— Проклятье!

Глаза Мэри распахнулись, рот раскрылся от удивления, а внутренний голос посылал тревожные сигналы в каждую клеточку ее тела. Вдруг, прежде чем она смогла полностью понять, что происходит, ширма, отделявшая ее от, как ей казалось, священника, сдвинулась в сторону, открывая последнего человека, которого она ожидала увидеть.

Длинный черный кашемировый плащ, на котором искрились и переливались капли воды, покрывал его внушительное тело. Его светлые волосы были все еще влажными от раннего осеннего дождя, которого Мэри удалось избежать, воспользовавшись зонтом. Его зеленые глаза, обычно рассудительные и доверчивые, сейчас свирепо прожигали, выбивая весь воздух из легких и заставляя ее сердце остановиться. Выражение его лица соответствовало его пламенному взгляду — твердое, жесткое, непримиримое.

Как у испуганного кролика, первым побуждением Мэри было убежать. Ее план, должно быть, был очевиден для него, потому что он протянул руку через отверстие в ширме и схватил ее за руку прежде, чем она успела пошевелиться.

— Нет... — его голос был низким, угрюмым и мрачным. Прищурив глаза, он усилил хватку на ее руке. — Не делай этого.

Ее разум был в ступоре, она не могла пошевелиться, не могла думать, не могла говорить. Она могла только смотреть на него, на этого мужчину, которого любила, поверженного и беспомощного, столь же открытого и уязвимого, как младенец.

Наконец она с трудом сглотнула и отвела взгляд, не в силах вынести обвинения и предательства в его глазах.

— Майкл… ты делаешь мне больно, — она дернула рукой, пытаясь вырваться из его железной хватки, и он ослабил ее, но не отпустил. Вместо этого, он потянул ее руку через отверстие так, что она была вынуждена наклониться вперед, и ее рука коснулась его груди. Она чувствовала, как он смотрел на нее долгим взглядом, и знала, что была трусихой, потому что… сколько ни пыталась, не могла заставить себя встретить его взгляд.

Когда он заговорил, его голос звучал замкнуто и отстраненно.

— Ты не отвечала на мои звонки, — Мэри снова вздрогнула и закрыла глаза, желая просто исчезнуть. — Думаю, теперь я знаю почему, миссис Алессандри.

Мэри покачала головой.

— Не…

— Ты беременна.

— Пожалуйста…

— Ты собиралась сказать мне?

— Майкл…

— Ответь мне.

Мэри попыталась вытащить руку из его хватки, но лишь уронила перчатку на пол.

По-прежнему с закрытыми глазами, она покачала головой и всхлипнула.

— Я не могу.

Она почувствовала, как его рука напряглась, он снова потянул ее за руку, а его тон стал суровым и настойчивым.

— Ответь мне.

Поджав губы, она подняла подбородок и встретилась с ним взглядом; ее голубые глаза, светящиеся ложной гордостью, удерживали его взгляд, и она сказала ему правду:

— Нет.

Он вздрогнул, и как будто в его суровой внешности появилась брешь, но секундная вспышка боли и неподдельное удивление быстро сменились презрением. Мэри почувствовала, реально почувствовала, как разбилось ее сердце, а боль в его глазах выбила весь воздух из легких.

Она услышала приближающиеся тихие шаги телохранителя, поскольку знала звук его шагов наизусть. Майкл предупреждающе прищурил глаза, но ему незачем беспокоиться. Хоть она и была лгуньей и прелюбодейкой, но любила его. Мэри точно знала, что он предназначен для нее, и она никогда не предаст его и не позволит узнать о нем своей семье.

Она не пошевелилась, не издала ни звука, и телохранитель прошел мимо исповедальни и вернулся на свое прежнее место.

Майкл сглотнул и медленно выдохнул.

— Слушай меня очень внимательно, — каждое слово было резким, а голос соответствовал его ледяному взгляду. — Ты сейчас возьмешь себя в руки и соберешь свои вещи. Пойдешь к вашей семейной скамье в церкви и выскажешь свои раскаяния…

Ее ресницы дрогнули, и она попыталась запротестовать:

— Что за раскаяния…

— Заткнись и слушай, — зарычал он, обхватывая пальцами ее запястье и прижимая ее руку к своей груди. Несмотря на его спокойный тон и холодный внешний вид, она чувствовала стремительный ритм его сердца и знала, что маска спокойствия может разрушиться в любую секунду. — Ты пойдешь со мной.

Она покачала головой.

— Я не могу…

— У тебя нет выбора.

Ее губы скривились в ухмылке, и она сказала скрипучим шепотом, скорее самой себе, чем ему:

— У меня никогда его нет.

Его взгляд блуждал по ее лицу, выражение его лица лишь слегка смягчилось, и он медленно выпустил ее руку. Она вытащила ее назад через открытую ширму, осторожно протирая запястье. Мэри была поражена тем, насколько он был красив, и оплакивала свое существование и ситуацию, в которой они оказались. Оплакивала боль, которую причинила ему, и в душе проклинала себя. Слезы жгли глаза, но она заморгала, пытаясь не дать им пролиться.

Все еще стоя на коленях, она подняла с пола четки. Он вздохнул, откинулся в кресле священника и затем не так напористо и менее властно продолжил:

— После того как ты покаешься, пойдешь к задней части церкви и скажешь своему охраннику, что тебе нужно в туалет.

Она закрыла глаза и медленно покачала головой.

— Оказавшись внутри, досчитай до ста и закрой лицо вуалью. Я разберусь с охранником, и мы уедем вместе.

Она всхлипнула, поднимая с колен черное кружево вуали.

— Это не так легко, как ты говоришь.

— Это легко.

Она обернула кружево вокруг шеи, затем подняла на него взгляд и спросила дрожащим шепотом:

— Что потом? Что произойдет, мы просто уйдем?

— Да.

— И куда мы уедем? Что будем делать?

Он пожал плечами, доставая пистолет и снимая его с предохранителя.

— Мы поженимся.

Она недоверчиво посмотрела на него, сердце забилось где-то в горле, а затем в одно мгновение рухнуло вниз.

— Я… я… я уже замужем.

Его взгляд переместился от оружия к ее лицу, и он спрятал пистолет за пояс. Мэри удивила интимность его взгляда, он ощущался словно любовная ласка, но когда Майкл заговорил, его голос был такой же безжизненный, как и его намерения.

— Очень скоро ты станешь вдовой.