— О чем думаешь? — спросила Кристина нежно.
— О разных прелестях. Все прекрасно, — уверил я, широко улыбаясь и обнимая ее.
Может, я сочиняю, но мне показалось, что изящная девичья фигурка была напряжена, выдавая некоторую сдержанность или даже недоверие ко мне. Да, недоверие, которое здесь было, в общем-то, нелишним. Дитя природы, конечно, она-дитя природы и не страдает бессонницей, размышляя о влияниях молодого Бетховена на ранние скульптурные работы Данте, но она и не дура… Рано или поздно она поймет, что я за тип… потому что рано или поздно мой интерес к ее теплой, глубокой, но не широкой и украшенной светленькой вышивкой любовной дырочке ослабнет и тогда, да… Тогда мне не стоит, наверное, приводить домой мальчиков, вообще особ мужского пола, и пытаться затащить их в постель… Хотя, подумал я, хотя… Некоторые женщины и в таких случаях «все понимают» и даже поощряют; больше всего на свете им хочется заиметь пидора, который спит с другими мальчиками и мужчинами. Это «клиника», и причины такого поведения следует искать в раннем детстве, можете спросить у доктора Всепонимай, который ведет колонку вопросов и ответов в еженедельнике «Мыльный пузырь»… А Кристина? «Раннее детство» у нее наверняка не было неопытным, но она казалась мне все же слишком здоровой, чтобы подозревать ее в «клинике». Можно кое-что опробовать, но это требует определенного такта, терпения и выдержки: выбрать из ассортимента стыдливых красавчиков такого, который «в общем-то, совсем не такой» или думает, что он «не такой», привести его сюда и постараться устроить так, чтобы он почувствовал больший интерес к Кристине, а не ко мне… Да, точно: так и сделаем. — Мы пошли вниз, в гостиную. Снаружи, на лестнице, ведущей в сад, женщина неопределенного возраста мыла окна. Было как-то неспокойно, скоро должен был прийти тот, с кем Кристина разговаривала по телефону… Внутренний голос опять завел песенку, что надо быстрей уходить, если я хочу потом получить возможность вернуться. Уходить, всем видом показывая, что «ужасно хочется» вернуться как можно скорее, вот так нужно действовать…
— Ты, наверное, хочешь еще кофе?
Кристина повела меня в большую кухню — в ней был оборудован «современный» столовый уголок, а из окна, как и из гостиной, открывался вид на сад. Я задумчиво уставился на жемчужные соцветия иноземного любовного древа, под которым так внезапно пышным цветом зацвело наше романтическое счастье.
— Как повсюду тихо, какой простор, — заговорил я мечтательно, — а мне нужно обратно — работа и долг зовут меня — но именно здесь я мог бы работать, писать. Да, я просто так и скажу: я очень хотел бы вернуться сюда.
— Почему бы нет, Герард? — сказала Кристина. — Мне нужно ненадолго… пойдем со мной.
Из прихожей мы прошли в длинный коридор с множеством дверей и, в конце концов, вышли в парикмахерскую. Какая-то девушка или молодая женщина, возраст которой трудно было определить, потому что и лицо ее, и шея были покрыты толстым слоем крема для искусственного загара, занималась клиенткой — женщина средних лет сидела под колпаком с маской из чего-то белого, похожего на мел. Я подошел ближе и представился девушке.
— Адриенна.
Нет, девушка не была страшненькой, но и красивой ее назвать было трудно, она вряд ли могла соперничать с Кристиной в отношении флирта или любовных шансов. А Кристина включила колпак или обогреватель — что-то нужно было подогреть. По ее манере двигаться я и раньше предполагал, а теперь окончательно уверился в том, что она — хозяйка всего этого и, кажется, единственная владелица.
— А ты стрижешь только женщин? — спросил я.
— Ну, если сюда зайдет мужчина, а у меня есть время… Конечно, я постригу его, почему бы и нет?.. — ответила Кристина весело и деловито, меня это даже восхитило. — Но мужчины сюда редко заходят.
Я чуть не сказал, что это зависит от того, что за мужчины ходят мимо, но сдержался.
— Здесь таких больше, чем вы думаете, — зазвучало вдруг из-под колпака, хотя его никто не спрашивал: это заговорило покрытое мелом лицо женщины средних лет. — Больше, чем вы думаете.
