художник и полиглот, дядя Ваня женился на Марфе Ивановне Лобода20, нашей любимой

тете, а о Митрофаше и его сватовстве к Милечке я сообщил уже в начале этих записок.

Мой отец женился на моей матери 29 октября 1854 21 года, в то самое время, когда

только что начиналась севастопольская война. По-видимому, первый год своей брачной

жизни он прожил у тещи, так как родители мои любили рассказывать о том, как англичане

бомбардировали в 1855 году летом Таганрог и какой переполох это произвело в их общей

семье, из чего можно думать, что Чеховы и Морозовы жили в то время вместе. Летом, под

Казанскую, наша бабушка, Александра Ивановна, была у всенощной в соборе. Служил

отец Алексей Шарков22. Вдруг бомба ударила в стену, и все в церкви задрожало.

Посыпалась штукатурка. Публика испугалась и сгрудилась в кучку. Отец Алексей, у

которого от страха затряслись руки, державшие книжку, продолжал читать шестопсалмие.

Но когда служба кончилась и прихожане вышли со страхом из церкви, то английские суда,

с которых последовал выстрел, уже ушли и только белелись на горизонте.

Затем они не показывались вплоть до 26 июля. Накануне этого дня, вечером, к нашей

бабушке, Александре Ивановне, пришел отец Алексей Шарков и предупредил ее, что на

горизонте опять появились белые корабли. Он сам влезал на соборную колокольню и

видел их оттуда {43} стоящими

Евфросинья Емельяновна Чехова.

Рисунок С. С. Чехова, 1956. Публикуется впервые.

Гос. музей-заповедник А. П. Чехова в Мелихове. {44}

на рейде. Он советовал ей увезти на всякий случай из города мою мать, которая в то время

была беременна моим старшим братом, Александром. На следующий день было

воскресенье, и мой отец и дядя Ваня отправились к обедне. Когда после ее окончания они

взошли на «валы»23, то есть на самый край высокого берега над морем, то действительно

увидели прямо перед собой английскую эскадру. Они стали с любопытством

рассматривать диковинные суда, из труб которых клубился дым, как вдруг с них раздался

залп. Мой отец со страха покатился вниз, а дядя Ваня со всех ног пустился бежать домой.

На дворе, у входа, прямо на воздухе грелся самовар, Александра Ивановна только что

поставила вариться суп из курицы. Моя мать лежала. В это время бомбы уже летали через

весь город, и тогдашние хулиганы стали врываться в дома и разбивать зеркала и ломать

мебель... Дядя Ваня схватил кипевший самовар и стал его вытряхивать. Встревоженные

женщины не знали, что им делать. Как раз к этому времени подоспел мой отец,

прихвативший по дороге деревенскую подводу. На нее усадили тещу, мою беременную

мать и Фенечку, и, бросив все, женщины выехали в деревню. Сидя на телеге и слыша

отдаленные выстрелы, Александра Ивановна то и дело вздыхала:

– Курица-то, курица-то моя там в печи перепарится...

Доехали до слободы Крепкой24, за 60 верст от Таганрога, остановились у местного

священника отца Китайского, и там 10 августа 1855 года моя мать, Евгения Яковлевна,

разрешилась от бремени первенцем – сыном Александром25.

Это был впоследствии интереснейший и высокообразованный человек, добрый,

нежный, сострадательный, изумительный лингвист и своеобразный философ. Он был

литератором и писал под псевдонимом «А. Седой». Бла-{45}годаря своим всесторонним

познаниям он вел в газетах отчеты об ученых заседаниях, и сами лекторы специально

обращались перед своими выступлениями к редакторам газет, чтобы в качестве

корреспондента они командировали к ним именно моего старшего брата, Александра.

