Было даже забавно, что они последовательно ходили в любимицах четырех или пяти профессоров, чьи лекции посещали вместе. Карлин восхищалась разносторонними познаниями Нэнси, почерпнутыми как из богатого наследия семьи, так и из собственных занятий, а Нэнси считала Карлин самым способным человеком из всех, кого она когда-либо встречала. Когда Карлин преподносила себя как ленивую тупицу из средней школы; Нэнси не верила ей.
Карлин было приятно думать о том, как сильно она изменилась. Так или иначе, поступление на такой сложный факультет и отъезд из Вестерфилда позволили ей раскрыться. Она, словно бабочка, вышла из кокона, и про нее уже не говорили как о девушке с большими возможностями, и только.
«Нет, — призналась она себе, — дело не только в отъезде из Вестерфилда». Ее неожиданная серьезность во многом обязана духу соревнования, которого она никогда в себе не замечала. Первые пару недель после приезда в Гарвард от соседей по общежитию она только и слышала истории об Эндовере, Чоуте, Экситере и Бостоне Лэтине, но примерно после месяца полной неуверенности в себе решила, что просто должна энергично взяться за дело. Плыть по воле волн могли позволить себе юноши и девушки из богатых семей с «университетскими традициями», она же должна доказать всем, что ее присутствие в Гарварде не случайность. В темных тайниках воспоминаний ей даже слышалось, как Бен говорит ей, что она должна учиться за них обоих. Конечно, это было в тот день, когда она получила уведомление о приеме, до того, как… Поэтому она часами просиживала за учебниками и неожиданно после окончания первого семестра получила три «А» и одно «В», таких оценок не получил никто на ее курсе. Сперва она изумилась, однако, когда взглянула на окружающих ее великолепно подготовленных ребят, хваставшихся годами учебы в закрытых школах, почувствовала себя победительницей.
Но главное было не в соревновании. В тихой прелести заросшего зеленью Гарварда она почувствовала, что искренне и всерьез увлечена учебой, бостонскими политиками, архитектурными красотами старинных узких домов на Бикон-стрит и деревянных домов эпохи королевы Виктории на Брюстер-стрит, долгами оживленными беседами в темных укромных уголках Вурстхауса.
Казалось, все в ее жизни складывалось удачно. Если бы ее спросили, чего ей больше всего сейчас не хватает, она сказала бы — друга. При этой мысли в ее подсознании снова всплыл образ Бена Дамироффа. Она настойчиво отогнала его, но на его месте быстро появился Вестерфилд. Карлин нахмурилась, вспомнив, что как раз завтра возвращается на лето домой.
— В чем дело? — Нэнси уловила изменение в настроении подруги.
— А, ничего.
Карлин ненавидела жаловаться, да и как объяснишь все прелести еще одного лета дома даже такой хорошей подруге, как Нэнси? Это могла по-настоящему понять только Таш. Лето после первого курса было кошмарным. Отец, жалкий в своем инвалидном кресле, который смотрел в окно гостиной и постоянно капризничал: «Не щетку, Лилиан. Я просил гребень! Неужели ты никогда не можешь сперва выслушать!» Мать с ее кроткими ответами. Бесконечное, с девяти до пяти, стояние за прилавком у Дэлримпла, а по вечерам летние занятия с отстающими из вестерфилдской средней школы.
Карлин не возражала против двух работ, ей, несомненно, нужны были деньги. Ее четырехгодичной стипендии и «Премии Резерфорда», конечно, хватало на оплату обучения и питание, но было еще много расходов, которые трудно выдержать. Кроме того, работа давала возможность поменьше видеть родителей и удерживала ее подальше от дома. Подальше от — давай-посмотрим-как-много-способов-можно-найти, — чтобы-сегодня-избежать-встречи-с-Беном-Дамироффом, — призналась Карлин про себя. Ее охватывала паника при одной только мысли, что она может столкнуться с ним, входя в дом или отправляясь вечером погулять с Наташей. Даже отец Бена и Наташи приводил ее в замешательство, ей было жаль Леонарда Дамироффа, но что она могла сказать ему при встрече? «Извините, что мой отец спал с вашей женой», — готов был выпалить маленький злой карлик, сидевший внутри нее, если бы Леонард однажды зашел к Дэлримплу за таблетками от кашля.
Она не замечала, что разговаривала вслух, пока не услышала рядом усмешку подруги.
— Ну, во всяком случае, ничего плохого не случилось, — сдержанно сказала Нэнси.
— Дом — это место, где тебя должны встречать, — грустно улыбнулась Карлин, — но это не означает, что тебе обязательно хочется вернуться.
Нэнси, возможно, не понимала всего, но Карлин знала, что подруга ей посочувствует. На прошлый День Благодарения они вместе ездили в Вестерфилд. Поздним воскресным вечером, когда девушкам уже пора было уезжать, Карлин пришлось чуть не затыкать рот Нэнси, чтобы она не наговорила Лилиан ничего лишнего. «Почему твоя мать мирится с этим?» — допытывалась Нэнси всю обратную дорогу в Кембридж. «Для меня это тоже загадка, — хотела бы признаться Карлин, но сказать это Нэнси означало предать мать. — Хватит жаловаться», — оборвала себя Карлин.
— Итак, когда ты начинаешь работу в офисе окружного прокурора? — Она намеренно сменила тему.
— М-м, — странно застеснялась Нэнси.
— Что? — Карлин подозрительно взглянула на подругу.
Отец давным-давно подготовил для Нэнси летнюю интернатуру в офисе окружного прокурора в Манхэттене в Нью-Йорке. Это была отменная работа, за которую Карлин отдала бы все на свете. После первого года учебы она взяла себе за правило узнавать обо всех курсах конституционного права и конституционной истории, которые Гарвард предлагал своим студентам последнего курса, потому что ей хотелось поступить на юридический факультет после окончания колледжа. Сама мысль приобрести практический опыт расследования преступлений… Впервые услышав об интернатуре, которую учредил Тэтчер Эриксон, Карлин почувствовала единственный раз настоящую зависть и теперь не представляла себе, как подруга может колебаться.
Нэнси растянулась на животе, подложив руку под подбородок.
— А если я признаюсь тебе, что подумываю в это лето не работать в офисе окружного прокурора? Что скажешь на это?
— Скажу, что ты сошла с ума, — не задумываясь, ответила Карлин.
— И, наверное, тем более сочтешь меня сумасшедшей, если я признаюсь, что намереваюсь летом путешествовать по Азии в сопровождении Филиппа Манхоффа?
— Все лето? — Карлин оценивающе присвистнула. — Все дни и ночи?
— Верно, профессор Сквайр, Все дни и все романтические восточные ночи.
Карлин уставилась на Нэнси, словно говоря: «А ты не выдумываешь?» Филипп Манхофф был объектом желаний Нэнси еще с тех пор, как обе девушки стали посещать его лекции по китайской истории. Блистательный и обаятельный доктор Манхофф имел репутацию полунахала, полувундеркинда, и это сочетание Нэнси находила неотразимым. Но, похоже, он ее неотразимой не считал, во всяком случае, дальше оживленных дискуссий на лекциях их отношения не продвигались. Во всяком случае, так казалось Карлин.
— Так вот почему весь день сегодня у тебя такое хорошее настроение, — догадалась Карлин.
— Все верно, мэм. — Нэнси помолчала и торжественно продолжила: — Вчера вечером в восемь двенадцать — если ты прикинешь, то это ровно через четыре часа после окончания последнего экзамена по китайской истории, — мне позвонил вышеупомянутый доктор Манхофф и поинтересовался, не угодно ли Нэнси Эриксон сопровождать его в двухмесячном путешествии на Восток.
— Это был дружеский или деловой звонок?
— Боже, ну что за неромантичная девушка! — отшутилась Нэнси.
Но Карлин так просто не отстала. Не похоже, чтобы эта двухмесячная прогулка объяснялась сердечным влечением со стороны Манхоффа.
— Что именно он сказал?
— Ну, хорошо, — сдалась Нэнси, — он просил меня поехать с ним заниматься исследовательской работой, но если мы не разделим с ним ложе к шестому июня, я дам тебе сотню баксов.
Зная напористость Нэнси, Карлин нисколько не удивилась, если бы все пошло точно по намеченному плану, однако доктор Манхофф вовсе не был наивным школьником, которого могли ввести в заблуждение ухищрения второкурсницы, даже такой привлекательной, как Нэнси Эриксон. Карлин покачала головой, удивляясь уверенности своей подруги, а та просто снисходительно улыбнулась ей. Внезапно Карлин рассмеялась; конечно, Нэнси права, он мог пригласить с собой любого, но скорее всего он весь семестр присматривался к ней и ждал момента положить конец их официальным отношениям.