- Вот пройдет лет двадцать, дадут вам большое конструкторское бюро, все будут одеты в белые халаты, а вы как главный конструктор станете только указывать, как и что надо делать.
Королев рассмеялся и сказал, что гадалка из меня не получится. Но он ошибся. Мое предсказание сбылось. Сергей Павлович стал известным конструктором, и случилось это намного раньше, чем через двадцать лет.
Работал Королев с увлечением. Он всегда был сосредоточен, постоянно над чем-то думал. И хотя не был словоохотлив, любил поспорить на интересующую его тему.
Основными чертами характера Сергея Павловича были, на мой взгляд, исключительная организованность и целеустремленность.
Однажды я спросил:
- Какая у вас цель в жизни?
Он помолчал немного, подумал, а потом серьезно ответил:
- У меня две цели: дальняя и ближняя.
- Как это понять?
- Дальняя цель - создать летательный аппарат, который смог бы оторваться от земли и долететь до другой планеты. А ближняя цель - создать самолет, который отвечал бы всем тактико-техническим требованиям, предъявляемым к современному военному самолету. Я считаю, что авиационная техника, которой мы сейчас занимаемся, - это начальный этап, без которого невозможно подойти к космическим полетам. А что мы ими будем заниматься, я уверен…
Королев часто говорил, что жизнь коротка, что надо использовать каждую минуту. И сам действовал именно так.
Сергей Павлович был прекрасным товарищем и всегда старался помочь другому. Тут он никогда не жалел времени. Однажды я пришел в КБ раньше обычного и [75] увидел, как Сергей Павлович, склонившись над каким-то чертежом, делает расчеты.
Оказалось, что один из сотрудников попросил Королева помочь разобраться в сложном вопросе. Сергей Павлович согласился и сам увлекся этой работой. Через несколько дней с большой радостью сказал мне:
- Знаешь, все получилось хорошо. Мы решили правильно…
После моего перевода из КБ на завод я еще несколько раз встречался с Королевым, правда, мимоходом. В частности, я виделся с Сергеем Павловичем в Академии артиллерийских наук Советской Армии. В то время он уже был Главным конструктором крупного КБ и членом-корреспондентом Академии наук СССР.
Я любил слушать его выступления на совещаниях. Они были очень короткими и очень деловыми.
Была еще одна встреча, оставившая глубокий след в памяти. Это произошло в 1948 году, когда я пришел «в гости» к нему в КБ.
- Хочешь, приму тебя по первому разряду? - спросил Сергей Павлович.
- А что это такое?
- Приму, как принимаю самых высоких гостей, а главное, в белом халате. Помнишь?
Еще бы не помнить! Как мы мечтали о белых халатах, работая в КБ Поля Ришара! Это теперь белый халат стал своего рода повседневной спецовкой конструктора, а в тридцатые годы казались фантастикой светлые просторные залы с усовершенствованными кульманами, со специальным освещением и склонившиеся над чертежами люди в белых халатах.
Сергей Павлович вспоминал, как мы работали у Ришара, строили планы, говорили о будущем. Я слушал его и думал о том, как мало изменился этот человек. Несмотря на то что прошло много лет и что он занимал высокий пост, Королев остался таким же простым и скромным. Время за воспоминаниями пролетело незаметно.
- Уже пять часов, - спохватился я, - прошел почти весь день.
- Ничего, не так-то часто встречаешься со старыми знакомыми, - улыбнулся Сергей Павлович. [76]
Мы распрощались, договорившись, что обязательно встретимся еще. Но эта встреча была последней…
* * *
Люди в КБ Ришара подобрались мыслящие, талантливые, поэтому решения Главного конструктора часто подвергались справедливой критике, а он сплошь и рядом не мог обосновать свои идеи, хотя требовал их выполнения.
