Мне следовало догадаться, что она — Села. Грейс так на нее похожа, они почти как близнецы. Надо было сразу же, как только я ее увидел, схватить и поцеловать. И никогда не отпускать. Надо было рассказать, кто я. Но я подумал, что она обычная девушка, просто так же невероятно красивая, как и моя Села.

Я должен был понять.

Из коридора больницы до меня донесся раздражающий голос Такера. Он заявился с огромным букетом дико воняющих цветов. Леа с Коннером вошли вслед за ним, держа в руках кофе, с одинаково поджатыми губами. Очевидно, их сильно раздражали цветы. Или Леа рассказала Коннеру, что я спятил.

Леа протянула мне кофе, внимательно наблюдая за мной :

— Стало лучше? С Грейс ничего нового?

Я покачал головой.

— Просто сидел, тихо разговаривая с ней. Люди, находящиеся в коме, могут слышать все окружающее, поэтому нам следует постоянно разговаривать или просто читать ей. — Я взглянул на Леа, притворяясь, что я — самый спокойный человек на земле. — Она сильнее будет бороться за жизнь, если поймет, как сильно нам будет ее не хватать.

Леа присела около Грейс и зашептала ей на ухо. Я схватился за возможность выйти, мне было необходимо найти Габриэля или Михаила. Любого из архангелов. Необходимо узнать, почему мне солгали, но что еще важнее — необходимо понять, кто пытался убить Грейс и как мне ее спасти.

Я явно осознал, что Карла Самптона можно вычеркнуть, так как, пока Грейс была на операции, получил сообщение на телефон, что его тело нашли возле одного из входов Центрального парка. Так для чего же мы проделали весь этот путь, в метель, убегая от уже мертвого человека к кому-то, еще попытавшемуся убить Грейс?

От Блейка тоже не было пользы. Он находился в другой палате, разглагольствуя, как полный идиот. Он рассказал полиции, что он не помнит никого по имени Грейс или даже как добрался до загородного домика. Последнее, что он помнил — как два дня назад вместе с Такером и его дядей пил в баре после работы, обмывая полученную должность. Он признался, что употреблял героин в туалете бара и ему все происходящее напоминает неудачно словленный кайф.

Бессмыслица какая-то.

Я проскользнул мимо поста медсестер. Одна молоденькая медсестричка взглянула на меня и улыбнулась, сверкая белоснежными зубами.

— Сэр, — обратилась она. — Вы в курсе, что на первом этаже больницы есть часовня? — Я замер как вкопанный. С чего она решила, что кто-то вроде меня будет искать часовню? — Близкие наших пациентов, поставив свечку и помолившись, обретают покой.

Большой золотой крестик колыхался в такт дыханию у нее на ключице. И опять же, никогда не устану поражаться тому, насколько глубока вера у большинства людей в то, о чем они ничего не знают. Как они могут верить в то, что никогда и глазом не видели; может, именно это и было особенностью людей — абсолютная и слепая вера.

— Спасибо, — кивнул я. И последовал к лифту, на который она указала пальцем, нажал на кнопку со стрелкой вниз. Лучше кому-нибудь из ангелов быть там и разъяснить мне происходящее, потому что в моей голове уже серьезно начинали появляться крупные апокалиптические видения. 

Двери лифта распахнулись, являя суровые алкогольные пары и зловоние какого-то чистящего средства, которым пытались прикрыть витающий запах смерти. Я подавил рвотные позывы и вошел внутрь. Если Грейс и умрет, я буду обязан вытащить ее отсюда. Это не подходящее место для ее души. Тело мое содрогнулось от ярости при мысли, что она умрет здесь. Потребовались все мои силы, чтобы не закричать.

Когда лифт остановился внизу, я больше не мог терпеть — разжал двери руками и раздвинул их в стороны. Повторяющийся звуковой сигнал услужливо сообщил, что, возможно, я сломал двери, но меня это не заботило; здесь будет чертовски больше сломанного дерьма, если я не найду ответы на свои вопросы.

Я последовал по выцветшим коричневым табличкам, указывающим путь к больничной часовне, и яростно распахнул двери.

Единственным, что освещало помещение, — пламя от лампад.[26] Прислонившись к самой дальней стене, стоял архангел, Габриэль, со скрещенными на груди могучими руками.

Я кинулся к нему и остановился прямо перед его носом. Конечно, этот идиот не шевельнулся, даже ни один мускул не дрогнул на его лице. Бессердечный ангел.

— Расскажи. Мне. Все, — прорычал я.

Оттолкнувшись от стены, Габриэль сделал шаг вперед. Что-то в том, как он медленно двигался, навело меня на мысль, что он не желает нарываться на драку. Но я ощутил исходивший от него всплеск чистой мощи, предостерегающий меня отступить. Но я не поддался. Я не отступлю, ни сейчас, ни когда-либо. Не от него.

— Я не буду пресмыкаться перед тобой, когда речь идет о ней! — прошипел я. — Расскажи мне все, Габриэль!

Он заглянул мне в глаза в поисках чего-то. Я ощутил, как успокаивается бушующая внутри него сила; как и мое сердце.

— Михаил сказал мне, что она отправится в рай; ее пощадили, — прошептал я.

Габриэль неуклюже пожал плечами.

— Должны были, но без тебя она не захотела туда. Поэтому я предоставил ей шанс попытаться найти тебя.

Я отшатнулся, услышав его ответ.

— Она предпочла меня небесам? — Мое тело рухнуло на неустойчивую деревянную лавку, которая выполняла роль церковной скамьи. Я обхватил себя руками, чтобы не упасть на пол. Весь гнев покинул меня, и на его место пришла глубочайшая скорбь.

Габриель сел рядом и наклонил голову, чтобы видеть меня:

— Я разделяю твои мысли, с ее стороны это было глупым решением. Ты подобного совершенно не достоин. Как и тогда, когда у тебя были крылья.

— Я никогда не был с ней, Габриель. Ты знаешь это, ты видел, что тогда произошло. Ты. Наблюдал. За нами. Мы поцеловались один раз, и все же подверглись такому же жесточайшему наказанию, как и другие. Мы были НЕВИННЫ! Я не насиловал ее. И теперь ты говоришь, что она меня искала? На протяжении двух тысяч лет? ОДНА! Это гораздо хуже любого известного мне наказания. Хуже МОЕГО наказания.

Габриэль от души расхохотался, отчего у меня сжались кулаки.

— Не соглашусь с тобой. Не вмешайся я, ты бы не остановился и обесчестил ее. — Он почесал затылок, что заставило его выглядеть почти человеком. — Я не мог позволить тебе этого. И нет, она не была одна, потому что рядом всегда был я.

Я выпучил на него глаза, когда его слова дошли до моих ушей.

— Что, К ЧЕРТУ, это означает?

— С ней была моя дружеская поддержка. Тебе же известно, что нам не позволено вмешиваться в дела людей, поэтому я делал все от меня возможное. Хотя, в конечном счете, я привел ее к тебе.

Я вскочил на ноги.

— И при всем твоем божественном великолепии тебе потребовалось для этого более двух тысяч лет? — Ярость больше не поддавалась контролю. — Ты был моим братом, Габриэль! И ты ПРЕДАЛ меня! ТЫ ЗНАЛ, ЧТО Я ЛЮБИЛ ЕЕ!

Габриэль выдал мне натянутую улыбочку.

— Ну, скажем так, какое-то время я был сам по себе, и больше я не верую во все эти ангельские братские связи. Довольно. Возвращайся к своим смертным. И молись изо всех сил. Может быть, Он тебе и ответит. А если и ответит, посмотрим, простит ли она тебе за все время, проведенное с человеческими женщинами. А после этого попробуй уберечь ее жизнь в роли Грейс.

— После всего, что натворил, ты мне не поможешь? Ты хочешь, чтобы наступил апокалипсис?

— Ты не поймешь, Шамсиил, или я мне называть тебя Шейном? В тебе теперь больше от человека, чем от ангела, и не в твоих силах меня остановить. Апокалипсис, очень смешно. Ты тысячелетия провел в адской тюрьме, так почему ты думаешь, что он уже не наступил. Удачи тебе, слабый и жалкий человечишка. — Он сделал шаг, уходя от меня.

— Габриэль, мне нужна она. Я люблю ее.

Габриэль резко обернулся и впился в меня взглядом:

— Ты такой не единственный. Шейн, забудь эту девушку. Отныне она со мной. — И затем он ушел.