Catherine Fisher

SAPPHIQUE

© А. И. Ахмерова, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство АЗБУКА®

Прислонись к одной стене, и без труда дотянешься до противоположной – таким узким был проулок. Аттия ждала в полумраке, старательно прислушиваясь. На блестящей кирпичной кладке сгущался пар ее дыхания, отражались всполохи огней, горевших за углом.

Крики приближались. Аттия легко узнала рев взбудораженной толпы – взрывы смеха, восторженные вопли. Свист и топот. Аплодисменты.

Аттия слизнула с губ каплю конденсата, прочувствовав ее солоновато-пыльный вкус. Толпы бояться нельзя. Слишком далеко она зашла, слишком долго искала, чтобы сейчас поджимать хвост. На страхе и неуверенности далеко не уедешь. Особенно если решила выбраться Наружу. Аттия выпрямилась, прокралась в конец проулка и выглянула из-за угла.

На маленькой, озаренной факелами площади теснились сотни людей. Они стояли спиной к Аттии и жались друг к другу, воняя потом и немытыми телами. Чуть поодаль от толпы несколько старух вытягивали шеи, силясь увидеть действо. В неосвещенных участках притаились получеловеки. Мальчишки взбирались друг другу на плечи и на крыши домов-развалюх. В пестрых шатрах торговали горячей снедью. От острого запаха лука и шипения жира у Аттии заурчало в желудке.

Тюрьма тоже заинтересовалась. Над головой у Аттии, под стрехами из грязной соломы за действом с любопытством следило маленькое красное Око.

Под восторженные вопли толпы Аттия расправила плечи и вышла из-за угла. Псы дрались за объедки. Аттия обогнула их и темную подворотню. Почувствовав за спиной чье-то присутствие, Аттия обернулась и мгновенно вытащила нож:

– Даже не думай!

Карманник отступил. Тощий, грязный, почти беззубый, он ухмыльнулся и растопырил пальцы:

– Не вопрос, куколка! Ошибочка вышла. – Карманник шмыгнул в толпу.

– Ага, чуть не вышла, – буркнула Аттия, спрятала нож в ножны и устремилась за ним.

Сквозь толпу она пробиралась с трудом. Люди плотно прижимались друг к другу, стремясь увидеть происходящее впереди, стонали, смеялись, в один голос охали и ахали. Малыши в лохмотьях путались у всех под ногами, не обращая внимания на давку и пинки. Аттия толкалась и ругалась, просачивалась в малейшие просветы, ныряла под локтями. У миниатюрности свои плюсы. А ей нужно пробраться вперед, нужно увидеть его.

Запыхавшаяся, покрытая синяками, Аттия протиснулась меж двумя здоровяками и оказалась впереди. Всюду трещали факелы, едкий дым резал глаза. Прямо перед Аттией была огороженная канатами арена, где один-одинешенек сидел медведь.

Аттия изумленно уставилась на него. Черную шкуру зверя покрывала короста, маленькие глазки горели дикой злобой. На шее гремела цепь, другой конец которой держал укротитель, лысый усач с лоснящейся от пота кожей. Усач ритмично бил в висящий на боку барабан и дергал цепь.

Медведь медленно поднялся на задние лапы и пустился в пляс. Выше человеческого роста, он неуклюже кружил, из пасти капала слюна, цепь оставляла на шкуре кровавые следы.

Аттия нахмурилась. Каково медведю, она знала прекрасно. Аттия коснулась собственной шеи – синяки и волдыри от рабского ошейника, который она когда-то носила, превратились в едва различимые отметины.

Подобно этому медведю, Аттия была цепной рабыней. Если бы не Финн, она и осталась бы ею. Или погибла, что куда вероятнее.

Финн…

Это имя само по себе шрам: причиняющая боль память о предательстве.

Барабанный бой усилился. Медведь тяжело запрыгал, натягивая цепь, и толпа откликнулась одобрительным воплем. Аттия хмуро наблюдала за ним, а потом за огороженной ареной увидела афишу, прилепленную к влажной стене. Такие же афиши висели в деревне на каждом шагу.

Драный отсыревший листок загибался по углам, крикливо зазывая:

Аттия раздосадованно покачала головой. После двухмесячных скитаний по коридорам и заброшенным Крыльям, по городам и деревням, по болотистым равнинам и лабиринтам белых камер, после двухмесячных поисков сапиента, клеткорожденного – кого угодно, кому известно хоть что-нибудь о Сапфике, она попала на убогое представление в подворотне.

Зрители хлопали и топали. Аттию оттолкнули в сторону. Когда она снова пробилась вперед, медведь повернулся к укротителю. Тот явно испугался – тыкал зверя длинным шестом, пытаясь усадить и уволочь с арены. Зрители свистели и улюлюкали.

– В следующий раз сам с ним пляши! – презрительно выкрикнул какой-то мужчина.

Стоявшая рядом женщина захихикала.

В глубине толпы нарастал гневный ропот: недовольные зрители требовали продолжения – новых, интересных номеров.

Раздались жидкие аплодисменты, но их быстро поглотила тишина.

На озаренной факелами арене возникла фигура. Она появилась из ниоткуда, материализовалась из теней и бликов пламени. Высокий, в черном плаще, подсвеченном сотнями искр, незнакомец поднял руки и широко развел их в стороны. Ворот плаща закрывал бо́льшую часть шеи; из-за длинных темных волос он казался молодым, особенно в полумраке.

Толпа онемела.

Он же вылитый Сапфик!

Каждый знает, как выглядел Сапфик. Его изображений тысячи – и рисованных, и вытесанных, да еще устные описания. Крылатый и Девятипалый. Единственный, кто смог выбраться из Тюрьмы. Так же как Финн, Сапфик обещал вернуться. Аттия нервно сглотнула. Она стиснула кулаки, унимая дрожь.

– Добро пожаловать на арену чудес, друзья мои! – заговорил чародей так тихо, что приходилось вслушиваться. – Думаете, что увидите фокусы? Думаете, я стану дурачить вас спрятанными механизмами, зеркалами и лживыми картами? О нет! Я не такой, как другие фокусники. Я Темный Чародей, я покажу вам истинную магию. Я покажу вам магию звезд.

Чародей поднял правую руку, и зрители ахнули: на ней потрескивала и искрила белым перчатка из темной материи. Факелы на стенах вокруг арены на миг вспыхнули и тут же едва не погасли. Стоящая рядом с Аттией женщина застонала от ужаса.

Аттия невозмутимо продолжала наблюдать: она-то в экстаз не впадет. Как у него получилось с факелами? Неужели это и правда Перчатка Сапфика? Неужели она уцелела и сохранила свою волшебную силу? Однако чем больше девушка видела, тем меньше сомнений у нее оставалось.

Представление было потрясающим.

Чародей заворожил публику. Он заставлял предметы появляться и исчезать, из пустоты выхватывал голубей и «жуков», погрузил одну из зрительниц в сон, а потом – без всякой поддержки – медленно поднял ее в дымный воздух. Он выпустил бабочек изо рта перепуганного ребенка. Он наколдовал золотые монеты и швырнул их в хваткие руки отчаявшихся. Он открыл дверь прямо в воздухе и ушел сквозь нее. Публика завыла, заскулила, умоляя вернуться, и он вернулся – появившись за спинами толпы и спокойно прошествовав сквозь беснующихся зевак. Сбитые с толку, зрители шарахались от чародея, словно боясь его прикосновения.