Мы стояли под раскидистыми ветвями дерева или большого кустарника — «Какое вы дерево? Или вы кустарник? Тогда откройте книгу на 13-й странице»-с огромными жемчужно-белыми цветами. Я не мог определить, откуда исходит благоухание: от этих цветов или же плащ поделился своим запахом с Кристиной. Бывают прекрасные цветы без запаха, а бывают и невзрачные, но распространяющие небесный аромат, так что лучше не гадать впустую.
— Луна — наша мать, — сказал я мягко, но настойчиво, — это ведь всем должно быть ясно?.. Она защищает нас… Охраняет нас…
— Да? Ты так считаешь, Герард? — тихо откликнулась Кристина.
А думал я совсем не о том. Неужели в доме действительно никого? Или существует, например, какой-нибудь «муж в командировке»? Тогда невеселая складывалась ситуация, учитывая мои желания, потому что я не одобрял — и тогда, и теперь — разрушение семейного счастья ради мимолетного и грешного блаженства.
Я прислушался. И вправду: в порывах легкого ветерка можно было различить какой-то гул — доносящиеся издалека звуки прибоя.
Нет, здесь, в саду, я не накажу Кристину, как только что представлял это в комнате: соседи могут услышать… Но ведь пару пощечин я могу себе позволить?..
Я притянул ее к себе и, прямо как в кино, обнял и поцеловал, медленно проникая языком все глубже и глубже. Играл ли я комедию? Возможно, но и жизнеутверждающий запах ее слегка напряженного и все же мягкого тела, прижавшегося ко мне, и откровенная покорность теплого, жадного рта возбуждали мое желание. Вначале осторожно, а потом все больше отдаваясь жажде любопытства, я принялся мять ее и в самом деле очаровательные сисечки, которые скоро, да скоро… смогу кусать и рвать…
— Ты очень милая, — сказал я тихо.
Одновременно мы поняли, что сцена длилась достаточно долго, чтобы возникла уверенность, каким образом мы проведем ночь, и пошли обратно в дом, при этом я одной рукой нежно мял и гладил ее шейку. Мечта палача, эта шейка, — не смог не отметить я.
И все же, несмотря на мое страстное и мужественное выступление, Кристина, должно быть, еще несколько смущалась, потому что когда мы, закрыв двери в сад, вошли в гостиную, в комнате вновь возникла знакомая атмосфера застенчивости, хотя и не столь явно, как прежде.
— Что будешь пить? — спросила Кристина: кажется, больше из желания прервать неловкую паузу.
Она открыла дверцу бара, в котором обнаружился неплохой ассортимент. Сидя напротив, на большом диване, я смотрел на ее бедра и шею, которая время от времени обнажалась, когда при движении красивые и пышные волосы разделялись на два крыла. Настойчивые мысли о жестокой пытке, которой я мог подвергнуть ее беззащитное тело, все еще крутились в голове, но и разум подал признаки жизни: Кристина была не просто глупой шлюхой или секс-машиной: она могла «давать настоящее тепло», как я это возвышенно сформулировал, да-да.
— Светлого виски, если у тебя есть, — ответил я. — И побольше льда.
Где-то снаружи или наверху в доме вдруг прозвучали три или четыре глухих удара, будто кто-то хлопал дверью. Я испуганно выпрямился в кресле. Может, внезапно проснулся мстительный муж?
— Это на другой стороне, — сообщила Кристина. — Там стоит дом на продажу. Маклер показывает его клиентам и часто забывает закрыть балконные двери. Я позвоню ему завтра.
Тревожный, пугающий звук положил конец моим размышлениям и ночным мечтаниям, спустил меня с небес на землю. А на этой земле не стоило в развратных фантазиях или грезах представлять себе какую-нибудь трагическую любовь — лучше всего со мной в качестве объекта любви и Кристиной в роли невинной мученицы, героини трагедии — или некое событие космического масштаба. Нет, близится ночь, а я сижу в большом, пустом доме вместе с привлекательной молодой женщиной, которая явно ко мне неравнодушна. Все остальное я себе наколдовал, и мысли, от которых и вправду восстал мой жезл — мечты о власти, собственности, богатстве, унижении и жестокости — остаются на счету моего горячего воображения. Может, надо опять взяться за режиссуру и сыграть, например, такую сцену: потянуть Кристину на диван и обнажить с дикой страстью, чтобы трещали молнии и отскакивали пуговки?
