Подозрения еще усилились, когда, несмотря на пальбу «Ретвизана», загадочные корабли не только не стали на якорь, не начали подавать тревожных свистков, но упорно продолжали идти вперед. Наконец, когда выскочили скрывавшиеся за ними миноносцы и бросились на «Ретвизан», – всякие сомнения исчезли. Тут-то и началась та бешеная пальба по всей линии, которой мы были свидетелями.

Как сообщали, один из пароходов затонул еще на подходе к рейду, другой попал на камни у горы Белого волка, а третий, подбитый, не выдержал огня и ушел обратно, в море. Наиболее удачно действовали два, шедшие прямо на «Ретвизан». Один из них только немного уклонился вправо и затонул под Золотой горой, другой забрал левее и выскочил на берег у южного склона Маячной горы, не дойдя до «Ретвизана» каких-нибудь 100 саженей. Здесь он загорелся, и его-то пожар и был нам виден.

Вспомогательный крейсер «Ангара», затонувший на внутреннем рейде Порт-Артура. Январь 1905 г.

В кают-компании «Ангары» шли оживленные споры. Несмотря на бессонную ночь, никому и в голову не приходило пойти отдохнуть. Мнения были самые разнообразные.

– Я так думаю, что своих раскатали! У нас это не впервой! Оттого и батареи так долго не открывали огня. В эту ночь, наверно, кого-нибудь поджидали, – заявил один из пессимистов.

– Отчего же они не стали на якорь при первых выстрелах?

– Не очень-то станешь на глубине 35 саженей! Надеялись, что у нас наконец увидят ошибку…

– А миноносцы?..

– Только новое объяснение, почему они так упорно шли вперед, – за ними гнались японские миноносцы… Что ж вы думаете? Брандеры, что ли, были посланы? Ну-ка зажгите современный миноносец! Японцы, поди, не глупее нас…

– Назначение пароходов, как брандеров, могло быть второстепенным. Главное, очевидно, заградить выход из гавани!

– Безумная затея!..

– Однако американцы пытались же заградить этим способом выход из Сант-Яго?

– Пытались – и неудачно[31]!..

Спор прекратился за получением вполне определенного известия, что пароходы несомненно японские. Захватить в плен никого не удалось, так как в последний момент малочисленный экипаж покинул свои суда и на шлюпках, пользуясь темнотой ночи ушел в море, где их ждали миноносцы. Мертвый штиль, отсутствие даже зыби как нельзя лучше благоприятствовали осуществлению такого плана.

Из-за Маячной горы все еще подымались густые клубы дыма, а временами, несмотря на дневной свет, видно было и пламя. С разрешения командира я взял паровой катер и поехал взглянуть.

Затея японцев вовсе не показалась мне такой безумной, какой ее признавали некоторые из сослуживцев на «Ангаре». Брандер, выскочивший на берег под Маячной горой, не дойдя до «Ретвизана» каких-нибудь 100 саженей, был пароходом, на глаз, тысячи в четыре тонн. Если бы эта масса врезалась в искалеченный, полузатонувший броненосец, то вряд ли еще осталась бы надежда на его спасение! Если бы даже таранный удар не произвел непосредственно надлежащего эффекта, то во всяком случае одно соседство, борт о борт, этого гигантского костра представляло огромную опасность даже для современного броненосца с его угольными ямами, запасами всяких горючих материалов, а главное – с его артиллерийскими и минными погребами…

Брандер, как рассказывали, не достиг своей цели единственно благодаря счастливой случайности. Обращенный на него ураган огня и железа не затронул ни одной из жизненных частей. Он шел неуклонно, параллельно берегу Тигрового полуострова, держа курс на середину броненосца, осыпавшего его снарядами, но, почти у цели, какой-то шальной снаряд или осколки его перебили цепочки, поддерживавшие на месте левый якорь… Именно: не сорвали якорь с места, не сбили его, а только «отдали»… Якорь «забрал»; брандер бросился носом влево и выскочил на берег… Уголь, наполнявший его трюмы, был смочен керосином, так что в борьбе с огнем вода оказывалась бесполезной. Приходилось засыпать его землей. Тут и там в толще угля были заложены небольшие мины, частые взрывы которых сильно препятствовали успешному ходу тушения пожара. Не обошлось без жертв. В общем, работали, как на вулкане, потому что под слоем угля могла скрываться и какая-нибудь грандиозная мина, только ждавшая своей очереди…

Далеко на горизонте смутно виднелись силуэты трех миноносцев.

