– Ничего, если и я повеселюсь? – и отдернул голову от пролома.

Тдах! В полуметре от лица Романова брызнула кирпичная крошка, резко запахло окалиной. Романов присел на колено и ответил выстрелом – туда, где сознание зафиксировало вспышку, – тдыщ! Тдах, тдах! Человек перебежал от угла здания, стреляя на бегу – тдах, тдах! Тдыщ! Романов в ответ на четыре выстрела на бегу ответил одним, короткий ствол «макара» дернулся – бежавший кувыркнулся через плечо, взбрыкнул ногами, раскидал их и остался лежать.

Плохой пистолет – «макар».

Если стрелять не уметь.

Романов «скрутом» ушел вниз и прислушался. Потом свистнул. От дверей метнулся – не выдержал – еще один человек, стреляя на бегу веером. Романов вел его шагов пять, положив ствол пистолета на предплечье, потом – тдыщ!

– Ай-ай-ай! – отчаянно закричал бегущий, падая. Привстал, пополз… затих.

– Все, кажется, – резюмировал Романов и окликнул: – Сударыня на втором этаже, их было сколько?

– Не подходите, я буду стрелять! – ответил женский голос.

– У меня такое ощущение, перерастающее в убеждение, – пробурчал Романов, пролезая в дыру, – что вам элементарно нечем…

Первым делом он подошел к застреленному последним. Парень лет шестнадцати-восемнадцати был мертв, пуля попала в печень и, видимо, буквально взорвала ее. В фонтане, утонув головой в снегу, лежал еще один, лет на пять постарше, с развороченной грудью и спиной – это сработало охотничье ружье. Под стенкой валялся вооруженный «АПС» с пристегнутой кобурой-прикладом пожилой мужичонка с благообразным елейным лицом садиста – полуседую бороденку испачкала кровь изо рта, кровь была и на выскользнувшем из-за ворота засаленного камуфляжа богатом нательном крестике. Николай «угостил» его в кадык.

– Дерьмо, – вынес вердикт Романов, зевнул и направился к проему входа.

На лестнице было бесснежно, зато застарело воняло стылым ссаньем, стены были в черных звездочках от погашенных окурков и бессмысленных довоенных надписях и рисунках. Романов присмотрелся, прислушался – получить на голову табурет или шкаф было бы глупо – и взбежал по лестнице на второй этаж.

То же самое. Слева шли окна наружу, справа – вынесенные двери в комнаты.

– Я умоляю вас, не бейте меня палкой или чем-то еще, – громко сказал Романов. Заглянул в первую же комнату и понял, что дальше идти не надо.

Русоволосая, среднего роста, женщина держала на руках мальчика – лет шести-семи, светленького. Мальчишка с усталым испугом смотрел через плечо на вошедшего человека, обнимая женщину руками за шею. В глазах женщины тоже была усталость – без испуга, только усталость. В грязной теплой камуфляжной куртке, неподвижная, она чуть закусила губу и не сводила глаз с человека в дверях. Кругом лежали с десяток гильз и ружье – двустволка-горизонталка 16-го калибра.

– Не трогайте сына, – сказала женщина. У нее был непривычный говор – нездешняя.

– Я не трону даже вас, – хмыкнул Романов, убирая пистолет. – Но хочу сказать, что это неразумно – вдвоем с маленьким ребенком… эй, куда?!

Женщина покачнулась и мягко осела на пол, раньше чем Романов успел ее подхватить. Но в последний момент он принял ойкнувшего мальчишку на грудь и живот, чтобы не ушибить. Тот заплакал, отвернув от подскочившего мужчины лицо. Романов сдернул с пояса фляжку, побрызгал, чертыхнулся… но женщина как раз открыла глаза.

– Мы уже долго ничего не ели… – Она говорила еле слышно.

Мальчик плакал и теребил женщину за рукав, шепча:

– Мама, мама…

– Сеня третий день… я… не помню… Долго…

…Коня Николай завел внутрь, под лестницу, пообещал:

– Скоро приду, займусь тобой.

Конь фыркнул вслед хозяину – ему не нравились запахи вокруг. Но Николай, неся седельные сумки, уже поднимался на второй этаж.

Женщина и мальчик сидели в углу, прячась от ветра из окна. Мальчишка уже не плакал, только жался к матери, а та устало посмотрела на вошедшего мужчину и опустила глаза. Романов поймал себя на мысли, что пытается понять, красивая она или нет. Ему нравились рослые и светловолосые – эта была, в общем-то, такая, но глаза – в черных кругах, губы тоже темные; во всем лице временами проглядывала полудетская беспомощность.