— Я все-таки немного устал, — сообщил я, обхватив ладонями большой, широкий бокал с виски и побалтывая, так что позвякивал лед.
Кристина — тоже с бокалом, в котором был светло-желтый напиток (кажется, херес) — подошла и села рядом, сохранив между нами расстояние не шире ладони.
Космический рок? Нет. Однако то, что мы оказались здесь вместе, не подчинялось нашей воле, скорее — это была сила, которой мы не управляли. Я почувствовал, что настраиваюсь на сентиментальный лад.
— Я подумал… — начал я и умолк ненадолго. — Может, проведем эту ночь вместе?
— Хорошо, Герард, — просто ответила Кристина.
Вот видите, я считаю, что решил проблему вежливо и культурно, как светский мужчина, который многое повидал, но еще в состоянии объективно оценить уровень своих страстей; более того, я дал Кристине возможность сохранить лицо. А завтра посмотрим, что тут да как.
Но вдруг, после всех порывов сентиментальности и смирения, меня охватило чувство стыдливого сострадания. Я смотрел на Кристину и уже не задавался вопросом, что она за женщина; нет, я думал о том, что я за мужчина. «Жаль, — сказал я сам себе, — потому что ты действительно неплохая девочка. Ты думаешь, что привела в дом мужчину, а он просто педик: кот в мешке».
IV
Мы стали готовиться ко сну. Я предпочел бы без околичностей завалиться в кровать, но в таком большом, современно оборудованном доме, в такой роскоши и комфорте человек просто обязан принять перед сном ванну. Спальня и примыкающая к ней ванная находились на втором этаже в другой части дома. Улица словно вымерла, а всеобъемлющую тишину в доме не нарушали даже звуки наших шагов — повсюду лежали толстые ковры. Спальня была обставлена новой мебелью в стиле Людовика XV с очень широкой двуспальной кроватью. И все-таки: есть здесь — или был — мужчина? Несмотря на тщательные поиски, в ванной я не обнаружил никаких следов — ни принадлежностей для бритья, ни лосьона или чего-нибудь в этом роде, — указывающих на то, что мужчина тут мог проживать или гостить.
Была восхитительная знойная летняя ночь, и после ванны, ожидая Кристину, я лежал голый на левой стороне кровати. Кристина не торопилась, и мне стоило определенных усилий не уснуть. Я уже соскальзывал в сон, когда она появилась в тонкой и почти прозрачной ночной рубашке цвета морской волны.
— Золотце, сними это пальто, — приказал я мягко.
Кристина, подойдя к кровати, скинула с плеч одеяние и, полностью обнаженная, остановилась передо мной.
— А ты красива, — сказал я нежно, чуть ли не укоряя, — у тебя… все… в тебе есть что-то… — и я вдруг засомневался.
— Что? — с любопытством спросила Кристина.
Ну, ладно, к черту осторожность:
— В тебе есть что-то… Ты похожа на очень красивого мальчика.
Вот, фраза вылетела, и в ней была доля правды.
— Ты считаешь? — польщенно спросила Кристина. Мое замечание делало ее красоту еще более универсальной, вот в чем дело — и мои слова не вызвали у нее никаких подозрений.
— Давай, не тяни, мой милый звереныш, — сказал я мягко, но решительно. — Иди ко мне.
Она легла рядом, и я овладел ею.
Моей относительной неопытности и неизбалованности — недостатки, которые в любовной игре обычно видны по слишком поспешной смене действий — она, казалось, не замечала и, судя по упоению, в которое я ее привел, не считала себя ни в чем обделенной.
После соития я снова отправился под душ. Нет, нельзя сказать, что все прошло превосходно, хотя неизвестно, что об этом думает Кристина. Мне казалось, что она, скорее, покорена, нежели разочарована моей юношеской неумелостью: как иначе можно объяснить нарастающий поток нежности и любовные стоны?
Но пока довольно: я лег на другую половину кровати.
— Я бы всю ночь с тебя не слезал, — нагло заявил я, когда она, в свою очередь сходив под душ, вернулась из ванной — на этот раз голая. — Но ночь очень жаркая, да и поспать не мешало бы.
