© Игорь Вереснев, 2015

© Роб Гонсалвес, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Ступенька лестницы под ногой предательски скрипнула. Вероника замерла на секунду и следующий шаг сделала осторожней – по правилам косморазведки. Тут же попеняла себе – какая-такая косморазведка?! Зарок же давала: на два месяца все воспоминания о работе – долой! Она в отпуске и через шесть ступенек увидит Мышонка.

Через пять.

Четыре.

Три.

Две.

Одна. Вероника приоткрыла дверь детской:

– Тук-тук!

В комнате никого не было.

Несколько минут она растеряно смотрела на застеленную кроватку. Затем сбросила с плеча дорожную сумку, снова вышла на лестницу.

В старом доме было тихо. Слишком тихо, потому и показался таким громким скрип ступеньки. А ведь мама обычно рано встаёт, даже по воскресеньям. Может, ушли куда-нибудь всей семьёй? Вероника специально не позвонила с космовокзала, не предупредила, что прилетела. Хотела сюрприз сделать. Вот тебе и сюрприз…

Она наморщила лоб, стараясь понять, что происходит. Нет, не могли они уйти – дверь то внизу не заперта. Наверное, во дворе, за домом что-то делают, а она так спешила, что и не заглянула туда. Конечно! Папа спит, а мама с Мышонком пошли малину рвать. Пирог, должно быть, ставить собираются, к её приезду готовятся. Знают, что она обожает пироги с малиной, а в Дальнем Космосе такие звери не водятся.

Мысль о пироге и малине показалась настолько правильной, что Вероника сразу же в неё поверила. Опрометью слетела вниз, распахнула дверь, шагнула…

Крыльцо под ногами, бегущая от него дорожка, кованый заборчик с калиткой, улица, – ничего этого не было. От её ног и до самого горизонта тянулась рыжевато-бурая каменная равнина. Выжженная солнцем, знакомая до отвращения.

Она застыла, будто пригвождённая к месту, только плечи передёрнуло от озноба, от ясного понимания, что самое страшное – не мёртвая пустыня перед глазами. Самое страшное – сзади, за спиной. И не было сил, чтобы обернуться и посмотреть. Но и не смотреть невозможно.

Вероника начала медленно поворачивать голову, заставляя двигаться непослушную, ставшую вдруг деревянной шею. И ещё не успев оглянуться, не успев увидеть, закричала от ужаса. От ужаса и безысходности.

Дом позади неё тоже исчез. Вспухающая вязкими протуберанцами, алая, словно кровь, стена нависала над головой. Бесконечно высокая, не имеющая ни конца, ни края…

Нет, стена не нависала. Стена наваливалась на неё, медленно и неотвратимо. Накатывала, чтобы проглотить, растворить. Уничтожить.

Вероника дёрнулась, открыла глаза, и кошмар тут же лопнул, разлетелся рыже-алыми брызгами. На смену ему пришли едва различимый гул, мягкое кресло, насмешливый взгляд сидящей рядом Коцюбы. На долю секунды вновь стало страшно – где это они!? Но тут же вспомнилось: лунный челнок, они летят на Землю, домой. Уже почти прилетели. Не удержавшись, она схватила подругу за руку, сжала её пальцы.

Та притворно нахмурилась:

– Ты чего это?

– Я не кричала?

– Нет, только вздрагивала. Кошмар приснился?

– Ага, Горгона. Пустыня и… – она осеклась, мучительно стараясь вспомнить, чего, собственно, испугалась во сне.

Коцюба, не дождавшись продолжения, снисходительно улыбнулась:

– Ох ты и впечатлительная! Прямо не косморазведчица, а кисейная барышня. Ничего, пару часиков потерпи, а там обнимешь своего Мышонка и забудешь обо всём.

– Ага.

Вероника тоже улыбнулась. Напряжение, сковавшее мышцы, начало отпускать.

Но неожиданный сон не хотел уходить из памяти. Поэтому, миновав турникет космовокзала, она набрала мамин номер. Чёрт с ними, с сюрпризами!

