Ну а в ту пору уголок Дурова, зоопарк да еще цирк - вот тот треугольник московских занимательных мест, куда меня влекло больше всего.

В цирке Соломонского на Цветном бульваре я, кстати, считался как бы своим. Здесь после военной службы некоторое время играл в оркестре мой отец, и у него там было немало друзей, которые, включая и самого дирижера, частенько являлись гостями нашего дома. Поэтому постоянное место для меня в цирке было надежно забронировано - лежачее место у низенького бортика оркестровой ямы. Отец против моих походов в цирк обычно не возражал, но видел в этом средство поощрения за хорошее поведение и успеваемость в школе.

Многих, очень многих цирковых знаменитостей тех далеких лет мне довелось повидать на арене Московского цирка. Некоторые из них запомнились на всю жизнь. Разве можно когда-нибудь забыть клоунов Бим-Бом, дрессировщика лошадей Манжелли или выступления знаменитого Дурова?! Не меньше впечатлений связано и с борцами, выступления которых на арене проходили при неизменных аншлагах и сопровождались [7] исключительно бурной реакцией зрителей. На моих глазах проходили поединки знаменитых богатырей России Ивана Поддубного, Заикина, Ивана-Каина, Збышко-Циганевича, Луриха, Буля. Особенно интриговали публику всевозможные красные, синие и черные маски. Маски снимались, и скрывавшиеся под ними борцы становились известными только после поражения, которого всякий раз и, как правило, напрасно ждали зрители. А настоящая развязка обычно наступала где-то к концу многодневного чемпионата. А разве не захватывающе выглядели внезапные вызовы прямо из публики?! Это когда какой-нибудь самый простой парень с галерки, представившийся публике не более как кузнец из Подольска, или шахтер из Юзовки, или одним из известнейших богатырей, хотел помериться силами с любым.

Вспоминая о детстве, не могу не упомянуть и еще об одном своем совсем ином виде увлечений тех времен. Трижды в самом раннем школьном возрасте я побывал участником кулачных битв стенки на стенку, которые еще бытовали в Москве. В нашем районе они проходили на Бутырском валу, у железнодорожного полотна, соединяющего Белорусский вокзал с Савеловским. Противостояли здесь друг другу жители Петровского парка и москвичи той округи, что прилегала к Бутырке. При стечении огромного количества болельщиков дрались «противники» от мала до велика, и, как полагалось, на стенках начинал драку ребячий фланг, а затем вдоль фронта включались постепенно более старшие возрасты, включая и бородачей. Когда драка среди взрослых была в полном разгаре, ребята перебегали к месту основных событий, чтобы успеть поболеть там за своих или поддержать родную сторону своим активным участием. На последнее я отважился уже со второго посещения стенки и почему-то до сих пор уверен, что выступил на лихом поприще патриота Петровского просто здорово.

…В Москве наша семья прожила до двенадцатого года. Весной я окончил начальную школу, и моя мать с четырьмя детьми переехала во Владимир к бабушке, имевшей на Верхнем Боровке, на Лыбеди, собственный небольшой домик. Случилось так, что через два года началась первая мировая война, отца мобилизовали, и наша семья вместо временного пребывания окончательно осела в родном для матери Владимире.

В те годы это был небольшой, но красивый, утопающий в зелени и вишневых садах, древний мещанский городок. [8] Украшали его множество церквей и ряд разбросанных по всей округе уникальнейших памятников далекой старины. По размерам своим - рукой подать от одной окраины до противоположной. В основном городок был одно-, двухэтажным. Исключение составлял центр, расположенный на главной магистрали, проходившей через весь Владимир, как продолжение печальной памяти Владимирки, что шла в направлении Нижнего Новгорода. И только здесь, в центральной части города, размещались (можно на пальцах пересчитать) более или менее приличные здания, которые и занимали обличенные чинами верноподданные русского самодержавия. Сюда входили здания дворянского собрания, губернских присутственных мест, включая губернский суд, городской думы, банка и тому подобное. Совсем небольшой - центральный отрезок Дворянской улицы, носивший не совсем поэтическое прозвище Шалапаевка, где располагались торговые ряды, был, пожалуй, излюбленным местом горожан. Здесь владимирцы совершали вечерние прогулки, назначали встречи, свидания. Я был несказанно удивлен, узнав как-то, что по прошествии многих лет это прозвище за тем местом так и сохранилось.

Население Владимира в то время насчитывало немногим больше тридцати пяти тысяч человек. Доминирующей частью его были священнослужители, чиновники и военный люд расквартированных в городе 9-го Сибирского и 10-го Малороссийского гренадерских полков. Все живущие здесь были видны как на ладони, и если кто-либо и не были прямо знакомы, то знали друг друга в лицо и чуть ли не по фамилии. Если, бывало, в какой-нибудь семье случалось какое-то происшествие, весь город узнавал об этом молниеносно. Мы, мальчишки, были в курсе таких событий, конечно, в первую очередь.

* * *

С необычайной быстротой беспроволочного телеграфа узнавали жители о вступлении на окраины города со стороны Москвы очередной партии закованных в кандалы политкаторжан. И первыми встречали их, конечно, мы, мальчишки. Проделав трудный путь очередного этапа по проклятой Владимирке, они должны были еще немного продержаться, чтобы, пройдя через весь город, добраться до окраины Владимирского централа, где их ожидал кратковременный отдых. Эта старая тюрьма на своем веку повидала немало виднейших борцов [9] за общенародное дело: здесь побывали и декабристы, и петрашевцы, и народовольцы.

Во Владимире, городе прекрасных церковных хоров, из которых, между прочим, уже в послереволюционные годы вышло немало замечательных солистов наших ведущих оперных театров, я оказался «завербованным» в хор Ставровского. Нужно сказать, что все дети нашей семьи отличались хорошими голосами и музыкальным слухом. Лично я, только раз услышав понравившуюся мелодию или арию, придя домой, мог воспроизвести ее без каких-либо погрешностей на рояле на память. Причем играть на этом инструменте меня никогда не учили. Здесь, видимо, сказывалась незаурядная музыкальная наследственность, передавшаяся от отца. Кстати, отец, сам очень хороший музыкант, а впоследствии и дирижер, был решительно против того, чтобы я последовал по его стопам. В отношении музыкального образования он не раз повторял: можно затратить уйму труда, энергии и времени, но признанным талантом так и не станешь. Я лично склонен присоединиться к его мнению.

Но тогда не прошло и года, как я стал солистом хора и, более того, даже участвовал в различных благотворительных концертах, выступая с сольным исполнением различных светских песен и оперных арий. Вести о редком мальчишеском голосе дошли вскоре и до высших хоровых инстанций. Специально приезжавший представитель из Москвы после прослушивания сделал моим родителям очень заманчивое предложение о переходе их сына солистом в синодальный патриарший хор. Помимо солидного по тому времени жалованья мне полагалось полное казенное обеспечение, а также гарантировалось продолжение образования в консерватории.

Родители от такого предложения категорически отказались, и главным образом потому, что я уже зарабатывал хорошие (для своего возраста) деньги и у Ставровского, которые служили существенной помощью семье, особенно когда отца опять забрали в армию. [10]

«Отречемся от старого мира…»

Наступил конец шестнадцатого года. В прошлом уютный и безмятежный, ныне шумный, взбудораженный, заполненный беженцами и ранеными, Владимир особенно живо интересовался войной. В домах и на улицах города все более открыто и безбоязненно обсуждались причины неудач на фронте, и чаще всего говорящие связывали их с бездарностью руководства царских генералов, не щадили несостоятельность и самой царской семьи. Людям было непонятно, как могло случиться, что считавшийся лучшим в мире суворовский русский солдат оказался вдруг без патронов, а передовая русская артиллерия - без снарядов. Народ как бы сам искал выход из тупика империалистической бойни, называя имена тех немногих генералов, которые, по его мнению, могли бы еще спасти положение, если бы им было полностью доверено ведение войны. Чаще всего в те дни произносилась фамилия командующего Юго-Западным фронтом генерала Брусилова, замечательного военачальника, с которым мне доведется встретиться я близко познакомиться в 1921 году.