Попасть в юрты-кумирни мне не удалось; та-лама под различными предлогами отклонил это, несмотря на разрешение гегена; может быть, я сам виноват, не сделав особого визита та-ламе. Мне пришлось, ограничиться осмотром и фотографированием снаружи, причем ламы спешно убрали с помоста бубен (вероятно особенно священный), когда я устанавливал аппарат.

   После заката солнца по долине раздались гармонические звуки бубна и утонули в глубоких долинах. Утром -- тоже удары колокола и бубна, сопровождаемые резким звуком трещоток, выходившим из юрт-кумирен, перед которыми одинокий лама отвешивал земные поклоны.

   Хуря прикочевывает сюда, конечно, только на лето, а зимовка где-то внизу в постоянной резиденции, недалеко от ставки торгоутского вана¹¹¹.

   29 июля. Выступили вниз по Дурульчи только около полудня. По мере спуска лес из листвениц и елей делается все гуще; крупные старые ели местами образуют плотную стену. Ниже появляются тополи и береза, а берега поросли тальником. На более открытых местах жимолость, таволга, крыжовник. Из долины Дурульчи вступили в Сацингол, который около 3 часов дня привел нас к широкой степной долине, где Сацингол и Шонтингол впадают в Ихе-чингиль; эта степца носит название Корум-бельтир; она поросла полынью, ковылем, низкими кустами таволги, Echinops и др. С кустов таволги сняли несколько богомолов; вообще мы заметно спустились¹¹².

   Чингиль, приняв в себя притоки, круто поворачивает на юг и входит в тесное скалистое ущелье. Мы же немного подвинулись вверх по Чингилю и, перейдя его глубоким, но удобным бродом, встали около 4 часов на правом берегу, на красивой поляне, вблизи листвениц и поля, засеянного просом и ярицей.

   Чингиль здесь достигает 20--25 сажен ширины; вода совершенно прозрачна, но рыбы тоже нет, как и в Булгуне.

   Вблизи нашелся киргизский аул, где я рассчитывал достать барана. По этому поводу расскажу один эпизод, характерный для психологии кочевников.

   Монгол хазырчи, данный мне кобдоским амбанем, взял зачем-то с собой вторую лошадь, кроме верховой; вторая лошадь несла две почти пустых вьючных сумы, но по мере нашего движения и посещения попутных аилов сумы наполнялись чайными кирпичами, собираемыми с монголов. Сказывается, что все чины администрации по положению пользуются довольствием от населения. Когда мне требовался баран, я поручал его покупку тому же хазырчи, но он, как я узнал потом, деньги отправлял в собственный карман, а барана брал даром. Хазырчи, узнав о моей осведомленности по этому поводу, заявил мне, что за баранов денег платить не нужно, так как и я, находясь под покровительством китайской администрации, тоже пользуюсь правом бесплатного довольствия. Я пробовал протестовать и старался отыскать хозяина доставляемых баранов, во тщетно: это мне не удавалось, и три-четыре барана мне пришлось, принять даром. На Чингиле я изловил-таки хозяина, приведшего барана, к его великому удивлению, вручил ему деньги и был очень доволен. Но ближайшей же ночью еще незаколотый баран исчез. Вероятно, его украл сам продавец, решивший, что какой же я начальник, если покупаю баранов, а не беру их даром. Мой престиж, очевидно, упал, так как дальше пришлось платить дороже действительной стоимости.

   30 июля. В 10 часов выступили в западном направлении и скоро приступили к подъему по сухому логу, поросшему чием, таволожкой, полынью, жимолостью и белым шиповником. Через час мы были на перевале, сложенном из скал слюдистого сланца, и еще через 20 минут спустились к ручью Ильзыт-булак. За ним новый подъем к более высокому перевалу; подъем длится около полутора часов. С перевала открывается широкий вид на степную долину р. Чанкан. Пройдя немного скалистым косогором, мы круто спустились в долину какого-то маленького притока Чанкана и довольно долго шли вниз по долине, мимо киргизских аулов, где в это время производилась стрижка шерсти. Здесь мы в 3 часа дня отвернули вправо на перевал и, потеряв дорогу, вышли в долину р. Билют, притока Чингиля.

   По наведении справок у киргизов, пришлось круто повернуть на юго-запад и новым перевалом спуститься в долину какого-то ручья. Тесной долиной этого ручья мы шли часа два и, наконец, перевалив невысокую гриву, около 8 часов вечера спустились в широкую степную котловину с высохшей полынью и пылящей землей. Котловина окружена невысокими безлесными кряжами; по ней протекает речка в 2 аршина шириной по названию Хоро-шоро, впадающая в Чанкан и, следовательно, все еще принадлежащая к системе Чингиля.

   Вечером к нам на костер явилась домашняя кошка китайской породы, которую мы довезли потом до Зайсана. На другое утро в светлой воде Хоро-шоро наловили сачком мелких гольянов, повидимому, двух пород.

   Ку-Иртыс. 31 июля. В Хоро-шоро был последний стан в системе Чингиля и, наконец, нам предстояло перевалить в систему Иртыша, но водораздел в этом месте оказался ничтожным.

   Выступили около полудня и направились к невысокому седлу, где по скалам гранита растут полынь и кусты таволги. Через час мы были в долине Томарды-булак, одного из истоков Тургуня, впадающего в Иртыш. Долина ключа густо поросла таволожкой, среди которой кое-где возвышаются курганы и новые киргизские могилы. В 1 час 40 минут мы взяли вправо на скалистый перевал, с которого открывается вид на широкую степную долину р. Тургунь. После скалистого спуска спокойная тропа пролегает по ровной степи, поросшей полынью. В 3 часа дня перешли Тургунь, мелкую речку с осыпающимся невысоким яром; в ее вершине по северным склонам видно немало леса, а внизу по зеленому сазу раскидано много киргизских аулов. Есть и просовое поле, орошенное арыком.

   Через полтора часа от Тургуня мы поднялись еще на одну скалистую гриву и пересекли боковую долину Тургуня с хорошими кустиками травы. В 5 часов еще перевал и крутой спуск в обширную долину р. Коктогой. Долина зеленеет полянами и множеством пашен, засеянных ячменем и просом. Всюду обильное орошение арыками. Впереди внизу зеленеет лес. Часа два мы шли этой долиной и близ впадения Коктогоя в Ку-Нртыс подошли к обширному сазу¹¹³, зеленому и топкому, по краям которого раскинулось необыкновенно богатое киргизское селение. Сам саз положительно кишел верблюдами, лошадьми, коровами и овцами. Киргизы уже спустились с высоких летовок и остановились здесь на пути к зимовкам для сбора посеянных хлебов. Здесь зимовать неудобно вследствие того, что выпадает глубокий снег и лошади не могут оставаться на подножном корму.

   В 8 1/2 часов обогнув саз, мы встали на левом берегу Синего Иртыша (Ку-Иртыса), решив здесь продневать.

   1 августа. Дневка. Ку-Иртыс представляет здесь покойную глубокую реку до 25 сажен ширины. Берега его густо поросли тальником, высокими тополями и даже лиственицами. У впадения р. Коктогоя и образуются обширные болота с густой зарослью камышей, осок и других болотных трав. Особенно яркой представляется картина, если подняться на одну из соседних сопок и взглянуть вниз. Вероятно и самое название Кок-тогой, говорящее о зелени, взято от свойств этого места. Вода Иртыша прозрачна, и в ней водится много некрупных тайменей; по сазу масса дичи и, между прочим, большие выводки гусей.

   С правой стороны, отступая от реки протянулся довольно высокий скалистый кряж, -- один из последних перед степью. Описав дугу близ впадения Коктогоя, Иртыш поворачивает на запад и прорывает этот кряж в тесном ущелье. Существует легенда, что во время какой-то войны в ущелье были спрятаны богатства, которые и по сию пору остаются там.

   С левой стороны скалистые склоны довольно близко подходят к берегу и местами упираются в него. Дальше вверх долина Иртыша довольно тесна и извилиста, и направление долины можно проследить недалеко. Говорят, вершина Иртыша лежит отсюда в двух днях пути, но думаю, что это хорошие киргизские дни. Вьюки провести вверх по Иртышу очень трудно; конечно, существует обходный путь, в чем я впоследствии убедился.