Может, она имела в виду, что есть такой тип мужчин, которые для того, чтобы побороть в себе стыдливость, с удовольствием стригутся в дамском салоне среди всех этих баб, делают себе маникюр и красят ногти, — да что я говорю, даже хотят накраситься, наложить макияж. Представляете! Я, на самом деле, никогда не знал этого райского соблазна, который — в то время, когда все это происходило — описывали только в немецких пособиях, зато я всегда стремился к экономии: и кто при этом меня подстрижет, женщина или мужчина, мне все равно, лишь бы как можно дешевле, желательно бесплатно, и как можно короче, чтобы хоть два-три месяца не ходить в парикмахерскую. Может, у Кристины есть свободная минутка? Я отдавал себе отчет в том, что прошу ее не только из бережливости, тут и другие мотивы играют роль: например, женщина с меловым лицом наверняка посмотрит искоса, а у нас с Кристиной произойдет совсем иной телесный контакт, чем сегодня ночью-вероятно, она привыкнет ко мне и не сможет больше без меня жить. Мои размышления были основаны на собственном одностороннем опыте: я просто обожал играть волосами какого-нибудь мальчика или расчесывать его, для меня это было таинством зависимости и восхищения.
— А как ты считаешь, Кристина, мои волосы трудно уложить, а? Мне всегда так говорят, — заныл я.
Женщина с белой маской пришла в полубоевую готовность и, слегка повернув голову вместе с колпаком, держала меня под прицелом наполовину покрытых белыми пластырями глаз с набрякшими веками. Девушка с искусственным загаром что-то деятельно мыла в раковине.
— Трудно уложить?.. — я увидел, как Кристина скользнула по мне довольным взглядом: от макушки до затылка, а потом, явно оценивая, и по всей фигуре. Дать знать, нет, просто нагло втереть им — и женщине под колпаком, и старательной, осторожной, милой, но не рожденной для счастья или приключений подсобнице, — что у нас с ней интим цветет вовсю — этого Кристина не погнушается…
— А ты могла бы подстричь мужчину? — продолжал я ныть. — Меня, например?..
— Садись, Герард, — сказала Кристина, несколькими движениями подготавливая кресло и устраивая меня в нем.
Женщина под белой маской подавила испуганный вздох. Слишком загорелая парикмахерша метнула быстрый взгляд, но, видимо, уже смирившись с тем, что все интересное в жизни происходит без нее, опять принялась за работу.
Сидеть в кресле, полностью отдавшись рукам Кристины, ее профессиональным движениям — это повергло меня в мечтательное возбуждение. В безнравственных фотожурнальчиках, подрывающих семейные устои и природную стыдливость, которые тогда — но раньше вообще все было лучше, чем сейчас — конфисковывались полицией, самое неслыханное совершалось именно в таком кресле; при этом парикмахерша обычно обнажала промежность какого-нибудь не обладавшего должным воображением командировочного и удовлетворяла его образом, не поддающимся описанию. Да, я тоже чувствовал теперь удовлетворение, но не только при мысли о мерзких книжечках, — которые были чистым богохульством, потому что отрицали, что человек создан по Его образу и подобию — этому удовлетворению потворствовало сознание лживости моих действий. Я играл роль крутого мужика, который вдруг решил поиздеваться над дамочками в салоне, но это не было шуткой или игрой: позволять женщинам баловать себя как маленького мальчика: подстригать, ласкать, мыть и одевать; слушать сладкий, бесконечный женский щебет ни о чем, пить его, точно нектар, — вот была сокровенная правда моих страстей; втайне я также надеялся, что Кристина накрасит мне губы красивой красной помадой, изящно оттенит веки и уложит мои волосы в нежную причесочку с челочкой, хотя они для этого слишком кучерявые… Да, потом я опять войду в мужскую роль и отшлепаю ее, потому что она осмелилась сместить меня с трона и унизить мое мужское начало…
Что бы то ни было, но с этой горючей смесью пора заканчивать. И мысль, что я смогу осесть тут, в этом доме, и попытаться что-то хорошее из этого выжать, любовную историю, что-нибудь такое, или написать в здешнем саду «великое» стихотворение, пока Кристина готовит мне чай с печеньем, — все это бред, конечно. Мне нужно идти дальше, возвращаться в жестокую свою реальность и самому бороться за существование.