Дверь тихо, но вполне выразительно скрипнула. Андрей хмыкнул недоверчиво. Потянул её назад, медленно, осторожно. Ничего. Опять отворил – опять скрипнула. Надо же, петли скрипят. Настоящая деревянная дверь с настоящими скрипучими петлями. Сто лет не слышал, как скрипят дверные петли. Не сто, конечно, а тридцать, – поправил он себя. Тридцать два для точности, но это не важно, за первые два года жизни поручиться нельзя. Итак, округляем, и получается, что… ни разу в жизни не слышали вы скрипа дверных петель, господин литератор. Упущеньице! И многого вы в жизни не слышали и не видели из того, о чём пишите. Хотя, о скрипящих петлях он, кажется, никогда не писал. Скрипят, и пусть скрипят. Они и сто лет назад так скрипели, и двести, и тысячу, и миллион. Нет, миллион это перебор. Миллион лет назад никаких дверей, пожалуй, и не было.

Он засмеялся своей мысли – беззвучно, разумеется, чтобы не разбудить дрыхнущую Белку, – шагнул на крыльцо. Крыльцо тоже выглядело, как и сто-двести-тысячу лет назад. И их коттедж, срубленный из настоящих брёвен. И весь это пансионат на берегу маленького лесного озера с невообразимо прозрачной водой. А вот обступившие пансионат с трёх сторон сосны с прямыми, рыжевато-смолистыми стволами, с зелёными метёлками крон высоко вверху, могли здесь расти и миллион лет назад. Запросто! И невидимые в кронах пичуги таким же радостно-звонким щебетом встречали восходящее солнце в те доисторические времена.

Андрей потянулся, расправляя плечи и набирая полные лёгкие прохладного, пропитанного хвоей и смолой воздуха. Хорошо! И миллион лет назад здесь было хорошо, и сейчас ещё лучше. Вода в озере сверкала расплавленным золотом, так что приходилось щуриться, чтобы взглянуть на неё. Ни всплеска, ни ряби, потому как ни малейшего дуновения ветерка нет. Днём такой штиль обернётся духотой невыносимой, но утром – совсем другое дело! Тихое, солнечное, в меру прохладное утро.

Он повертел в голове эпитеты, подбирая подходящий. Спросонок ничего толкового не придумывалось, кроме как избитое «чудесное» и напыщенное «великолепное». Что ж, пусть останется чудесное утро. Чудесным утром чудесно будет окунуться в чудесном озере.

Он сбежал с крыльца, остановился над невысоким, метра два, песчаным обрывом. Подумал: как Белке не жаль пропускать такое удовольствие? Прямо не Белка, а Сова. Совёнок. Ладно, пусть спит, отдыхает от своей косморазведки.

– Йяя! – он с шумом выдохнул и лихо сиганул на узкую полоску пляжа, а оттуда – в воду.

…Вода в озере могла быть и потеплее. Но уж какая есть, ничего с ней не поделаешь. Только и остаётся самого себя уговаривать, что никакая она не холодная, а бодрящая. Энергично работая руками, чтобы согреться, Андрей поплыл на середину. В общем-то, он был доволен собой. Нет, не так. Он был доволен собой. Или даже так: он был очень доволен собой. Жизнь складывалась, лучше не придумаешь. Любимое дело и любимая жена – что ещё нужно мужчине? Официально Белка женой пока не числилась, но это не суть важно, это можно опустить. Поэтому, так и запишем: любимое дело и любимая жена.

Писательством Лесовской занимался восемь лет, а с Леночкой познакомился три года назад. И без первого второе никогда бы не случилось. Не было бы такого небывалого, тройного стечения обстоятельств. Тройного везенья.

Той памятной осенью он, собирая материал для своего нового, пятого по счёту романа, добивался разрешения пожить месяц на тренировочной базе косморазведки, изучить антураж, так сказать, изнутри. База, затерянная в приволжских степях, считалась объектом закрытым и, в какой-то мере, секретным, поэтому в Региональное управление космофлота он отправился, не питая особых надежд. Но ему повезло (первое везение!), седеющий генерал с озорными искорками в глазах сразу согласился на его просьбу. Литературу вообще, и космореализм в частности генерал уважал, даже один роман Лесовского вспомнил. С такой протекцией Андрей прошёл КПП базы с гордо поднятой головой.