В «Англетере» Симс привел себя в порядок, и мы направились во дворец. Воспользовавшись гримом, Симс сделал царапину на лице практически незаметной.
* * *
Экипаж вез нас вдоль Адмиралтейского бульвара, потом мимо восточного крыла Адмиралтейства. Низкая, почти вровень с рекой, мощенная камнем площадь между западным фасадом дворца и Адмиралтейством не отличалась многолюдьем, более того, штатских здесь вообще не наблюдалось. Кое-где прогуливались или разминались свободные от караула семеновцы в черных мундирах и белых брюках.
– Русские светловолосы и имеют богатырское сложение, – заметил Симс, рассматривая солдат и офицеров караула, – один вы, Болотов, похоже, составляете исключение.
– Нет, просто в лейб-гвардии Семеновский пехотный полк, который сегодня несет караул, по традиции принимают только высоких крепких блондинов, а невысоких стройных брюнетов, вроде меня, берут в легкую кавалерию, мои предки служили в лейб-гвардии гусарском полку. А вот вас, мистер Симс, в русскую гвардию бы не взяли, – уколол я его в ответ, – слишком уж худощавы.
Императорский штандарт на главном флагштоке Российской империи был спущен, что означало, что император отсутствует. Солнце отражалось в сотнях больших окон дворца, играло позолотой надоконной лепки, отчего было особенно, не по-петербургски светло. Выкрашенные в императорский пурпур стены и белые наличники усиливали ощущение величия и мощи, которое внушало главное здание державы.
Мы проехали вдоль линии конки по набережной Невы к министерскому подъезду Зимнего. Из окна третьего этажа над министерским подъездом на нас смотрела бледная молодая женщина, даже яркий летний свет не мог сделать ее красивое и, как мне показалось, напряженное лицо румянее. Симс тоже обратил внимание на женщину.
Мы вошли в высокие застекленные двери. Встретил нас гусарский поручик, который представился адъютантом генерала от кавалерии Воронцова-Дашкова (в этом чине состоял министр двора), он пригласил нас подняться на лифте. Это было странное устройство: двое дюжих молодцев в лакейских ливреях при помощи ручной лебедки поднимали вверх плетеную корзину, вмещавшую трех человек. Мы с Симсом, не сговариваясь, в один голос отказались. Не знаю, почему отказался Симс. А мне показалось, что этот лифт – какое-то нецивилизованное, отдающее азиатчиной и барством неправильное использование людей, я, здоровый и молодой, оскорблю сам себя, если сяду в эту люльку. Тогда адъютант повел нас к министру пешком через Парадную лестницу и Фельдмаршальский зал.
Дворец поражал своим великолепием, я никогда прежде не бывал в столь роскошном здании. В другое время я провел бы целый день, рассматривая убранство парадных аванзалов. Но мы пришли по делу, надо было спешить, а не таращить глаза и не крутить во все стороны головой, выставляя себя дикарем. Симс, например, вообще не заинтересовался ничем вокруг. Или сделал вид.
* * *
Министр двора Воронцов-Дашков, гусарский генерал с роскошными седеющими усами, принял нас вежливо и по-деловому:
– При дворе случилось беспрецедентное событие. Пропали бриллианты на сумму восемьдесят тысяч рублей. К сожалению, мы не можем понять, когда они пропали, несмотря на то что каждое посещение кладовой фиксируется. В прошлом году был убит император Александр Николаевич. Траур только-только закончился. Все это время было не до бриллиантов. Нынешний государь вообще равнодушен к внешнему блеску, его новый мундир и то не всегда уговоришь надеть. Короче, кладовую долго никто не посещал. Но на днях императрица выразила желание начать подготовку к предстоящей коронации, начальник камерального отделения пошел проверить, все ли в порядке, и вот…
– Давайте продолжим разговор прямо на месте происшествия. Чем скорее я смогу осмотреть его, тем скорее сделаю выводы, – сказал Симс.
– А это обязательно? Герцогиня Эдинбургская, светлейшая невестка королевы Виктории и высокородная сестра государя императора Мария Александровна, которая сейчас находится в Петербурге, рекомендовала вас как аналитика, способного разобраться в любом деле, не вставая со своего кресла.
– По этой логике, я мог остаться в Лондоне и расследовать кражу оттуда. Нет, министр, в предложенных обстоятельствах это совершенно необходимо.
– Что ж, для посещения Бриллиантовой комнаты посторонним лицам требуется письменное разрешение императора. Разрешение можно будет получить через неделю. Государь на рыбалке в Финляндии. Государыня надеялась разобраться с этим делом, не ставя его в известность. Он и так не любит Зимний дворец, теперь станет любить еще меньше. Он даже Эрмитаж не любит, музей собирает другой, свой собственный, будет называться Русский.
– А отчего же, позвольте спросить, царь Александр так не любит свой дом?
Мне пришлось слегка наступить англичанину на туфлю канадской кожи, давая понять, что вопрос неделикатен и вообще неуместен, но Симс лишь удивленно воззрился на меня и пробормотал что-то типа «прощаю вам вашу неловкость». Министр сконфузился, но ответил:
– Из-за князей Юрьевских.
– А что не так с этими князьями? – не унимался дотошный Симс.
Министр понял, что темы не избежать, и перешел к делу.
За спиной министра над его креслом на стене висели два портрета высочайших особ. Воронцов-Дашков объяснил, что нынешний император Александр III, лысеющий ясноглазый и круглолицый человек с бородой а-ля мужик, слева, жестко конфликтовал со своим отцом, убитым год назад террористами императором Александром II, пожилым человеком с мечтательным взглядом и пышными, переходящими в бакенбарды усами, в траурной рамке, справа. Разногласия случились потому, что Александр II поселил прямо в Зимнем дворце, практически рядом с императрицей, ныне покойной матерью теперешнего государя, свою любовницу, которой был присвоен титул светлейшей княгини Юрьевской, и своих с ней детей, также князей Юрьевских. Покойная императрица игнорировала это обстоятельство с присущей ей смиренной иронией, да и чахотка ее крепчала год от года. Но наследник был непреклонен, посещать Зимний дворец перестал и не был там чуть ли не десять лет. После смерти Марии Александровны император венчался с княгиней, поговаривали, что она настаивает на том, чтобы ее короновали Екатериной III. И хотя после трагической гибели царственного супруга в 1881 году ее немедленно выпроводили из Зимнего и вообще из страны, новый император сохранил стойкую неприязнь к главному дому российских монархов. Это очень расстраивает молодую императрицу, так как препятствует устройству современного и роскошного императорского быта, о котором она мечтала, будучи цесаревной; все-таки с Зимним дворцом не сравнится ни одно другое здание столицы, и крайне неудобно для министерства двора, поскольку порождает массу организационных трудностей. Собственно, и нынешнее происшествие, очевидно, является следствием малого внимания к Зимнему дворцу. Говорить же обо всем этом с императором, императрицей или вообще при дворе категорически не принято и не допустимо.
– Княгиня Юрьевская посещала кладовую? – спросил Симс.
Граф Воронцов-Дашков кивнул:
– Покойный государь и княгиня прожили в законном браке восемь месяцев до его кончины. Она вертела им как хотела. Тьфу. Простите мне эту вольность. Конечно, да, без всякого сомнения. Но уточнить, когда и как это происходило, мы должны с начальником камерального отделения Даниловским.
Министр покрутил ручку телефона и несколько минут кому-то что-то кричал. Вскоре раздался стук в дверь, и на пороге показался рыхлый чиновник с потным лицом; видно было, что он взволнован и очень торопился.
– Да, княгиня имела доступ в кладовую, – ответил Даниловский. – Более того, по особому указанию императора она имела привилегированный доступ – могла посещать Бриллиантовую комнату, когда ей вздумается, в сопровождении одного лишь начальника камерального отделения, то есть в моем сопровождении.
– Император пошел на это из-за крайней непочтительности, которую выказывала княгине камер-фрау фон Винклер, главная хранительница государственных регалий и бриллиантов, – разъяснил министр. – Камер-фрау, насколько мне известно, постоянно оскорбляла княгиню, которая раньше, будучи фрейлиной, ей прислуживала. Император не мог ни приструнить надменную старуху, ни умерить аппетит своей новой супруги, поэтому было решено избавить их от общения друг с другом, а государя от суеты и головной боли.