Известный А. Ф. Кони и многие профессора и деятели науки часто не начинали своих

лекций, дожидаясь его прихода. Но точно в подтверждение того, что он родился в такие

тревожные дни, – так сказать, под выстрелами неприятеля, – он страдал запоем и сильно и

подолгу пил. В такие периоды он очень много писал, и то, что выходило у него во время

болезни из-под пера, если попадало в печать, заставляло его потом сильно страдать. Так,

его воспоминания о детстве Антона Чехова, о греческой школе и многое другое написаны

им под влиянием болезни, и в них очень мало достоверного. Во всяком случае, к тому

биографическому материалу, который напечатан им об Антоне Чехове, нужно подходить с

большой осторожностью. Но когда он выздоравливал, когда он опять становился

настоящим, милым, увлекательным Александром, то его нельзя было наслушаться: это

была одна сплошная энциклопедия, и не могло быть темы, на которую с ним нельзя было

бы с интересом поговорить. Он умер в 1913 году, оставив после себя сына, моего

крестника Михаила Чехова26, известного артиста Художественного театра.

В мае 1857 года у моих родителей появился на свет второй сын, будущий художник,

Николай27. Это также был высокоодаренный человек, превосходный музыкант на скрипке

и на рояле, серьезный художник и оригинальный карикатурист. Он выступал на выставках

с огромными полотнами («Гулянье первого мая в Сокольниках», «Въезд Мессалины в

Рим»), его работы находились в московском храме Христа-спасителя. О том, как легки,

изящны и остроумны были его рисунки и карика-{46}туры, могут свидетельствовать кое-

какие остатки, собранные в московском Чеховском му-

Павел Егорович Чехов.28

Рисунок С. М. Чехова, 1956. Публикуется впервые. {47}

зее, а также картина и две-три акварели, находящиеся в ялтинском доме писателя А. П.

Чехова. Он умер в самом расцвете лет, тридцати одного года от роду, и теперь мирно

почивает на Лучанском кладбище, близ города Сум Харьковской губернии.

17 января 1860 года родился Антон Чехов, будущий знаменитый писатель, а годом

позже – брат Иван29, известный московский педагог. Затем появились на свет моя сестра,

Мария Павловна30, и я. {48}

II

В Таганроге. – Наши соседи. –Экзекуции на Митрофаниевской площади. –

Похищение девушек для турецких гаремов. – Антоша и Ираида Савич. – Переезд в

собственный дом. – Наше образование. – Неудачное учение в греческой школе. –

Домашние досуги. – Как шла торговля у отца. – Путешествие в Криничку. – Домашние

спектакли. – Болезнь Антоши. – Отъезд старших братьев в Москву. – У нас отняли дом. –

Антон один в Таганроге. – Поездки в имения Кравцова и Зембулатова. – Посещение

театра. – Чтение. – Издание рукописного журнала «Заика». – Эпизод у одинокого колодца

по рассказу Суворина.

В то время, когда я стал сознательно относиться к окружающему и уже научился

около братьев сам читать вывески, старший брат, Александр, был в пятом классе

гимназии, а три других – Николай, Антон и Иван следовали за ним двумя классами ниже в

нисходящей арифметической прогрессии31. Тогда мы жили в доме Моисеева на углу

Монастырской улицы и Ярмарочного переулка, почти на самом краю города. Мы занимали

большой двухэтажный дом32 с двором и постройками. Внизу помещались магазин нашего

отца, кухня, столовая и еще две комнаты, а наверху обитало все наше семейство и были

еще жильцы: некий Гавриил Парфентьевич, столо-{49}вавшийся у нас же (о нем будет

речь впереди), и гимназист восьмого класса Иван Яковлевич Павловский. Этот

Павловский уехал затем в Петербург, где поступил в Медицинскую академию, но вскоре

же был арестован, судим по известному процессу 193-х и заключен в Петропавловскую

крепость. При депортации33 в Сибирь он бежал в Америку и некоторое время был

парикмахером в Нью-Йорке, о чем директор таганрогской гимназии, которому Павловский

оттуда писал, рассказывал своим питомцам с чувством горького разочарования в человеке.

Из Америки Павловский переселился в Париж, где в одной из местных газет напечатал