ПЕСНЬ 4 С зарания в пятк потопташа поганыя плъкы половецкыя, и рассушясь стрелами по́ полю, помчаша красныя девкы половецкыя. А с ними злато и па́волокы, и драгыя окса́миты. Орьтъма́ми и япончи́цами, и кожухы́ начаша мосты мостити по бо́лотом и грязивым местом, и всякыми узорочьи половецкыми; чрьлен стяг, бела хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружие [18] — храброму Святьславличу. Дремлет в поле Ольгово храброе гнездо, далече залетело; не было нъ обиде поро́ждено, ни соколу, ни кречету, ни тебе, чръный ворон, поганый поло́вчине. Гзак бежит серым влъком, Кончак ему след правит ПЕСНЬ 5 Другаго дни велми́ рано кровавыя зори свет поведают, чръныя тучя с моря и́дут, хотят прикрыти 4 солнца, а в них трепещут синии млънии [20], быти грому великому, итти дождю стрелами с Дону Великаго. Ту ся копием приламати, ту ся саблям потручяти о шеломы половецкыя, на реце на Ка́яле, у Дону Великаго [21]. Припев. О Руская зе́мле, уже не <за> Шело́мянем еси! Се ветри, Стри́божи внуци [22], веют с моря стрелами на плъкы Игоревы; земля тутнет, рекы мутно текут, по́роси поля прикрывают, стязи глаголют: половци и́дут от Дона, и о́т моря, и от всех стран, — рускыя плъкы оступиша. Дети бесови кликом поля прегородиша, а храбрии русици преградиша чрълеными щиты. ПЕСНЬ 6 Яр-Тур Всеволоде! стоиши на бо́рони, прыщеши на́ во́и стрелами, гремлеши о шеломы Камо Тур поско́чяше, своим златым шеломом посвечивая, тамо лежат поганые головы половецкыя, поскепаны саблями каленами шеломы оварьскыя от тебе Яр Туре Всеволоде. Кая рана дорога, братие, забыв чти и живота, и града Чрънигова, отня злата стола, и своя милыя хоти, красныя Глебовны, свычая и обычая? Геракл-Таргитай-Троян. Таргитай, поражающий чудовище топором
ПЕСНЬ 7 Были вечи <сечи> Тро́яни, минула лета Яро́славли [24], были плъци Олговы, Ольга Святьславличя, — тьи бо о́лег мечем крамолу коваше и стрелы по земли́ сеяше. Ступает в злат стремень в граде Тьмуторокане, тоже звон слыша давний Великый Яро́славь сын Всеволод, а Владимир по вся у́тра уши закладаша Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе, и на Ка́нину зе́лену па́полому постла [26], за обиду о́лгову, — храбра и млада князя. С тоя́ же Ка́ялы Свя́топлък повелея <по сече я> отца своего между у́горьскими и́ноходьцы [27]ко Святей Софии к Киеву. Тогда, при о́лзе Гориславличи, сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука [28], в княжих крамолах веци человеком скратишась. Тогда по Руской земли ретко ратаеве ки́кахуть, нъ часто врани гра́яхуть, трупиа себе де́ляче, а галицы свою речь гово́ряхуть, хотять полетети на уедие [29]. То было в ты рати, и в ты плъкы, а си́цеи рати не слышано. Ярослав Мудрый, прижизненный портрет на свинцовой печати Ярослава ПЕСНЬ 8 С зараниа до́ вечера, с вечера до́ света летят стрелы каленыя, гремлют сабли о шеломы, трещат копиа харалужныя в поле незнаеме, среди земли Половецкыи. Чръна земля под копыты, костьми была посеяна, а кровию польяна, туго́ю взыдоша по Руской земли. Что ми шумить, что ми звенить давеча рано пред зорями? Игорь плъкы заворо́чает [30], жаль бо ему мила брата Всеволода. ПЕСНЬ 9 Бишася день, бишася другый, третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы; ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Ка́ялы, ту кроваваго вина недоста, ту пир доко́нчиша храбрии русичи. Сваты попоиша, а сами полегоша за́ зе́млю Рускую, ничить трава жа́лощами, а Древо с туго́ю к земле преклонилось [31], — уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала обида в силах Дажьбожа внука, вступил Девою на́землю Тро́яню — въсплескала лебедиными крылы [32]на Синем море, у Дону плещучи, убуди жирня времена. вернутьсяСребрено стружие. – Термин включает в себя принцип многозначности: это не только копье, но и «род жезла (скипетра), трости, посоха» (Словарь-справочник, 1978. С. 239). Кроме того, боевое копье с древком, изготовленным из серебра, не встречено в источниках. Поэтому здесь стружие – это скипетр, как и в дальнейшем, в сюжете, связанном со Всеславом Полоцким («дотчеся стружием злата стола Киевскаго»). вернутьсяГзак бежит серым влъком; Кончак ему след правит к Дону Великому. – Правити – «направлять, управлять» (Срезневский, 1863. Т. 2). Кончак ведет Гзака с Днепра на Дон, против полков Игоря. Существовало два половецких объединения, Приднепровское и Донское – Белая и Черная Кумания. Днепровские половцы кочевали зимой близ Дуная, а в апреле – мае возвращались на Днепр (Плетнева, 1988. С. 30; Литаврин, 1980. С. 105). Из текста о походе Игоря видно, что Игорь не знал о возвращении днепровских половцев с Балкан. Кончак был ханом донских половцев, Гзак – днепровских, которых Кончак призвал на помощь против полков Игоря. вернутьсяА в них трепещут синии млънии… – В литературных памятниках ортодоксальной традиции цвет молнии – синий (голубой), что отразилось в эзотерической литературе нового времени: «голубое сияние, схожее со вспышкой молнии» (Беме, 1996. С. 135). «Синий» родственно «сиять» (Фасмер М. Т. 3), однако в «синих молниях» просматривается связь с цветом потусторонних (загробных) предметов (см. далее «синее вино»), что свидетельствует о «двойных» свойствах молнии – убивающих и дающих жизнь. вернутьсяНа реце на Каяле, у Дону Великаго. – Большинство исследователей согласны, что Каяла в «Слове» и в Ипатьевской летописи – это не географическое название, а мифологический символ, элемент сакральной топографии, как река Туони в «Калевале», река забвения Лета у греков. Каяла связана со смертью и посмертным судом, «каянием» (Словарь-справочник, 1967. С. 170, 180; Мифы, 1988. С. 374 и след. – «река»). вернутьсяСе ветри, Стрибожи внуци… – Стрибог – бог ветров, четвёртое лицо в языческом пантеоне Владимира (до Крещения Руси): Перун, Хорс, Дажьбог, Стрибог, Семаргл, Мокошь. Стрибог – Святой Дух(?). Предполагается заимствование из др. – иранск. *Sribaga – «возвышенный бог», ср. с др. – инд. Crisomadevas – «возвышенный бог Сома» (Фасмер, Т. 3). В индоиранской религии бог ветра Вайу (Вата) наделен также чертами божества войны, победы и удачи, он связан с богом войны Индрой, а также с авестийским Саэнта-Манью, – «высший среди творений той своей частью, что от Святого Духа» (Авеста, 1998. С. 430, 460; «Яшт»: 1.33). В то же время наличествуют некоторые признаки совпадения в определенном отношении индоиранск. sri и славянск. стри – как родственных слов. Др. – русск. стрыи, а также стръи (отсюда диалект. новг. Стробожь) – «дядя по отцу». Однако прасл. *stryjь и родственное литовск. strujus («дед») (Фасмер, Т. 3). В таком случае выстраивается такое отношения родства трёх божеств в языческом пантеоне Владимира: Стрибог (Святой Дух – ветер) – отец Дажьбога (Солнца) и дед Перуна – творца молний. Эти данные находят соответствие в теории Вяч. Вс. Иванова и В. Топорова, что «Стрибог из индоевропейского ptr-ei-*deiwo – “отец-бог”, с развитием первого элемента по тому же типу, что др. – русск. стрый – “дядя по отцу”, “брат отца”, при лат. patruus и замене второго элемента на *bog-» (Мифы, 1988. С. 471). В этом смысле возникает уверенность, что Стрибог – Дух-демиург, Святой Дух, олицетворение созидательной мощи и благой сущности Творца, с которым Стрибог, возможно, мог отождествляться. Таким образом, в понятие троического божества в славянской религии должен быть включен Перун как высший бог, «один из богов – создатель молнии – именно он есть единый владыка всего» (Прокопий Кесарийский. VI в.), бог-кузнец, «изготовитель молний», громовержец – победитель змея (Гиндин, Цымбурский, 1991. С. 221. Статья № 70); Сварог-Гефест (Ипатьевская летопись, 1114 г.) – одна из ипостасей Перуна, которая нашла продолжение в самостоятельном божестве. Поэтому сын Сварога – «Солнце именем, егоже наричуть Дажьбог» – сын Перуна. Однако только что этимология слова «Стрибог» привела нас к заключеию, что Стрибог – дед Перуна и отец Дажьбога, что Дажьбог – сын Стрибога. Выход, возможно, подсказывают мифологи, предполагая, что Стрибог мог отождествляться с Творцом, если в его лице видеть «создателя милнии, единого владыку всего» – Перуна, хотя это имя у Прокопия Кесарийского не названо. Дети Стрибога («внуки») – ветры, но по «Слову о полку Игореве» видно, что славяне различали «добрый» и «злой», ураганный, гибельный ветер, наделенный воинскими функциями. Ср.: «Се ветри, Стрибожи внуци, веют съ моря стрелами на храбрые плъкы Игоревы!»; «Святослав… поганаго Кобяка из луку моря от железных великих плъков Половецких, яко вихрь выторже: и падеся Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святъславли» (как бы вихрем принесенный); (Всеслав Полоцкий) «воззни стрикусы (возник яростным отрядом – перевод наш – тоже как бы вихрь), оттвори врата Нову-граду, разшибе славу Ярославу». В последовательности божеств в пантеоне Владимира после Перуна стоит Хорс, после которого поставлен Дажьбог (существует гипотеза, теоритически обоснованная, что Хорс и Дажьбог одно божество – Хорс-Дажьбог (Васильев, 1989. С. 134, 135), но в таком случае разрушается принцип парности божеств в пантеоне), а рядом с ним Стрибог, который «в древнерусских текстах постоянно сочетается с именем Дажьбога, что дает основание противопоставлять или сближать их функции и значение» (Мифы, 1988. С. 471). Картина, полученная в результате вышеприведённых суждений, хорошо согласуется с восприятием древними славянами Стрибога как троичного божества. – «В 21 версте к юго-западу от Ростова, в с. Воронино, было, по преданию, капище Стрибога, где жрецы предсказывали будущее по внутренностям воронов, которых приносили в жертву этому богу. В селе была основана церковь Троицы» (Золотов, 1985. С. 235). вернуться…Гремлеши о шеломы мечи харалужными… – Мечи харалужные, но сабли каленые. Харалуг – от слова «камень». Иранск. кара – «камень»; афг. кар – «скала, гора»; словенск. кар – «высота» (отсюда Карпаты) (Мурзаев, 1984. С. 591 – «Хара»2. С. 255 – «Кар»3). Сканд. sax – «меч»; верхн. – герм. sahs – «меч»; лат. saxum – «камень, жертвенный (каменный) нож». В «Слове о полку Игореве» Днепр пробил «каменные горы», а в «Задонщине» Дон – «харалужные берега». Таким образом, харалуг – это не металл меча, а эпитет меча «священный». Ср. сочетаемые др. – русск. слова с мечом: Божий, духовный (меч). «Эпитеты в древности неотъемлемы от оружия» (Одинцов, 1985. С. 109). вернутьсяБыли сечи Трояни, минула лета Ярославля, были плъци Олговы… – Мы восстанавливаем сечи подлинника вместо вечи первых издателей. Подлинник обозревал Н. М. Карамзин и оставил свидетельство, что там стояло сечи, а не вечи (Щепкина, 1957. С. 91). Сечи Трояни. – Сеча, рукопашный бой, битва, или сражение холодным оружием (Даль, 1998. С. 382). Ср. в Лаврентьевской летописи о битве Ярослава и Мстислава: «бе гроза велика и сеча силна и страшна» (ПЛДР, 1978. В лето 6532. С. 162). Обращает на себя внимание объединеие автором мифопоэтического образа Трояна с историческими образами Ярослава Мудрого и Олега Тмутороканского по одному признаку – участие в сечах. Поэтому «лета Ярославля» – не отношение к «векам Трояня», а период правления Ярослава, в котором происходили такие значимые события как сечи, большие и сильные битвы. Кстати, если бы в подлиннике читалось не «сечи», а «вечи», то должна бы стоять правильная форма множественного числа от слова «век» – «веци» (Соколова, 1990. С. 357, № 123). Мы знаем, что Ярослав и Олег участвовоали в сечах во главе войска, будучи правителями. Однако что́ сохранила память русских людей о Трояне в последней четверти XII в., в качестве кого он участвовал в сечах, разгадать до сих пор не удалось. Видимо потому, что дело тут оказывается не столько в Трояне, Ярославе и Олеге, а в Игоре, в его такой рати с половцами, длившейся два с полоаиной дня, о которой вообще не слыхано. По своей длительности и жестокости она превосходит сечи и Трояна, и Ярослава, и «плъци о́лговы». И всё-таки автор ничего не говорит о том, какие на самом деле события, происшедшие во времена Трояна, а затем и Ярослава, он подразумевает. Исключение сделано только для Олега в связи с тем, что его междоусобные битвы имели тяжёлые последствия для внутренней жизни Русской земли. И тем не менее, всаёт вопрос: кто был Троян? Я продолжаю настаивать, что Троян – это обожествлённый скифо-сарматский, а затем славянский Таргитай-Геракл. Только с этой точки зрения можно учесть контекст памятника и понять поэтический смысл четырёх фрагментов, в которых упоминается Троян, что не удаётся сделать с позиций существующих точек зрения. Троян – римский император Траян, русский князь Рюрик, русский князь с неизвестным именем, три брата, русские князья Кий, Щек и Хорив, город Тмуторокань (интересно, но не точно, этот город может иметь в основе имя Трояна, если он относится к «земле Трояна», но это не персонаж «Слова»), бог солнца, бог войны и ещё многое другое. Обзор гипотез о Трояне представлен в материалах Л. В. Соколовой «Троян в «Слове о полку Игореве» (Соколова, 1990. С. 325–362). Рукопашные бои, сечи, Трояна-Таргитая-Геракла запечатлены на предметах скифского прикладного искусства. Его героизированная, побеждающая врагов и чудовищ фигура, «отразилась в ряде археологических памятников – тонких штампованных золотых бляшках, найденных в различных скифских курганах (Чертомлыцком, Чмырёвом, Мелитопольском и др.), с изображениями борьбы Геракла с немейским львом». Привлекают внимание «золотые штампованные бляшки из Чертомлыцкого кургана, где изображён обнажённый герой в скифском башлыке, борющийся уже с грифоном»; в этом ряду находятся и объёмные изображения на навершиях из Слоновской Близницы – «верхняя часть человеческой фигуры, которая поражает чудовище мечом или кинжалом. На найденном в Херсонесе золотом медальоне изображение воина-скифа, борющегося с чудовищем, отождествляют с Таргитаем» (Нейхардт, 1982. С. 204–206). В связи с проблемой Трояна значительный интерес для темы: кто был Троян? – представляют следующие обстоятельства. В сообощении Прокопия Кесарийского (VI в.) о славянах сказано буквально следующее: «Ибо они считают, что один из богов – изготовитель молнии – именно он есть единый владыка всего…» Комментаторы так поясняют это место: «данное словоупотребление применительно к одному из главных славянских божеств находит соответствие с реконструированным А. Потебней славянским мифом о боге-кузнеце – победителе змея» (Свод, I, 1991. C. 183; 221, № 70). Имя этого божества могло быть Троян, так как Перун, по сведениям исследователей, божество северо-западных, прибалийских славян, и в Русской земле стал предметом культа после VI в., в период заметного проникновения на Русь славян из прибалтийских областей. Подтверждением этой гипотезы служит, с одной стороны, реконструированный А. Потебней славянский миф, в ктором выявлен сюжет основного мифа: «бог-кузнец – победитель змея», а с другой – имя громовика у румын, которое они связывают с Трояном, а также название древних валов у румын и славян трояновыми или змиевыми валами. вернутьсяА Владимир по вся утра уши закладаша в Чернигове. – Закладаша – это слово в данном контексте употреблено в значении «затыкать уши, закрывать уши, стараясь не слышать чего-либо» (Словарь, 1978. С. 327). Всеволод «слышал» походы Олега и вступал с ним в борьбу, а Владимир Мономах избегал столкновений с Олегом, который был крестным отцом двух сыновей Мономаха (ПЛДР, 1978. С. 413 – «Поучение Мономаха»). вернутьсяБориса же Вячеславлича слава на суд приведе, и на Канину зелену паполому постла… Канин – небольшая речка в Черниговской области XI в. Значение этого предложения зависит от деталей княжеских съездов-судов Древней Руси, когда князья-родственники решали судьбу каждого участника съезда, сидя на одном ковре. Побежденный (слабейший) считался виноватым (Шахматов, 1916. С. 319; Карамзин, 1988. С. 70. Примеч. № 179. С. 78, 143). Чтобы более ясно представить себе, какой смысл имеет утверждение, что Бориса Вячеславича слава на суд, на поле сражения с князьями-родственниками, привела и зеленую паполому постлала, нужно знать, в какое время года погиб в сражении Борис на Нежатиной ниве близ реки Канин, могла ли быть тогда трава зеленой. Борис похвалялся своим геройством и был первым убит в сражении 3 (16) октября 1078 г. В это время трава не зеленая, а посохшая и желтая. Однако зеленый цвет повторен некстати и в «Задонщине»: «…Иякову лежати на зелене ковыле траве на поле Куликове…» (ПЛДР, 1981. XIV – сер. XV в. С. 104). Куликовская битва – 8 сентября 1380 г. У ковыля в это время белые, шелковистые метелки. Суд и зеленый цвет паполомы (покрывала-ковра) являются, таким образом, центральными понятиями, связанными с княжескими съездами-судами, когда участники, сидя на одном ковре, каялись друг перед другом. Цвет ковра, следовательно, был зеленым. Поэтому желтая трава в «Слове о полку Игореве» и белый ковыль в «Задонщине» – зеленые. Семантика зеленого цвета связана с «предсвятостью» и в богослужении (Топоров, 1988. Язык и культура… С. 30. № 40). В связи с тем, что далее в «Слове о полку Игореве» место этого сражения названо Каялой, как и в Ипатьевской летописи (ст. 6693 г.), мы получаем определенный намек на то, что автор – человек духовного звания, священнослужитель, так как летописная традиция и традиция данного памятника одна и та же – христианская и предложение со словом «Каяла» относится к одному и тому же сакральному языку. Каяти – осуждать, судить, исповедовать. вернутьсяС тояже Каялы Святоплък повелея отца своего междю Угорьскими иноходьци… Мы восстанавливаем по сече я подлинника вместо повелея первых издателей, с учетом свидетельства Н. М. Карамзина (см. статью № 24 данного Комментария). По – это предлог для обозначения времени «после»; я – аорист 2-го л., ед. ч. от гл. яти («взять»). Описаны события осени 1078 г. после сражения на Нежатиной ниве под Черниговом, когда Изяслав со своим сыном Ярополком, князем Вышгородским, и Всеволод со своим сыном Владимиром, князем Смоленским, выступили против Олега Тмутороканского и Бориса. В ходе сражения Изяслав был убит копьем в спину подосланным убийцей. По смыслу летописного текста, тело Изяслава сопровождал в Киев его сын Ярополк, в то время как Святополк в этих событиях вообще не упомянут. И все же Святополк вместо Ярополка – нельзя считать ошибкой автора. Эта замена могла основываться на существовавшем предании о Святополке, тогда как Ярополк ничем не проявил себя в Русской истории: он в течение 8-ми лет после гибели отца был князем Владимира-Волынского, а также князем Туровским, пытался восстать на Всеволода, великого князя Киевского, тот послал против него своего сына Владимира, Ярополк бежал в Польшу, вскоре вернулся, заключил мир с Владимиром, однако по пути в Звенигород был убит наемным убийцей Нерадцем 22 ноября 1086 г. Тогда как его брат Святополк «сидел на столе отца своего» Изяслава, был великим князем Киевским в течение 20-ти лет. Много, и в основном успешно, воевал с половцами. Был участником заговора князей по ослеплению Василька Теребовольского. Был инициатором княжеских съездов. Незадолго до его смерти, наступившей 16 апреля 1113 г., «было знамение в солнце» – солнечное затмение. Скончался он под Вышгородом, в Киев его тело доставили, как и его отца Изяслава, в лодье, возложили на сани и положили в церкви святого Михаила. Так же, как и по его отцу, плакали по нем бояре и дружина его вся. Эти обстоятельства и совпадения могли послужить причиной замены Ярополка на Святополка в предании о Святополке, отраженном, возможно, в «Слове о полку Игореве». Кроме этого факта, в тексте памятника есть и другое расхождение с дошедшими текстами «Повести временных лет»: там говорится, что Изяслав был похоронен в церкви Пресвятой Богородицы, то есть в Десятинной церкви, а в «Слове» указано на погребение Изяслава в соборе святой Софии. Однако в Софийской первой летописи говорится о том же: «положиша Изяслава въ святеи Софии въ Киеве»; то же чтение и в Новгородской четвертой летописи. Вопрос этот сложен, так как он касается не истинности утверждения автора «Слова», а той роли, которую сыграл источник этих двух летописей. «В Киеве летописание в XII в. продолжалось как в Выдубецком монастыре (в основании лежала Сильвестровская редакция), так и в Киево-Печерском (в основании лежала Киево-печерская редакция “Повести вр. лет”)». «В начале основной редакции Софийской летописи, как видно из сравнения Софийской 1-й и Новгородской 4-й, читалась компиляция, составленная из статей “Повести вр. лет” и статей Софийского временника. “Повесть вр. лет”, как оказывается, представляла Киево-печерскую редакцию…» (Шахматов, 1916. С. XI и след.). Таким образом, утверждение автора, что Изяслав был погребен в соборе святой Софии, основывается на Киево-Печерской редакции XII в. «Повести временных лет». На основании этого факта можно утверждать, что автор был тесно связан с Киево-Печерским монастырем; более того, это решает проблему социальной принадлежности автора и создает ясное представление о том, что автор был священнослужителем высокого ранга и принадлежал к этому монастырю, данный факт способен сформировать наше убеждение в том, что поиски автора лежат именно в этом направлении. вернутьсяТогда при Олзе Гориславличе сеяшется и растяшеть усобицами; погибашеть жизнь Даждьбожа внука… Реальность в этом предложении строится глаглами сеяшется, растяшеть, существельным усобицами и глаголом погибашеть (гл. в имперфекте 3-го л., мн. ч.: «сеялись», «растили», «губили»): они определяют жизнь Даждьбожа внука. Слово жизнь в данном случае употреблено в значении «образ жизни», включая крестьянскую=христианскую жизнь. Ср.: «чьрньчьскоую жизнь оуправивъша»; «к Елиньстеи (языческой) приложися жизни» (Словарь, 1990. С. 261). Даждьбожий внук – Владимир Святой, Красное Солнышко, или внук (сын?) Солнца – по наиболее реалистической расшифровке, данной И. Срезневским в 1846 г. (Виноградова, 1985. С. 148). Владимир ввел христианство на Руси. Будущий митрополит Киевский, вдохновенный Иларион в «Слове о законе и благодати» дал свой отчёт о христианстве на Руси и подобрал осмысленные слова для него, в том числе употребил и слово «солнце». «… И чада благодетьнаа христиании наследници быша Богу и Отцу. Отиде бо свет луны, солнцю въсиавъшу…»; «(Христос) прежде век от Отца рожден, един състолен Отцу единосущен, яко же солнцу свет съниде на землю, посети людей своих» (Ил., 173а1; Ил., 176а12). Русь – (белый) свет (Даль. IV. С. 144, стлб. 2; Трубачёв, 1993. С. 38). Даждьбожий внук – Рус, сын света. Владимир – Рус, глава русских князей. Русичи – князья, дружинники и кмети – христиане, духовные дети Владимира, сыны света. Жизнь Даждьбожа внука. – Русский образ жизни, Православие, введенное Владимиром Святым. Смысл и значение данного предложения, а также значение произнесения его автором «Слова» заключаются в том, что произошел упадок христианства, связанный с усобицами князей. Эта мысль вложена в образы хлебопашества, традиционные для христианской символики. Ср. притчу о сеятеле (Мф. 13, 3–8). А также: «слово Господне въсеяста яко и пьшеницю въ сердечьнемь селе» («слово Господне воссеяли (Кирилл и Мефодий), как пшеницу, в сердечном поле») (Успенский сборник, 1971. Стлб. 113б. С. 17–19); «крьстъ Господень моужьскы на раме въсприимъша и тем олядевъшю грехомъ землю потребльша разориста и въсеяста доуховьное семя и чисто церкви принесоста жито» («крест Господень мужественно на плечи восприняли (Кирилл и Мефодий) и тем запустошенную грехом землю вспахали, и воссеяли духовное семя, и чистое Церкви принесли жито») (Успенский сборник, 1971. Стлб. 114 г. С. 20–27). В Новозаветный период земледельческий труд и его результаты были сближены с христианскими идеями, поэтому на русской почве «христиане» и «крестьяне» стали синонимами: обозначение вероисповедания стало означать земледельцев. вернутьсяА галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедие. Речь – см. коммент. № 4. Уедие – «нажираться досыта на чужой беде, жить сытно, не утруждая себя заботами о хлебе насущном, заедая чужое, ухватывать налетом с чужого достатка…» (Сбитнев, 1985). Галици (галки) – половцы. вернутьсяЧто ми шумить, что ми звенить давечя рано пред зорями? Игорь плъкы заворочает. Шумить и звенить – формы аориста с присоединением частицы – ть из форм настоящего времени. Давечя – «недавно», от наречия даве («некоторое время тому назад, недавно»). Если рефрен «О Руская земле! (воины) уже за Шеломянем еси» указывает, что автор не был участником похода (себя он не подразумевает среди участников), то данное предложение имеет решающее значение для определения направления соответствия: от полков Игоря к автору, туда, где он находится. Причем автор находится далеко от участников похода, однако он слышит шум и звон битвы и видит полки Игоря. К созданию своего произведения он приступил вскоре после этих событий, так как шум и звон битвы он слышал недавно («давечя»), следовательно, это год похода – 1185 г.! Но как автор мог это слышать? Можно предположить, что он принадлежал к «религиозному типу человекобога [святого человека], – по определению Дж. Дж. Фрезера, – в которого Существо высшего порядка [Святой Дух] вселяется на более или менее продолжительный срок и проявляет свою сверхъестественную мощь и мудрость путем совершения чудес и изречения пророчеств» (Фрэзер, 1986. С. 64). К такому типу принадлежал и Сергий Радонежский, который издалека видел битву Дмитрия Донского с Мамаем (ПЛДР, 1981. XIV – сер. XV в. С. 389). «Естественная метафизика» непосредственного общения человека с потустронним миром, когда загадочным, необъяснимым способом происходит совмещение события и вести о нём на далёком расстоянии, наблюдалась всегда. Плутарх, например, в «Жизнеописании Эмилия Павла», помимо таких случаев в древние для него времена, обращает внимание читателей на случай, «известный каждому из [его] современников». – «Когда Антоний (Г. Антиний Сатурнин, наместник Верхней Германии, восставший против Домициана в 88 г. н. э.) восстал против Домициана и Рим был в смятении, ожидая боьшой войны с германцами, неожиданно и без всякого повода в народе заговрили о какой-то победе, и по городу побежал слух, будто сам Антоний убит, а вся его армия уничтожена без остатка. Доверие к этому известию было так сильно, что многие из должностных лиц даже принесли жертвы богам. Затем всё же стали искать первого, кто завёл эти речи, и так как никого не нашли, – следы вели от одного к другому, и наконец терялись в толпе, словно в безбрежном море, не имея, по-видимому, никакого определённого начала, – молва в городе быстро умолкла; Домициан с войском выступил в поход, и уже в пути ему встретился гонец с донесением о победе <германцев над Антонием>. И тут выяснилось, что слух распространился в Риме в самый день успеха <германцев>, хотя от места битвы до столицы более двадцати тысяч стадиев (т. е около 3750 км. от Рима до места восстания близ нынешнего Базеля; по прямой около 800 км.). Это известно каждому из наших современников» (Pl. Em. P., 25). Когда молва опережает реальные вести о событии, произошедшем на далёком расстоянии, и возникает в день самого события, такой случай или несколько случаев об одном и том же событии, есть в «Слове о полку Игореве». И это видно. Великий князь киевский Святослав рассказывает боярам о своём загадочном сне, они же в ответ рассказывают ему о том, что произошло с князьями, не далее как вот, в Половецком поле: все князья захвачены в плен, опутаны железными путинами, войско побеждено, а половцы бросились на Русскую землю грабить мирных жителей. Они знают, что вот («се бо») готские девы запели на берегу Азовского моря, призывают отмщение Шарукану – роду Шаруканову. В своей молитве-плаче Ярославна говорит, что хотела бы кукушкой полететь к Игорю к месту сражения и утереть ему кровавые его раны. Она знает, что он ранен, и не то что был ранен, а теперь ранен; знает, что сильный злой ветер с моря несёт стрелы на винов её мужа, и что воины истомились от жары и безводья, половцы не подпускают их к воде. Кто мог принести с такими подробностями вести от Азовского моря и нижнго течения Дона до Чернигова, Новгорода-Северского и Посемья? Ипатьевская летопись уверяет, что прибежал в Чернигов некто Беловолод Просович, а с ним и весть пришла о событиях в Половецкой степи. Но путь этот долгий, «кровавые раны» Игоря успели зажить, да и «готские девы» не могли так долго петь. Тогда как Лаврентьевская летопись высказывает более точное и живое суждеие об этом – в духе совмещения события и вести о нём. Там сказано то, что отвергнуть невозможно: «И возвратились с победой великой половцы, а о наших не ведомо кто и весть принёс…» (ПЛДР. XII в. С. 35/359; 368/369). вернутьсяНичить трава жалощами, а древо стугою к земли преклонилось. Трава – в фольклоре и мифологии символ простого народа (Мифы, 1988. С. 371). Древо – четвёртое упоминание Древа жизненного как Древа христианской Руси – символ Креста Христова и самого Христа (см. коммент. № 10,14). Этот образ Древа, с печалью до земли преклонившегося, соотнесён с образом Древа, с вершины которого свергся Див, повелевавший покориться языческой Половецкой земле, «даже до последних земли» – русскому войску Игоря. вернутьсяВъстала обида в силах Дажьбожа внука. Вступилъ Девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы… Силы Дажьбожа внука. – Могущесво, военная сила, войско Дажьбожа внука, то есть князья и дружины их, а также ополченцы из народа, поддерживающие традицию ортодоксального христианства: борьбу за его утверждение и распространение, так как для победы христианства необходимо употреблять усилие (см. Мф. 11, 12). Дажьбожий внук – Владимир Святой (см. Коммент., № 28). Поэтому «силы Дажьбожа внука» – это прямые и духовные потомки Владимира Святого. Вступилъ Девою. – Творительный падеж инструментального, как например, срубил дерево топором. Ср.: «Боже, Богородицею помилуй нас» (Тропари Троичные). Дева. – По археологическим источникам и устным преданиям удалось выявить племенные признаки богини Девы – она являлась божеством племени северян, родственным полочанам, о чём сообщает «Повесть временных лет», что является дополнительным признаком в пользу полоцкого происхождении автора «Слова о полку Игореве» – его симпатии на стороне северян (о́льговичей) и полочан (Всеславичей). «В Новгороде-Северском, внутри Детинца, на месте, где был выстроен Успенский собор, стоял, по преданию, идол некоего бога (Девы? – Л. Г.) племени северян, и этому богу приносили жертвы» (Золотов Ю. М. Изваяния языческих богов на Руси (письменные известия и устные предания) // Советская археология. 1985. № 4. С 235, 236). «Дива, река Дева, Западная Двина, Duna (Риттих А. Ф. Славянский мир // Расовое учение в России до 1917 года. М.: ФЭРИ – В», 2004. С. 443). И тем не менее, в данном контексте Дева – это скрытый символ Богородицы, подмена метафоры символом, так же как Див, кличущий с вершины дерева, является скрытым символом христианского войска Игоря, когда во время солнечного затмения, «ночью», войско кликнуло на половцев, а те «ужасошася, побегоша» (см. коммент. № 14). Значение предложения: «Въстала обида в силах Дажьбожа внука, вступилъ Девою на землю Трояню – въсплескала лебедиными крылы на Синем море у Дону плещучи», – преобразование чувства обиды за Русскую землю у воинов Игоря в символический образ крылатой Девы на водах Азовского моря у Дона, пробуждающей лучшие времена, когда это побережье входило в состав Тмутороканского княжества, являясь частью Руссой земли (X–XI вв.). Образ крылатой Девы соотнесён с образом Богородицы, защитницы христиан. «С Ней соотнесено вовлечение природной жизни и космических циклов в сферу христианской святости. Православное пение называет Её «всех стихий земных и небесных освящение», «всех времён года благословение». В фольклоре эти точки зрения на образ Богородицы смешаны «с пережитками натуралистического язычества, указывающими на связь Богородицы с мифологическими образами богини земли (ср. слова персонажа Достоевского: «Богородица – великая Мать-Сыра-Земля есть»), природы, богини-матери» (МНМ. Т. 2, 1988. С. 114, стлб. 2, 3). Православным тропарям Богородичным известны выражения «матерь твари» и «рождьшия Творца твари, мати Христа Бога», как аспекты образа Богородицы. «Аще и матерь тя тварь позна, но Деву тя зиждитель показа, роди бо плотию Христа Бога нашего, спасающаго душа наша»; «Радуися яже от ангела миру радость приемши, радуися рождьшия Творца твари, радуися сподобльшияся быти мати Христа Бога, агньца и пастыря» (Часовник, 1635–1831. С. 91 об., 92). В древнейшей иконографии «Софии Премудрости Божией» и «Деисуса» в одних случаях Богородица подразумевается крылатой, в других Она изображена с крыльями. Так, например, в Новгороде София предстаёт в образе крылатого Ангела, который в Троице изображён посредине. В Киеве крылатый Ангел замещён образом Богородицы «Оранты». В традиционном «Деисусе» с Богородицей и Предтечей встречаются композиции, изображающие Богородицу с крыльями (Успенский, 1982. С. 23, Примеч. № 10). Вместе с тем, образ Девы с лебедиными крыльями может быть связан с причерноморской и славянской змееногой богиней Девой – владычицей земли и воды, покровительницей конной знати и городов. В общем виде мы можем сказать, что славянская Дева-лебедь связана с фракийско-этрусскими представлениями о человеке-лебеде, причастном к богам войны (Мавлеев, 1982. С. 94). Известно изображение «фантастической женоподобной фигуры с крыльями и нимбом» в центральных комарах створок обручей из Киева, найденных в составе клада 1903 г. в ограде Михайловского монастыря (Макарова, 1986. С. 79. Рис. 36. № 222; С. 80. № 2; С. 142. № 222). Понятие смысла этого изображения не обладало информационным содержанием, так как не было знания о значении Девы в «Слове о полку Игореве»: до сих пор не подобрано слов о том, что это не образ Обиды-Девы, а образ змееногой богини Девы. Нами выдвинуто достоверное положение, что крылатая Дева «Слова о полку Игореве» и «фантастическая женоподобная фигура с крыльями и нимбом» на двустворчатых браслетах-обручах из Киева – один и тот же мифологический персонаж. А завитки вместо ног, представленные на этом изображении, и крылья являются опознавательными признаками причерноморской крылатой богини на бляшке из станицы Лабинской и на бляшках из кургана Большая Близница на территории Таманского полуострова, то есть в пределах Тмутороканского княжества, в «земле Трояна», по «Слову о полку Игореве». Культ крылатой богини был не только среди скифо-сарматского населения, а в первую очередь коренного синдского населения, ее образ бытовал и в мифологических представлениях древнерусского населения (Античные государства, 1984. С. 97, 291. Табл. CI. № 3; Петров, Макаревич, 1963. С. 24. Рис. 1. № 1, 3–5; С. 31). Имеется ряд общих функций и общих атрибутов у змееногой богини Девы и Мокоши – Параскевы Пятницы, «водяной и земляной матушки», ее соотнесённость с конным св. Георгием и змием; «Георгия замест Пятницы променяли» (поговорка о суздальцах). Ср.: фольклорный рассказ (Афанасьев А. Н. Народные анекдоты) о торговце, выдающем икону св. Георгия на коне за икону Параскевы Пятницы. На Украине Пятницу причисляли к русалкам (Успенский, 1982. С. 135). Мокошь, вероятно, следует понимать как богиню плодородия. Её сравнивают с Hercules Magusanus «Волшебницей Геракла» (Фасмер. Т. 2. 1996. С. 640). Змеедева хитростью добилась любовной связи с Гераклом и родила от него троих сыновей – Скифа, Гелона и Агафирса. На землю Трояню. – Установить местоположение «земли Трояна» можно с помощью сообщения Геродота о расположении области главного скифского племени, царских скифов: «Их область к югу простирается до Таврики, а на восток – до рва, выкопанного потомками слепых рабов, и до гавани у Меотийского озера по имени Кремны. Другие же части их владений граничат даже с Танаисом» (Her. IV, 20). При наложении этих и других сведений Геродота на современную географию, «главное скифское племя жило в области, ограниченной на западе совр. Днестрм, на севере р. Конской и Донцом (Северским Донцом. – Л. Г.), на востоке – Азовским морем. Южной границей Скифской области была горная цепь Тавр» (Геродот, 1999. С. 648, № 17). Теперь, если мы попросим принять в расчёт события похода Игоря, происшедшие в степях южнее р. Северский Донец, разве не поражает в высшей степени любопытный факт – автор «Слова о полку Игореве» знал границы геродотовой Скифии! Во-первых, тропа Трояна-Геракла – это дорога через Южнорусские степи к южной границе области царских скифов, к Таврийским горам в восточной части современного Крымского полуострова, и во-вторых, когда «силы Дажьбожа внука» – войско Игоря – вступило на землю южнее Северского Донца, оно тем самым пересекло древнюю границу царских скифов и вступило на землю Трояна-Геракла! Геракла признавали все скифы (Her. IV, 59). Его культ существовал как в городах европейского, так и азиатского Боспора (Античные государства, 1984. С. 83; 220). В греческой традиции существовало географическое название «Земля Геракла», находилась она в Сикелии (Her. V, 43), на западном побережье Сицилии, занятом финикиянами. Здесь у горы Эрик находился знаменитый храм Мелькарта «царя города» (Геракла) (Геродот, 1999. С. 655, № 29). В русской традиции существовала Перынь (притяж. прилаг. к Перунъ) под Новгородом, где находилось святилище Перуна. Это название можно истолковать как «Земля Перуна». Также близ Новгорода находилось «Волотово поле», современное село Волотово. «Волотово поле» можно понять как «Земля Великана» или «Земля Волоса». В предложении «Встала обида в силах Дажьбожа внука, вступал Девой на Земля Трояню» – «Трояню» от Троянь, притяж. прилаг. к Троянъ, так же как и в форме Перынь к Перунъ. Это доказывает, что в языческой Руси существовала Троянь – Земля Трояна – южнее Северского Донца в области расселения царских скифов. В этой связи позволительно коснуться др. – русск. названия Тъмуторокань (Томуторокань). Современное филологическое – Тмутаракань. Его производят от тюркс. Таман-тархан и производного от этого греч. Таматарха. В то же время в раннем средневековье существовало селение Томы в районе древней Фанагории на берегу Таманского залива, одноименное главному городу провинции Скифия – Томы, располагавшихся в районе современной Констанци на территории Румынии. Об этом селении Томы упоминают византийские историки VIII – начала IX в.: под 704/705 г. Феофан Исповедник в своей «Хронографии» и Патриарх Никифор в «Бревиарии» под тем же годом (Чичуров, 1980. С. 62; 126, № 318; 163; 179, № 102). Позднее селение Томы не упоминается нигде, появляется название Таматарха и Тъмуторокань, но не Тъмутаракань. Напрашивается заманчивая гипотеза: название Тъмуторокань (Томуторокань) возникло на основе географических имен Томы и Троянь. |