Япония пыталась укрепить влияние на континенте, привлекая к сотрудничеству представителей различных общественных групп и прессы. Например, чины военной миссии в Омске, по данным КРЧ, приглашали журналистов, охотно делились с ними всякого рода информацией, предлагали угощения и подарки^{299}.

Особую активность японцы проявляли на Дальнем Востоке. В поле зрения военно-статистического (разведывательного. — Авт.) отделения штаба Приамурского военного округа, по собственной инициативе занимавшегося сбором информации контрразведывательного характера, неоднократно отмечали, что японцами проводится детальное обследование бухт, заливов и всего побережья в районе Владивостока и на Сахалине. «По-видимому, одной из главных целей является исследование минеральных богатств побережья, столь необходимых для их экономической самостоятельности», — высказывается предположение в докладе резидента^{300}.

Случаи разоблачения и привлечения к ответственности японских агентов являлись исключением, нежели правилом. По документам белогвардейских спецслужб сложно судить о размахе и результативности японского шпионажа в тылу белогвардейских войск, поэтому сошлемся на оценку генерал-майора Такиуки. Подводя итоги японской интервенции на Дальнем Востоке, он откровенно заявил: «О сибирской экспедиции 1918–1919 гг. говорят, что это не что иное, как попусту выброшенные 700 миллионов иен. Но это не совсем так. В то время в Сибири работали офицеры из всех полков Японии, которые занимались изучением края. В результате те местности, о которых мы ничего не знали, были изучены, и в этом отношении у нас не может быть почти никаких беспокойств»^{301}.

Таким образом, находившиеся в Сибири и на Дальнем Востоке формирования союзников, поддерживая колчаковский режим, в первую очередь преследовали собственные геополитические цели, поэтому занимались разведдеятельностью не только против Советской России, но и против белогвардейских режимов. Контрразведывательные органы Верховного правителя по мере возможности вели наблюдение за иностранными спецслужбами, но активного противодействия им не оказывали, руководствуясь, по мнению авторов, в первую очередь политическими соображениями. С одной стороны, адмирал А.В. Колчак, являясь убежденным поборником возрождения великодержавной России, порой предпринимал резкие демарши против действий союзников, нарушавших суверенитет России. Об этом свидетельствуют такие известные факты, как его отказ передать русские войска в Сибири под командование французского генерала М. Жанена в декабре 1918 г., уполномоченного на это мандатом Д. Ллойд-Джорджа и Ж. Клемансо; последующий отказ передать под контроль союзников золотой запас России (вплоть до декабря 1919 г.)^{302}. Широкую известность приобрел приказ Колчака генералу С.Н. Розанову в сентябре 1919 г. в ответ на ультимативное требование американского и японского командования вывести дополнительные контингенты русских войск из Владивостока, в котором говорилось: «Сообщите союзному командованию, что Владивосток есть русская крепость, в которой русские войска подчинены мне и ничьих распоряжений, кроме моих и уполномоченных мною лиц, не исполняют. Повелеваю вам оградить от всяких посягательств суверенные права России на территории крепости Владивосток, не останавливаясь, в крайнем случае, ни перед чем»^{303}. В том же Владивостоке русский военный суд, несмотря на давление американцев, оправдал полковника Шарапова, который убил на месте пьяного американского солдата, оскорбившего и ударившего его^{304}. С другой стороны, колчаковскому правительству приходилось считаться с союзниками, поскольку оно остро нуждалось в поставках оружия и военной техники от них.

Борьба со шпионажем колчаковскими органами безопасности велась не системно и целенаправленно, а носила эпизодический характер и заключалась в основном в агентурном сопровождении. Случаи арестов и последующего предания суду были редкостью и относились в большей степени к большевистским разведчикам. Представляется, что причинами такого положения дел были следующие.

Во-первых, колчаковские спецслужбы противодействовали разведывательно-подрывной деятельности большевиков и «союзников» в одиночку. Высшее военно-политическое руководство считало, что обеспечение внешней безопасности режимов являлось прерогативой лишь контрразведки. Между тем уже в то время характерным примером тому являлась Советская Россия, где складывалась система безопасности, составными частями которой являлись органы государственной власти и партийно-политический аппарат, а спецслужбы находились в верхней части такой «пирамиды».

Во-вторых, по своим силам и средствам, кадровому потенциалу белогвардейские контрразведывательные органы уступали спецслужбам зарубежных стран.

В-третьих, контрразведывательные органы в основном сконцентрировали свои усилия на политическом сыске, считая контршпионаж второстепенным делом. Здесь свою роль, по мнению авторов, сыграла нормативно-правовая база Временного правительства, принятая после разгона Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов и предписывавшая контрразведке заниматься политическим сыском, что легло в основу нормативных документов колчаковской контрразведки. Однако временные положения о контрразведывательной службе на ТВД и во внутренних военных округах четко не определяли круг полномочий контрразведки в борьбе с государственными преступлениями, что приводило к дублированию функций спецслужб и органов политического сыска. В то же время в компетенцию органов государственной охраны Департамента милиции, в отличие от губернских жандармских управлений Российской империи, не входила борьба со шпионажем.

Вместе с тем эти структуры вели наблюдение за союзниками и, вскрывая их контакты с противником, информировали об этом органы власти.

Основная угроза безопасности Белому движению, безусловно, исходила от Советской России. Гражданская война велась посредством крупномасштабных военных операций, восстаний, мятежей, агитационно-пропагандистской работы, разведывательно-подрывной деятельности и т.д. Широкий арсенал способов борьбы в большей степени был направлен против воюющих армий, поскольку так или иначе исход войны определялся разгромом вооруженных сил противника, который зависел от решения крестьянского, казачьего и национального вопросов. Поддержка широких слоев населения в значительной степени предопределила состав воюющих армий, мобилизационную возможность сторон, а в итоге — победу одних и поражение других.

Советская Россия не только защищала свой тыл от проникновения агентуры противника, но и сама организовывала на территориях, занятых белыми армиями, восстания, мятежи, забастовки, диверсии, операции разведывательного и контрразведывательного характера. Специальными методами ведения войны в РСФСР занимались три структуры: партийные органы, ВЧК и разведка Красной армии.

Серьезную опасность для колчаковского режима представляло Сибирское бюро РКП(б).

Активная борьба с подпольем началась в конце осени 1918 г. По всей видимости, причиной тому послужил приход к власти адмирала А.В. Колчака, установившего военную диктатуру, а также активизация большевистского подполья после прошедшей 22–23 ноября 1918 г. в Томске II Сибирской партийной конференции, которая, сохраняя ориентацию на общесибирское восстание, высказалась за организацию местных вооруженных выступлений.

Для целенаправленного руководства нелегальной подрывной деятельностью 17 декабря 1918 г. ЦК РКП(б) создал при Реввоенсовете 5-й армии Восточного фронта Сибирское бюро РКП(б) с центром в Уфе (позднее оно переехало в Омск) и поставил перед ним задачу «организовать революционную агитацию на территории Сибири»^{305}. Помимо агитаторов большевики направляли сюда агентов для проведения диверсий на железных дорогах^{306}.