Однажды мне вместе с одним французским инженером пришлось разрабатывать выдвижную башню для гидросамолета бомбардировщика. Конструктивная схема башни принадлежала Ришару. По замыслу стрелок размещался в цилиндрическом металлическом стакане, выдвигавшемся из фюзеляжа поплавкового гидросамолета. Приводом для вращения являлся аэродинамический винт, автоматически устанавливающийся в постоянном положении к встречному потоку, независимо от поворота башни. Задание мы выполнили. Башню даже поставили на гидросамолете. Но в дальнейшем такие конструкции применения не нашли - они себя не оправдали. Дело в том, что практически весь период боевого полета башня должна была находиться в выдвинутом состоянии, а это резко снижало бы скорость полета из-за большого лобового сопротивления.
Неверно было бы думать, что все решения Ришара были неудачны. Именно на его самолетах впервые были применены новые схемы управления, испытаны способы повышения устойчивости конструктивных элементов и др.
Но все же почти не было случая, чтобы решение Ришара не критиковалось при обсуждении. Авторитет Главного конструктора падал день ото дня. Это начал понимать и сам Ришар. Его отношения с коллективом очень обострились. В конце концов Ришару пришлось возвратиться во Францию. Вместе с ним уехали на свою родину и некоторые французские инженеры. Но несколько человек остались, в том числе и Левиль. Он работал в одном из наших конструкторских бюро, и, насколько я помню, довольно успешно.
КБ Ришара прекратило свое существование. Большинство конструкторов, которыми раньше руководил Ришар, перевели на один из авиационных заводов. [77]
На заводе
О заводе, на котором предстояло работать, я впервые услыхал еще семь лет назад. В 1923 году здесь определяли стоимость проектных работ по предложенной мною люковой установке с перископом для защиты «мертвой зоны» на самолете. Кстати, сумма по расчетам оказалась такой внушительной, что практически работа была прекращена на много лет.
На заводе существовало правило, по которому каждый вновь принятый сотрудник должен был прежде всего явиться к директору Пауфлеру для личного знакомства. С этого начал и я. После недолгого ожидания в приемной секретарь проводила меня в кабинет директора. За письменным столом сидел крупный широкоплечий мужчина лет сорока пяти. Я представился.
- Слышал уже о вас, - сказал Пауфлер, окидывая меня внимательным взглядом. - Расскажите о себе.
Я знал, что на заводе не так давно образовано Центральное конструкторское бюро (ЦКБ), создающее новые самолеты, что в нем работают Д. П. Григорович, Н. Н. Поликарпов и другие талантливые конструкторы и что, пожалуй, нигде больше, кроме Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ), не было сосредоточено столько блестящих умов. ОКБ ЦАГИ возглавлял тогда Андрей Николаевич Туполев, его помощниками были Владимир Михайлович Петляков, Александр Александрович Архангельский, Павел Осипович Сухой, Иван Иванович Погосский и другие. И не случайно, что из нашего ЦКБ и из ЦАГИ вышел целый ряд ведущих конструкторов, сделавших серьезный вклад в советскую авиацию…
Рассказывая о себе директору завода, я упомянул, что меня направили в секцию стрелкового вооружения, начальником которой является В. Д. Сорокин.
Пауфлер выслушал это благосклонно и даже добавил, что именно к Сорокину думал меня определить.
С Василием Дмитриевичем Сорокиным мы были хорошо знакомы еще по академии; он закончил ее на год раньше меня. Я был на защите его дипломного проекта и уже тогда понял, что это весьма талантливый человек с большими изобретательскими способностями. Еще в 1923 году он изобрел двигатели, работавшие за счет [78] использования энергии морских приливов и отливов. Эти двигатели оказались практически целесообразными - по ним построили отечественные действующие образцы.
Первым, кого я увидел, придя в секцию, был Александр Васильевич Надашкевич, которого я уже встречал в НТК, когда рассматривался мой проект установки для защиты «мертвой зоны» на самолете. За прошедшие годы Надашкевич почти не изменился, был таким же подвижным и энергичным.
