Этим и объясняется, что добровольцы сражались с беззаветной отвагой и побеждали, а фашистские войска бросали оружие и отступали, не оказывая сопротивления.
Итальянские интербригадцы героическим поведением под Гвадалахарой защитили честь своего народа. В этом сражении потерпели поражение не Италия и не ее народ, а фашистский режим, тиранивший эту замечательную страну.
* * *
Несколько слов о действиях нашей авиации. К началу Гвадалахарского сражения соотношение боевых самолетов было 3:1 в пользу фашистов. Но мы имели два преимущества: лучшие самолеты (немецкие «Мессершмитты» еще не прибыли) и прекрасное расположение аэродромов. Кроме того, нам повезло: из-за дождей аэродромы противника в первые три-четыре дня с начала военных действий были выведены из строя, и он лишился возможности использовать против нас авиацию. Республиканские же воздушные силы, хотя и с [387] некоторыми трудностями, участвовали во всех боевых операциях.
Другой благоприятный фактор - Французское шоссе, по которому двигались огромные моторизованные колонны врага, представляло идеальную цель для наших летчиков. Одна за другой эскадрильи республиканской авиации вылетали на задание. Уже во время первых бомбежек нам удалось поджечь значительное количество автомашин. Большой урон врагу был нанесен и пулеметным огнем с бреющего полета.
Воспользовавшись благоприятной ситуацией, мы отправляли на боевые задания все типы самолетов, даже учебные, если они могли держаться в воздухе, нести бомбу или пулемет.
Единственный раз за всю войну я летал над полем боя на маленькой авиетке, обычно используемой только для полетов над нашей территорией.
В результате нам удалось оказать эффективную помощь наземным войскам. Вражеские сводки и фашистские газеты сообщали, что в операциях участвовало более 750 красных самолетов. Эта цифра намного преувеличена: даже с учетом старых машин, которые нам удалось приспособить для боев под Гвадалахарой, количество республиканских самолетов не достигало и сотни.
Однажды, возвращаясь на авиетке на аэродром в Алькала, я заметил справа от себя итальянский истребитель «Фиат» с фашистской свастикой, и тотчас же слева появился другой такой же самолет. Сначала я, естественно, испугался, а затем разозлился: мне было досадно, что я так глупо попался. Прибегнув к единственно возможному в данной ситуации маневру, я резко спикировал и пошел на бреющем полете. Однако «Фиаты», имевшие, разумеется, большую скорость, чем моя авиетка, подлетели совсем близко ко мне, но почему-то не стреляли. Я решил, что они хотят заставить меня последовать за собой, как вдруг увидел широко улыбающееся лицо одного из летчиков, рукой приветствовавшего меня. Тогда мне стало все ясно: несколько дней назад на наш аэродром по ошибке приземлились пять итальянских «Фиатов». Двум удалось ускользнуть, но три попали к нам в руки. Я сам посоветовал летчикам-истребителям полетать на этих машинах, чтобы освоить их. Однако, обремененный массой забот, совершенно забыл об этом, а механики упустили из виду, что с машин надо смыть фашистские знаки. Летчики, опробовавшие «Фиаты», увидели мою авиетку и решили сопровождать меня, не подумав о том, как я могу воспринять подобный эскорт. [388]
Таковы в общих чертах мои воспоминания о Гвадалахарском сражении, в котором республиканские войска захватили сотни пленных, большое количество военных материалов и различного вооружения.
Известие о выдающейся победе народных сил породило взрыв энтузиазма в Испании. Огромное впечатление произвел успех под Гвадалахарой и за границей. Он вызвал радость и удовлетворение всех врагов фашизма. С другой стороны, в лагере реакции царили растерянность и страшная паника. Их планы навязать тоталитарный режим всей Европе оказались под угрозой.
Поражение под Гвадалахарой вынудило Муссолини прервать поездку в Ливию и срочно возвратиться в Италию. Крупнейшие информационные агентства Парижа, Лондона и Нью-Йорка получили указание скрывать факт разгрома Итальянского корпуса. Они лицемерно продолжали ставить под сомнение наличие в Испании частей итальянской армии, хотя многочисленные иностранные журналисты, находившиеся в нашей зоне, своими глазами видели сотни пленных и имели возможность ознакомиться с грудами документов, захваченных республиканцами.
Когда высшее итальянское командование, действовавшее в Испании как в оккупированной стране, решило обойтись без франкистов и самостоятельно захватить Мадрид, оно не предполагало, что спустя три недели будет умолять о помощи.
Оскорбленные франкисты не спешили. Впавший в панику генерал Роатта пустил в ход все средства, чтобы добиться от Франко срочной присылки испанских войск.
Итальянский посол при Франко Роберто Канталупо по требованию генерала Роатта срочно отправил своему министру телеграмму: «Враг продолжает атаки. По мнению генерала Роатта, итальянские части не способны оказать сопротивление. Франко до сих пор отказывается заменить наши войска испанскими. Военная миссия и итальянское посольство просят дуче немедленно телеграфировать Франко, дабы добиться вышеуказанной замены. Со дня на день положение становится все серьезнее». Послав эту тревожную телеграмму, итальянское командование, опасаясь, что слишком долго придется ждать желаемого результата, вновь обратилось к послу, требуя от него непосредственно связаться с Франко.
В результате Итальянский экспедиционный корпус был заменен франкистскими войсками. [389]
Восстание в Каталонии. Приобретение оружия. Золото республики
После моего рассказа об успехах и замечательных боевых качествах республиканцев читатель, естественно, может спросить: почему же, если на нашей стороне было подавляющее большинство испанского народа, к тому же так героически сражавшегося, мы проиграли войну?
Эта книга - мемуары, а не политический труд. Я пишу лишь о том, что видел, и о тех событиях, в которых участвовал. Однако дальше я попытаюсь ответить на этот вопрос.
Кроме благоприятных для нас факторов, о которых я рассказал, хочу подчеркнуть другое обстоятельство: победе фашизма в Испании способствовали не только отдельные лица и организации внутри республики, но и многие зарубежные государства.
В мае 1937 года, то есть в один из самых критических для нас моментов войны, в Каталонии подняли восстание «особые группы» ФАИ и поумисты{147}.
Важную роль в подготовке этого путча сыграли агенты Франко. После второй мировой войны был обнаружен и опубликован доклад германского посла в «национальной» {148} зоне, в котором он, ссылаясь на самого Франко, сообщал Гитлеру, что беспорядки и перестрелку на улицах Барселоны начали франкистские агенты.
Анархо- троцкистские заговорщики сняли своих людей с Арагонского фронта и двинули их на Барселону. Тем самым предатели открыли фашистам ворота в Каталонию.
Подполковник Рейес, командовавший немногочисленными воздушными силами Арагонского фронта, вылетев с эскадрильей на подавление мятежа, обнаружил покинувшие свои позиции батальоны (два анархистских и один поумовский) и заставил их вернуться на фронт. Только нескольким небольшим группам удалось дезертировать.
На совещании, где обсуждался вопрос об этом восстании, я последний раз встретился с Ларго Кабальеро. Прието вызвал меня тогда к себе и, смакуя плохие новости - он любил это делать, - сообщил о положении, создавшемся [390] в Каталонии. Прието очень беспокоился об участи президента, господина Асаньи, который, по-видимому, был окружен анархистами в здании военного губернаторства в Барселоне. После долгого обсуждения было решено, что я с группой солдат на двух самолетах «Дуглас» отправлюсь в Реус.
Я приземлился в Реусе примерно с 50 солдатами и несколькими офицерами. Присоединившись к группе майора авиации Барбэта в 20 или 30 человек, они составили колонну. Ей было придано небольшое артиллерийское орудие, установленное на грузовике (до сих пор не знаю, откуда он взялся). Прибыв с отрядом в Таррагону, Барбэта направился к центральному дому ФАИ, где засели анархические руководители, и предъявил им ультиматум. Анархисты ответили залпом. Барбэта, по специальности артиллерист, влез на грузовик и с первого же выстрела из своей пушчонки разбил дверь здания. Еще два выстрела по окнам - и предатели капитулировали.