можно было послушать бесплатно великого артиста. Один из таких знаменитых – дирижер
и основатель филармонических курсов и концертов в Москве П. А. Шостаковский впервые
сыграл в этом музыкальном отделе на рояле чьей-то фирмы известную рапсодию Листа73.
Она так увлекла моих братьев Николая и Антона, что с тех пор эту рапсодию можно было
слышать по нескольку раз в день у нас дома в исполнении Николая. Оба познакомились
потом с Шостаковским и стали у него бывать запросто.
Это был приятнейший, гуманнейший и воспитаннейший человек, и все, кто его знал,
высоко ценили его как исполнителя и любили как человека. Но если дело касалось
музыки, которую он обожал, то он забывал обо всем на свете, превращался в льва и готов
был разорвать в клочки каждого из своих музыкантов за малейшую ошибку в оркестре.
Заслышав такую ошибку, он тотчас же стучал палочкой и останавливал весь оркестр.
{135}
– Если ты, скотина эдакая, – обращался он к музыканту, – будешь портить мне
ансамбль, то я тебя выгоню вон.
В один из таких случаев наш милый знакомый А. И. Иваненко, флейтист в его
оркестре, приняв эту обиду на свой счет, спросил с достоинством:
– Смею думать, Петр Адамович, что эти ваши слова относятся не ко мне?
– Да, не к тебе, не к тебе, – ответил плачущим голосом Шостаковский, – а вот к
этому болвану!
Другой случай был с С. М. Гр., исполнявшим партию барабана.
Замечтавшись и устав ожидать, когда дирижер подаст ему такт, он ударил в него
раньше, чем следовало.
Петр Адамович положил палочку и остановил оркестр.
– Если ты будешь продолжать в таком же духе, – обратился он к барабанщику, – то я
тебя за уши выдеру.
Барабанщик обиделся и демонстративно сошел с эстрады.
Но после репетиций и концертов на Шостаковского не обижался никто, все знали его
характер и были уверены, что потом он сам же будет всех ласкать и восторгаться успехами
своего оркестра.
Кажется, в своем рассказе «Два скандала» Антон Чехов, описывая дирижера, взял за
образец именно Шостаковского. Этот рассказ вошел в самую первую книжку рассказов А.
П. Чехова «Сказки Мельпомены», изданную им в 1884 году. Книжке этой, как говорится,
не повезло. Она была напечатана в типографии А. А. Левенсона в долг, с тем чтобы все
расходы по ее печатанию были погашены в первую голову из ближайшей выручки за
книжку. Но не пришлось выручать даже и этих расходов, и вот по какой причине:
владельцы книжных магазинов, {136} которым «Сказки Мельпомены» были сданы на
комиссию, вообразили, что это не театральные рассказы, а детские сказки, и положили ее
у себя в детский отдел. Случались даже и недоразумения. Так, один генерал сделал
заведующему книжным магазином «Нового времени» скандал за то, что ему продали
такую безнравственную детскую книжку. Что сталось потом со «Сказками Мельпомены»,
не знал даже и сам автор. Такая же неудача постигла и, другую книгу Чехова того времени.
Она была уже напечатана, сброшюрована, и только недоставало ей обложки. В эту книгу
вошли, между прочим, рассказ «Жены артистов», впоследствии напечатанный в «Сказках
Мельпомены», и «Летающие острова». Книжка же была очень мило иллюстрирована
братом Николаем. Я не знаю, почему именно она не вышла в свет и вообще какова была ее
дальнейшая судьба.
Только студентом последнего курса Антон Павлович приехал на лето в Воскресенск.
Здесь он нашел уже порядочный круг знакомых. Высокий, в черной крылатке,
широкополой шляпе, он стал принимать участие в каждой прогулке, а гуляли большими
компаниями и каждый вечер, причем дети гурьбой бежали впереди, а взрослые шли
далеко позади и вели либеральные беседы на злобу дня. А поговорить было о чем. Кроме
сочинений Щедрина, которыми тогда зачитывались, выписывали вскладчину
положительно все до одного выходившие в то время толстые журналы, наибольшим
успехом из которых пользовались «Отечественные записки», «Вестник Европы» и
«Исторический вестник». Как писателю Антону Чехову нужны были впечатления, и он
стал их теперь черпать для своих сюжетов из той жизни, которая окружала его в
Воскресенске: он вошел в нее целиком. Как будущему врачу, ему нужна была медицинская
практика, и она тоже оказалась здесь к его услугам.
Верстах в двух находилась усадьба Чикино, при гро-{137}мадном красивом пруде,
купленная земством и обращенная в больницу. Ею заведовал известный тогда среди
земских врачей и в медицинской литературе врач П. А. Архангельский. Чикинская
больница считалась поставленной образцово, сам Павел Арсеньевич был очень
общительным человеком, и около него всегда собиралась для практики медицинская
молодежь, из которой многие потом сделались врачебными светилами. Там брат Антон и
все мы познакомились с В. Н. Сиротининым, Д. С. Таубер, М. П. Яковлевым, имена
которых не прошли бесследно в медицинской науке. Часто после многотрудного дня
собирались у одинокого Архангельского, создавались вечеринки, на которых говорилось
много либерального и обсуждались литературные новинки. Много говорили о Щедрине,
Тургеневым зачитывались взапой. Пели хором народные песни, «Укажи мне такую
обитель», со смаком декламировали Некрасова. Там впервые меня, гимназиста, назвали не
Мишей, а Михаилом Павловичем, и это сразу меня подняло в моих же собственных глазах.
Эти вечеринки были для меня школой, где я получил политическое и общественное
воспитание и где крепко и навсегда сформировались мои убеждения как человека и
гражданина.
В 1884 году мой брат Антон окончил курс в университете и явился в чикинскую
больницу на практику уже в качестве врача. Здесь-то он и почерпнул сюжеты для своих
рассказов «Беглец», «Хирургия», а знакомство с Воскресенским почтмейстером Андреем
Егоровичем дало ему тему для рассказа «Экзамен на чин».
Совсем иная обстановка царила в это время в другой ближайшей к Воскресенску
больнице – при суконной фабрике А. С. Цуриковой в селе Ивановском. Больница эта была
обставлена богато и даже роскошно, но популярностью она не пользовалась. Заведовал ею
врач М. М. Цветаев, человек какой-то особой психологии, ко-{138}торый на приемах не
подпускал к себе близко больного, боясь,
Чикинская больница. На крыльце квартиры врача сидят в верхнем ряду (слева):
врачи М. П. Яковлев и Д. С. Таубер, Е. А. Архангельская, заведующий больницей П. А.
Архангельский; в нижнем ряду: врач Бережников и фельдшер Алексей Кузьмич,
описанный А. П. Чеховым в рассказе «Хирургия»,
Фото 1883–1884 гг. {139}
что от него будет неприятно пахнуть. Тем не менее и этот врач не прошел бесследно в
литературе.
Был некто казак Ашинов, именовавший себя атаманом, большой авантюрист,
мечтавший, подобно Колумбу, открыть какой-нибудь новый материк и сделать его русской
колонией.
Еще в дни молодости моего дяди Митрофана Егоровича, о котором я сообщил в
самом начале этой книги, к нему пришел какой-то человек и попросил работы. Это было в
Таганроге. Дядя предложил ему рыть у него погреб. Человек этот исполнял дело с таким
старанием и говорил так умно, что заинтересовал дядю, и они разговорились. Чем дальше,
тем этот землекоп увлекал дядю все больше и больше, и, наконец, дядя окончательно
подпал под его влияние, и теории этого землекопа наложили свой отпечаток на всю его
дальнейшую жизнь. Впоследствии этот землекоп оказался известным иеромонахом
Паисием.
Врач цуриковской больницы М. М. Цветаев вышел в отставку и принял монашество.
И вот явился неведомо откуда «атаман» Ашинов и сообщил, что он открыл новый
материк. Печать встретила его насмешливо, петербургские власти – недоверчиво. Тогда он