После очередной церемонии двое вошли в "лазарет". Молодой, крепкий на вид, парень и мужчина лет пятидесяти сразу направились к лежащему на одной из лавок больному. Мужчина сел напротив, а парень, облокотившись на поручень, завис над над лежащим без движения парнем. Глаза больного были закрыты, дыхание было прерывисто, с помощью разорванных тряпок голова его и тело были зафиксированны.

-Дааа бродяга, крепок ты! - начал разговор склонившийся над ним парень. -Я каждый день ждал, что ты будешь следующим нашим клиентом, - он бросил взгляд и махнул головой сидящему напротив мужчине. -Но ты заставляешь меня уважать тебя, хотя я совсем тебя не знаю. Да? - он снова кивнул мужчине. -Силища! От ног остались тряпочки, шея сломана, а он до сих пор держит сжатыми кулаки, и ведь не пискнул все это время! - здесь он повысил голос и посмотрел в конец вагона, где сидел связанный толстяк с толстым кляпом во рту. Но даже с кляпом было слышно, как он воет утробным голосом.

-Оставь его в покое, - заступился за него мужчина. -Не каждому дано выдержать такое.

-Ну да, это явно не по силам главам администраций! - не на шутку разошелся парень.

Он быстрым шагом прошелся по вагону к пленнику. Толстяк заскулил словно маленький щенок, видно было, как он заплакал - крупные слёзы побежали по его пухленьким щекам, голова нервно задрожала.

-Его надо вывести на дальняк! - сморщившись отпрянул от него парнишка. -Он тут сортир устроил. Может его отпустить, пусть по тоннелю побегает?! Глядишь придет в себя!

Толстяк затряс головой - жестами его были одновременно и "ДА" и "НЕТ".

-Ути-пусичек ты наш, - продолжал язвить парень.

-Ну все хватит, - перебил его мужчина. -Всему есть предел.

-Ладно Петрович! Извини, я просто терпеть слизняков не могу. Вот мужик! - он показал на парня привязанного к лавке. -Но ему не повезло, а это чмо ... , - он погрозил толстяку пальцем, затем кулаком, а потом просто махнул на него.

Парень облокотился на стенку вагона, замер, о чем-то задумался. Петрович тоже, уткнув взгляд в пол, задумался. Этот ритуал продолжался у них уже седьмой день. Семь дней - ровно столько они были в заперти под землей. Семь дней безнадеги, семь дней неизвестности. Шел седьмой день сотворения нового мира. Мира без людей, мира без Бога. Человечество, решившее что оно может сотворить его и без Него, было испепелено. И вовсе не Божьей карой, а собственной гордыней. Человек перестал быть венцом, уподобившись крысе, он доживал свои последние дни в земле. Первый раз в его истории живые наполняли убежища под землей, а мертвые - "населяли" её поверхность.

Невероятно, но их мысли сейчас были схожи. Каждый думал о времени, что оставалось у них до момента, когда все закончится, и не останется того, кто понесет их в последний путь. Не останется тех, кто прольет слезу над их остывшим телом.

...

Трамвай медленно подполз к остановке. Конечная. Народ нехотя пополз к выходу. Он тоже выходит здесь. Они совсем недавно переехали сюда, но он уже запомнил этот мудреный маршрут от остановки к своему подъезду. Пиная тополиный пух, он медленно завернул за угол дома - вот и двор. Взглядом найдя свое окно, он пытался увидеть знакомый силуэт, встречающий его с работы.

В окнах дома пусто, как и во дворе. Но его это совсем не волнует. После набора номера квартиры на домофоне он по привычке наклоняется к динамику, и дождавшись ответа, улыбаясь, произносит:

-Любимая, я пришел!