найдется не менее четырехсот метких стрелков из лука, из которых многие даже в птицу на лету попадают. А подстрелить птицу на лету являлось высшим достоинством тогдашнего охотника. Затем в других поселках Верхней Перми можно было набрать еще до тысячи душ ратников, что в общей сложности составило бы дружину численностью до полутора тысяч человек, готовых по знаку своего предводителя встречать москвитян смертным боем.
-- Значит, у нас с дядей Ладмером да у тебя, князь Мате, тысяч шесть с лишним ратных людей наберется, -- высчитал Микал, загибая правою рукою пальцы на левой руке. -- Да вот новгородских витязей шесть десятков есть, а они, пожалуй, шести тысяч наших стоят...
-- Ну, где же нам! -- отмахнулся Арбузьев, но видно было по его лицу, что похвала князя -- хотя и "пермянского князя" -- приятно пощекотала его самолюбие.
-- На тебя, Василь Киприянович, да на товарищей твоих главная надежда наша, -- продолжал Микал, высказывая свои сокровенные мысли. -- А без тебя да без витязей твоих куда нам с Москвою тягаться?.. А теперича дерзнем мы!.. А еще попросим мы тех новгородцев, кои в Новгороде-Малом живут. Они нам тоже не откажут, я думаю. Ибо в дружбе мы с ними состоим...
-- А много их живет в Малом Новгороде? -- спросил Арбузьев, слыхавший уже о русском городке, выросшем среди пермских дебрей.
-- А до полсотни человек наберется, кажись. И все они охотники рьяные, всякого зверя умеют ловить. А летом рыбы много добывают. Так что житье у них не худое, можно Богу спасибо сказать...
-- Отчего ж они не помогли вам вогулов отбить, ежели в дружбе с вами состоят?
-- А полагать надо, на промысле были они, на реках рыбу ловили. Да и кто про вогулов мог знать, ежели уж нас самих врасплох они застали!..
-- Так, так! -- закивал головой новгородец. -- Вестимо, где же им знать? Уж ежели сам воевода твой Бурмат не смог вогулов выследить, когда они отсюда убежали...
-- Оплошал я, чего говорить!.. -- вздохнул Бурмат, до сих пор молчаливо сидевший в уголке, не вмешиваясь в разговор князей и Арбузьева. -- Асыка убраться успел... Перепутал он следы свои всячески... Хоть во все стороны погоню посылай! Мы, видишь ли, в лес от реки пустились, а он, шельмец, тем временем к реке-то и прошмыгнул да берегом до Низьвы шел. А там его и повстречал князь Мате...
Воеводе было досадно, стыдно немножко при напоминании о бесплодной разведке им в окрестных лесах, но Микал успокоил его, сказав, что Асыку задерживать не стоило бы, потому что в противном случае могло бы выйти новое кровопролитие, нежелательное при таких обстоятельствах...
-- Асыка не опасен теперь, -- добавил Микал. -- Зачем же на бой его вызывать? Лучше мы людей сохраним, чтоб Москву достойнее встретить. А потом пускай Асыка утекает, скатертью дорога ему!..
-- Что же, пускай утекает! Не жалею я о нем нисколечко! -- усмехнулся Арбузьев. -- Только, слышите, поторопиться бы вам надо рать собирать, ибо с часу на час москвитяне нагрянуть могут...
-- Да ведь у нас лучшие ратники дома живут, завсегда под рукой стоят. Только слово сказать им -- и сразу готовы они будут на врага идти! А которые далеко живут, тех через юнцов потребуем мы к тому месту, где враг угрожать начнет... Вот и все сборы наши!
-- А завтра я в Новгород-Малый проберусь, побываю у земляков своих, -- заявил новгородец. -- И постараюсь на москвитян их воздвигнуть. Наверное, они не откажутся... А вы проводника мне дайте.
-- А я в Изкар обратно уеду, чтобы тоже встречу Москве уготовлять, -- сказал Мате. -- А ежели нужно будет, не прочь я, князь Микал, по слову твоему двинуться с ратниками туда, куда ты прикажешь...
-- Спасибо тебе, князь, за готовность твою! Надеюсь я на тебя, как на себя самого!..
Разговор завершился сытным ужином, после чего все улеглись спать, стараясь не помышлять о грозившей напасти, занимавшей воображение многих людей, в особенности же князя Микала. Микал, против обыкновения, не мог заснуть и напряженно думал о том, овладеет ли Москва Пермью Великой, огражденной от внешнего мира лесами и болотами? Не поможет ли опять Бог христианский, как помог Он вогулов от Покчи отогнать?.. Но тут прежние сомнения и недоумения проснулись в душе покчинского князя, незаметно для самого себя склонившегося к мысли, что, быть может, взаправду другая причина была, а попу Ивану удалось только случаем попользоваться, как это Ладмер ему доказывал.
"А ежели и толкуют вогульчишки, коих в полон мы взяли, будто над попом светлые юноши реяли, то разве поверить им можно? Они ведь со страху не то еще увидеть могли! А на деле, может, ничего не было... Не знаешь, чему и верить... Плохое житье наше. Отовсюду беда нам грозит. Москва к нам руки свои загребущие протягивает... Эх, кабы да москвитян нам отбить, какая бы великая радость была для всей страны пермской!.."
XI
После погребения героев-покчинцев, убитых в схватке с вогулами, игумен Иоанно-Богословского монастыря, совершавший заупокойную службу, привернул к князю Микалу, считая своею обязанностью посетить старшего владетеля Перми Великой.
Это было на третий день после отбития приступа Асыки, бежавшего от Покчи в такой момент, когда победа уже клонилась на его сторону...
Игумен был маленький юркий старичок, любивший поесть и выпить, но зато внешне строго исполнявший монастырский устав, отличавшийся, впрочем, большими вольностями по сравнению с русскими монастырями того времени.
-- Буди здрав, князь высокий! -- приветствовал он хозяина, ставя в уголок свой посох. -- Не горюй, что многих слуг лишился ты в одночасье... На то, значит, воля Божия!
-- Плохи наши дела, отец Максим! -- отозвался Микал, пасмурно поглядев на монаха. -- Приходится поневоле горевать... Не сегодня-завтра Москва на нас насядет...
-- Да ведь Москва православная страна, не так ли?
-- Православная.
-- И свет Христов от Москвы сюда пришел, так?
-- Стало быть, от Москвы... ежели уж так ты толкуешь...
-- Не я толкую, князь высокий, а дело за себя говорит, -- мягко возразил игумен. -- А коли уж Москва православная страна, а пермяне православные же люди, стало быть, нет нужды тебе тосковать-горевать о чем не следует... И с новгородцами хороводиться не надо тебе...
-- Не пойму я тебя, отец Максим. Отчего ж не хороводиться мне с новгородцами? И разве радостно мне будет, если Москва над нами власть заберет?
Игумен тряхнул космами своих седых волос и сказал:
