— Что с ногой? — спросил Романов. — Тебя же вроде не ранило.
— Подвернул, — буркнул Карцев.
— А… Это ничего, — Романов ткнул рукой в сторону матраса. — Садись.
Карцев тяжело опустился, Романов сел рядом, достал нож и разрезал веревку на руках Карцева. Положив нож на «скатерть», Романов зажег керосиновую лампу и гостеприимно пододвинул миски поближе Карцеву.
Попробуй местную еду, — дружелюбно предложил Романов.
Машинально Карцев отрицательно мотнул головой, но потом решил, что в его нынешнем неопределенном положении глупо лишний раз отказываться — больше могут и не предложить. Он взял из миски лепешку и принялся медленно жевать.
— У тебя, наверное, есть масса вопросов, — сказал Романов. — Спрашивай.
Карцев молча пожал плечами Больше всего его интересовала собственная судьба, но ему казалось, что спрашивать об этом — значит по казать свой страх.
— Ну ладно, тогда я расскажу, как оказался здесь…
Романов отрезал кусок мяса и неторопливо съел его.
— Я давно понял, что героем в этой войне на той стороне, где я был быть нельзя. И поставил себе задачу — дожить до дембеля, до этой осени значит. Во время штурма, после очередной атаки, я решил, что скоро всем нам на заставе амба. Сдуру даже крикнул что-то вроде — какого дьявола я должен умирать. А со мной в окопе был этот гнусный прапор Он заорал на меня — «сопляк, ты должен исполнить свой интернациональный долг!» Я ответил, мол, беру и даю в долг только xoрошим знакомым, а со здешним народом знакомился исключительно через прицел автомата, хотя мог бы и поговорить по-человечески. Я ведь родом из Канибадама, поэтому язык ихний знаю. Мог бы их спросить звали ли они меня сюда. Впрочем, что спрашивать — и так ясно. Так вот прапор тут вообще развонялся, материт меня по-черному, обзывает. Так мне тошно стало — я, значит, должен погибать из-за всяких козлов вроде него. Ну и прирезал его вот этим самым ножичком. И подался к партизанам. Заранее я к этому не готовился, как-то само получилось Умирать уж очень не хотелось…
— А теперь ты бессмертным стал, что ли? — усмехнулся Карцев.
Романов внимательно-строго посмотрел на него и покачал головой.
— Нет, конечно Но теперь если погибну — то героем и настоящим интернационалистом. Ведь интернационалисты бескорыстно сражаются за чужую свободу, а не за великодержавные интересы.
— Какие же подвиги ты совершил, что стал героем? — язвительно я поинтересовался Карцев.
— По моему плану и под моим руководством ликвидированы два поста на дорогах, — гордо произнес Романов.
— Наших? Советской Армии?
— Да.
— И тебе не было их жалко? — тихо спросил Карцев. — Ведь их же призвали, куда же им было деться?
— Американских парней тоже призывали. Однако те, кто не хотел убивать вьетнамцев, сжигали повестки.
Романов замолчал и отрезал себе еще кусок мяса. Карцев, задумавшись, жевал лепешку.
— Ты и мне хочешь предложить стать настоящим интернационалистом? — осторожно спросил он.
— Решай сам, — Романов усмехнулся. — Как нас учили, человек сам творец своей судьбы.
Карцев обвел оценивающим взглядом комнату, — Жить тогда здесь придется?
— А что? Не нравится? — быстро глянув на Карцева, живо спросил Романов.
— Да как-то убого…
— Да уж, брошенный дом… Хозяева подались на чужбину. Война ведь, не шутка.
— Ну, а потом, после войны, — задумчиво произнес Карцев. — Куда деваться?
— Или с чужими документами на родину, или на Запад.
— Угу… — протянул Карцев, наморщив лоб. Потом быстро спросил: — А если я откажусь?
— Отправим за кордон, — спокойно ответил Романов, расправившись с очередным куском мяса. — Там высшее командование решит, что с тобой делать — устроить показательный суд над поджигателем деревень и убийцей детишек или еще что…
— Ну тогда и решать нечего, — твердо сказал Карцев и взял из миски непонятный белый шарик. — Это что?
— Сыр, — Романов улыбнулся. — Ты напрасно думаешь, что все так Я вел просто. Ручки-то в крови испачкать придется…
— А, они у меня и так уж не чистые, — рассеянно ответил Карцев и понюхал шарик.
Романов мерно жевал мясо. Дождавшись, когда он моргнул, Карцев к коме врезал ему по горлу ребром ладони. Схватив другой рукой нож, воткнул его сбоку в шею и резко рванул на себя. Романов судорожно выгнулся и повалился на спину, глухо стукнув затылком о глиняный пол.
— Вот так, интернационалист, — пробормотал Карцев, брезгливо вытирая руку, забрызганную кровью Романова. — А ты говоришь, показательный суд…
Он схватил прислоненный к табуретке автомат, суетливо обшарил Романова, переложил магазины в свои карманы. Дернулся к давно примеченной дверке в углу, но вернулся, чтобы прихватить пару лепешек.
Распахнув дверку, он прошел в другую комнату и в почти полно темноте обнаружил лестницу. Поднявшись по ней, очутился на плоской крыше. Пригнувшись, чтобы не увидели со двора, Карцев внимательно оглядел окрестности. «Если не напорюсь на часовых — все будет в порядке. Ночью они меня не догонят. А там — посмотрим, даст Бог выкручусь», — решил он. Спрыгнув на землю в сторону, противоположную улице, Карцев зашипел от боли в ноге и испуганно прислушался Удовлетворенный, он глянул на небо, на непривычно ярко-огромны звезды. Найдя Полярную, Карцев поправил автомат и быстро, но стараясь не шуметь, захромал прочь.
Ему предстоял долгий и тяжелый путь. Идти надо было на север.
— Лейтенант Карцев есть?
Карцев, вторые сутки лежавший на верху двухъярусной койки, с тр\ дом оторвался от своих мыслей и повернул голову на голос. В дверях барака стоял солдат с красной повязкой на рукаве, недовольным взглядом обшаривая ряды коек.
— Есть, — отозвался Карцев, садясь. — В чем дело?
— К майору Карпову! — сказал солдат и повернулся к выходу.
— Эй! Подожди! — торопливо остановил его Карцев, спрыгнув на пол — Где мне его искать?
— В штабе, естественно, — высокомерно ответил солдат.
— А кто он? Я тут недавно… — оправдывающимся тоном спросил Карцев.
— Начальник особого отдела, — ответил солдат с усмешкой. — Как войдете в штаб, направо до конца коридора…
Карцев торопливо натянул сапоги, также торопливо вышел из барак; и пошагал к штабу. Солнце пекло немилосердно. Подойдя к входу в штабной барак, Карцев приостановился, чтобы вытереть пот с лица. Его ладонь ощутила солидную уже щетину — последний раз он брился перед вылетом с заставы. Все вещи остались в злополучном вертолете, здесь же он ничего и никого не знал. С тех пор, как Карцев добрался до гарнизона, он практически ни с кем не разговаривал. Узнал только, где ему можно спать, где столовая да туалет. Никаких распоряжений не получил, хотел было пойти на утренний развод, да сообразил — без потерянного «головного убора» не стоит, точнее — нельзя.
За эти полтора дня несколько раз сквозь апатию в нем пробивалось удивление — никого не интересовало происшедшее с ним.
«Ну пусть это не подвиг, но все-таки, наверное, история не из тех, что случаются часто», — думал Карцев. Этим утром у него неожиданно возникла мысль, что Романова можно было и не убивать, достаточно было лишить сознания. Ведь лично Карцеву это убийство не дало ничего а вспоминая теперь речи Романова, Карцев не мог поручиться, что в них не было хотя бы доли правды или по крайней мере логики и здравого смысла. «Главное — дожить до дембеля», — сказал Бирюков. А ведь то же самое говорил и Романов. Пусть он выбрал неверный путь, но стоило ли Карцеву становиться его судьей? И не только судьей, но и палачом..
Войдя в штабной барак, Карцев нашел нужную дверь и постучал.
— Входите, Виктор Петрович, — отозвался голос из-за двери.
Карцев, удивленный обращением по имени и отчеству, на мгновение замешкался, прежде чем войти в комнату.
— Здравствуйте, — сказал Карцев сидевшему за столом майору лет сорока с живым и приветливым лицом.
— Здравствуйте, Виктор Петрович, — как-то радостно ответил майор.
— Пожалуйста, присаживайтесь. Мне, к сожалению, не удалось позг комиться с вами раньше, в день вашего приезда в нашу часть. Я, знаете-ли, был в командировке.