Лихо вышел из гавани и промчался мимо меня «Новик», очевидно, посланный прогнать этих соглядатаев. Я не мог проследить за его действиями, так как был отпущен на самый короткий срок и спешил возвратиться на «Ангару».

В 8 ч 30 мин утра из юго-восточной части горизонта появился отряд легких японских крейсеров – «Читозе», «Касаги», «Такасаго» и «Иосино»[32].

С самого начала войны эти четыре крейсера, несшие обязанности передового, разведочного отряда японской эскадры, были окрещены в Артуре прозвищем «собачек». Всякому было известно, что если «собачки» пришли, понюхали и ушли прочь – значит, ожидай скорого появления главных сил.

В тот день это правило еще не было установлено, а потому против «собачек», в поддержку «Новику», были высланы в море «Баян» и «Аскольд».

Однако вскоре же их вернули всех троих, так как следом за «собачками» появился японский флот почти в полном составе…

С того места, где стояла «Ангара» (с ее верхнего мостика), в просвет между Маячной и Золотой горами открывался свободный вид на юго-восточную часть горизонта. Ту именно, откуда обычно появлялись японцы.

Странное, совсем новое, жуткое чувство испытывал я, вглядываясь в силуэты знакомых броненосцев, яснее и яснее вырисовывавшиеся в голубоватой дымке дали…

«Враги!.. Почему?.. Давно ли были друзьями?..» – мелькало в мозгу, и впервые почти бессознательно я чувствовал себя перед той колеблющейся завесой, которая скрывает от нашего умственного взора роковую тайну – смысл войны.

Вот «Асахи»… Командир – Номото. Старый приятель. Если бы сейчас он был здесь, лицом к лицу со мной, разве он не крикнул бы мне со своей знакомой широкой улыбкой: «Здравствуй, дорогой!» Нет! Там, далеко, на горизонте он готовит свою артиллерию, жадно ждет момента, когда флагман позволит открыть огонь, когда его 12-дюймовки бросят смерть и страдание в ряды его недавних друзей… Почему?.. Какая нелепость!..

Резкие звуки боевой тревоги мигом стряхнули очарование, навеянное странными грезами… Словно назло кому-то, словно заглушая чей-то голос, со дна души поднималось страстное желание, почти мольба, чтобы «они» подошли поближе, чтобы и нам, с нашими 120-мм пушками, довелось принять участие в предстоящем бою.

Бой не состоялся, японцы только прошлись в виду Порт-Артура и скрылись на западе.

В предположении, что они ушли на ночь в Печилийский залив, вечером отряд миноносцев[33] был послан следом за ними.

В ночь, как только зашла луна (около 1 ч) и вплоть до 4 ч утра японские миноносцы произвели целый ряд атак на «Ретвизан», но безрезультатно. С рассветом 13 февраля вернулись и наши, тоже безрезультатно, если не считать гибели «Внушительного». Им не посчастливилось. Они встретились с неприятелем уже при дневном свете, когда приходилось думать не об атаке, а о том, как бы самим унести ноги. Ведь лозунг «не рисковать, беречь суда» все еще был в силе. «Внушительный» почему-то замешкался и, отрезанный японскими крейсерами от Порт-Артура, бросился в Голубиную бухту, ища спасения.

Оказалось, однако же, что батареи берегового фронта не могли прикрыть его здесь своим огнем от огня японцев, которые не спеша расстреливали его, как на учении. В результате командир затопил свой горящий миноносец, а сам с экипажем благополучно добрался до берега и пешком прибыл в Порт-Артур.

Того же 13 февраля, около 10 ч утра опять появилась в виду Порт-Артура японская эскадра. Опять были высланы в море «Баян», «Аскольд» и «Новик». Держась в районе действия береговых укреплений, они завязали перестрелку, в которой приняли участие Электрической утес и одна из батарей Тигрового полуострова. Вскоре, по неравенству сил, их вернули в гавань. У нас потерь не было. Около часа дня японцы скрылись.