– Ешьте. – Романов сердито распотрошил сумку, бросил сухари и полосу вяленого мяса женщине. – А, черт… Мелкого не корми. – Он отстранил руки мальчика. Тот расширил глаза, жадно поглядел на еду в руках матери и опять захныкал, но неуверенно, испуганно косясь на мужчину. – Потерпит, он сейчас от такой еды после двух дней поста подохнуть может… Бульоном напою… Мелкий, собери щепки, – кивнул он мальчишке и полез в сумку за суповыми кубиками и большой флягой.

– Собери, Сеньчик, – негромко сказала женщина, слегка оттолкнув от себя мальчика.

– У меня внизу конь. Да и оружие надо забрать у этих… – Романов встал. – Вот вода, котелок, еда… Сможешь огонь развести и приготовить бульон или тебе плохо очень?

– Я все сделаю, – коротко ответила она, вставая – вроде бы без труда.

– Ну тогда я сейчас приду, – пожал плечами Романов…

Стемнело. Во все щели потягивало ледяным ветерком, и Романов досадливо подумал, что огонь видно издалека, как маяк, – надо было хоть на первый этаж спуститься: с чего это он так поглупел? Мальчик и женщина устроились у огня напротив. Женщина смотрела в пламя. Мальчишка спрятал голову у нее на боку и посапывал, но глядел оттуда уже не только с испугом, но и с любопытством.

– Кто вы? – спросила женщина. – Что вам от нас нужно?

– Ну, в первую очередь, чтобы вы не умерли, – сказал Романов. Женщина смотрела внимательно и настороженно. – Мне понравилось, как вы защищались. Что им-то было нужно?

– Сеня. – Она посмотрела на сына нежно. – И я, но ненадолго… – Она горько улыбнулась.

– Откуда вы? – Романов поудобней устроился на ящике.

– Из Перми… – ответила женщина.

– Ого, – заметил он.

– И теперь у меня нет патронов к ружью. – Голос женщины был нейтральным и напряженным. Было ясно видно, как она не хочет показывать страха и как боится на деле.

– Считаешь, что я бандит, не поделивший добычу с конкурентами? – уточнил Романов.

Женщина пожала плечами – как-то быстро и красиво. Покусала губу.

– А кто же… ты? – Она тоже перешла на «ты». – Властей тут никаких нет. Я надеялась, что тут не так плохо, как у нас…

– Ну, если исходить из этого критерия… – кивнул Романов. – Хотя до властей ты совсем чуть-чуть не дошла… – Женщина посмотрела удивленно, а он продолжал расспросы: – А что, у вас совсем плохо?

– Я не знаю, мы уже больше года кочуем… Было очень плохо, работы не стало совсем… никакой… центр города весь уничтожен… И эпидемия, банды потом…

– А ты кто? – уточнил Романов.

– Экономист.

– Бухгалтер?

– Ну… да… А ты кто?

– Не бандит, – отрезал Романов и снял с огня котелок. – Пои пацана, только осторожно.

Он смотрел, как мальчишка пьет, давясь. Потом – отвалился, что-то зашептал матери на ухо, обняв ее руками за шею. Женщина вдруг улыбнулась и сказала, глядя на Романова:

– Сеньчик говорит, что ты добрый.

– В целом да. – Романов хрустнул сухарем. – Не скажу, что я исхожу добротой, но на женщин с детьми точно не охочусь… Тебя как зовут?

– Есения, – представилась женщина.

Романов хмыкнул:

– Ого. Красиво.

– Да, вот такое имя, – слабо улыбнулась женщина. – А тебя?

– Спорим, что ты не знала никогда ни одного человека с таким сочетанием имени и фамилии? – Романов взял котелок, поболтал остатки бульона, выпил. – Три попытки.

– Арнольд, – усмехнулась Есения.

– Мимо.

– Иван. Честное слово, ни разу в жизни не видела человека по имени Иван.

– Не угадала.

– М… э… Лев!

– Хорошая попытка, но тоже не то. Николай. – Романов опять хрустнул сухарем. – Но не просто Николай, а – Романов. Сама ешь давай, а его уложи, он спит уже.

– И правда редкое сочетание. – Есения осторожно, нежно уложила мальчика на раскатанное одеяло – армейское, такое было и у самого Николая. Задержалась над сыном, поцеловала, накрыла было своим одеялом, но Романов молча перебросил одеяльный сверток. Она осторожно, все так же ласково укрыла мальчика и принялась есть – жадно, но аккуратно.