В памятный вечер 17 марта 1941 года оба находились в цехе, когда туда прибежал запыхавшийся комендант:
- Вас ищет директор завода, просит немедленно зайти, - выпалил он, не переводя дыхания.
Мы поспешили на вызов. Михаил Сергеевич Жезлов сообщил, что нас срочно вызывают в Кремль.
Сборы были недолги, и вскоре машина довезла нас до Спасских ворот Кремля.
Было около десяти вечера, когда мы вошли в бюро пропусков. Быстро покончив с необходимыми формальностями, мы вместе с сопровождающим вошли на территорию Кремля. Кабинет Сталина находился в северном углу трехэтажного треугольного здания, расположенного недалеко от Никольских ворот. В вестибюле еще раз проверили пропуска, мы разделись и зашагали по длинному коридору. Сначала нас проводили в кабинет секретаря И. В. Сталина - Поскребышева.
- Подождите, пока над дверью загорится лампочка. Входить можно только тогда, - предупредил он.
Мы с Веневидовым, волнуясь, вошли в кабинет. В комнате кроме Сталина находились К. Е. Ворошилов, А. И. Микоян, С. М. Буденный, С. К. Тимошенко, представители ВВС и авиапромышленности СССР. Был здесь и Нарком авиапромышленности А. И. Шахурин, ободряюще посматривавший на нас.
Сталин бесшумно ходил взад-вперед по комнате. Он был в сером кителе и брюках и против обыкновения курил не трубку, а папиросу. Говорил негромко, не торопясь, с сильным акцентом. И оказался вблизи совсем невысокого роста.
- Докладывайте, - коротко сказал он.
Мне показалось, что он предлагает разложить чертеж на полу и я, нагнувшись, стал разворачивать лист.
- Не здесь, - поправил меня Сталин и показал рукой на специальные зажимы.
Мы стали докладывать свой проект. Сталин очень внимательно слушал и задавал нам поочередно вопросы, которые показывали, что он хорошо понимает суть дела. Особое внимание он обращал на защиту пилота и предлагал за счет сокращения дальности полета увеличить толщину [123] броневой защиты. Разговаривая, он делал пометки красным карандашом на соответствующем чертеже.
Тон разговора не был безапелляционным. Сталин высказывал, как он сам подчеркивал, свои пожелания.
Надо сказать, он очень четко и правильно сформулировал сущность, цели и возможности нашего проекта. После того как Сталин высказал свою точку зрения и отметил положительные стороны нашей работы, он предложил присутствующим высказаться.
Особых замечаний не последовало. После обсуждения было единогласно решено выделить средства на постройку самолета. Мы тут же достали список с фамилиями конструкторов, которых желательно было привлечь к работе, и попросили Сталина написать свою резолюцию.
- А вы говорили с руководителями предприятий, где работают эти товарищи? - поинтересовался он.
- Да, но получили отказ… Но если вы, товарищ Сталин, дадите свое согласие, то этих людей отпустят.
- Так нельзя, - сказал Сталин. Наверное, эти люди выполняют правительственные задания, и перевод их без согласия руководителей может сорвать работу.
- Что же нам делать?
- Поговорите еще раз с руководителями о переводе к вам конструкторов, - предложил Сталин.
На этом наша беседа закончилась. Когда мы вышли из Кремля, было далеко за полночь.
В короткие сроки с помощью Наркома авиапромышленности был создан прекрасный коллектив конструкторов-самолетчиков и вооруженцев. Разработка самолета была поручена известному конструктору А. А. Архангельскому, хорошо знакомому нам по совместной работе.
Мы были очень рады, что Александр Александрович согласился сотрудничать с нами, и в скором времени наши бюро слились в одно. Архангельский стал главным конструктором по самолету, а работами над системой вооружения руководили мы с Веневидовым.
Все, казалось бы, складывалось отлично, однако война перечеркнула наши планы и расчеты… [124]
Тучи над Родиной
Вероломно нарушив договор о ненападении, фашистская Германия начала войну против СССР. Черным смерчем ворвалась война на просторы нашей Отчизны. Случилось это солнечным июньским утром 1941 года. С тех пор жизнь, дела и мысли каждого советского человека приобрели как бы новое содержание, новый смысл. И смысл этот выражался словами: «Все для фронта, все для победы!».
Многие сотрудники нашего КБ записались в народное ополчение. Мы с Веневидовым записались тоже, а кроме того, подали рапорт на имя Наркома авиапромышленности с просьбой отпустить на фронт. Вскоре нас вызвали к товарищу Шахурину.
Разговор был короткий.
- Рапорта возьмите обратно, - сказал он. - Об отправке вас на фронт не может быть речи. Есть срочное задание ЦК партии. О нем узнаете на месте. Будьте готовы, сегодня ночью вы выезжаете…
В три часа ночи раздался стук в дверь (мы с Веневидовым жили в одной квартире). Машина на большой скорости помчала нас на аэродром, а там уже ждал самолет.
Вскоре он приземлился на аэродроме базы, где были сосредоточены бомбардировщики ТБ-7 (Пе-8). Встретивший нас генерал-майор инженерно-технических войск Иван Васильевич Марков, в прошлом тоже воспитанник Академии Воздушного Флота, сразу приступил к делу.
- Давно вас ждем. Задание такое: перевооружить ТБ-7 на крупнокалиберные пулеметы Березина. Время не терпит. Пройдемте к главному инженеру, он предоставит все, что нужно для работы. На выполнение задания дается две недели. Действуйте.
Задание действительно было срочным и ответственным. После того как фашисты совершили несколько налетов на Москву, было решено нанести ответный удар по Берлину. Для этой цели тяжелые бомбардировщики ТБ-7 были перегнаны на один из заводов для подготовки их к предстоящей операции.
На группе бомбардировщиков ТБ-7 перед самой войной начали заменять поршневые моторы дизелями М-40 [125] с турбокомпрессорами конструкции воспитанника нашей академии Алексея Дмитриевича Чаромского. Благодаря этой замене намного улучшились летные данные самолетов, в особенности дальность полета. Но начавшаяся война помешала проверить и испытать авиадизели в полете. Теперь на проверку тем более не осталось времени - отложить налет на Берлин было невозможно. Вот эти-то самолеты мы и должны были перевооружить в рекордно короткий срок.
Мы с Иваном Васильевичем в самом бешеном темпе включились в работу. У нас уже имелся некоторый опыт выполнения срочных заданий. Но если раньше мы все-таки отрывались от своих чертежей и макетов, чтобы поспать несколько часов, то здесь этого не было.
Двое суток подряд я не отходил от доски, на которой чертил мелом в натуральную величину необходимые чертежи. На третьи сутки не выдержал и заснул.
Пока я выполнял чертежи, Веневидов готовил производство. По моим наброскам сразу строились грубые макеты. Рядом со мной расположились конструкторы, которые тут же вносили необходимые уточнения.
В темпе сделали специальные стапеля, на них установили макеты.
Наступил решающий момент - испытания. Началась стрельба. Мы с Веневидовым прислушались: несколько выстрелов, и вдруг молчание…
- Что такое?
- Установка не работает, - доложил один из присутствующих.
- Не может быть! Все рассчитано и выверено до последнего.
Опять начинается стрельба. И снова то же самое - несколько выстрелов, и все: установка выходит из строя.
- Попробуем еще раз.
Все повторилось с тем же результатом.
Мы с Веневидовым пришли в отчаяние, и было из-за чего.
- Может, вам еще что-нибудь нужно. Подумайте как следует, - обратился к нам один из членов контрольной комиссии.
- Распорядитесь о приезде на базу автора пулеметов Березина. Пусть он тоже досмотрит, в чем дело, - попросил Веневидов. [126]
В тот же час вылетел самолет, и вскоре Березин с группой своих лучших мастеров прибыл к нам.
Момент был более чем ответственный: выяснялось, кто виноват - мы, вооруженцы, или конструктор пулемета.
С Березиным прилетел старый опытный мастер, слово которого было, пожалуй, решающим.
Он разобрал один пулемет, потом второй, третий… десятый. Затем выборочно взял еще несколько экземпляров из присланной партии (пулеметов было несколько сот штук) и наконец вынес приговор:
