Неохотно сняв промокшие плащ и шляпу, он чинно повесил их на вешалку в прихожей, запихнул саквояж в угол и устремился в гостиную обогреть озябшие руки у камина. За камином в гостиную открывалось несколько дверей. Впитывая блаженное тепло, он лишь краем уха воспринимал голоса, доносившиеся оттуда.
Женский голос произнес со странными детскими модуляциями:
— Нет-нет, прошу вас, продолжайте. Я больше не буду перебивать. Полагаю, один где-нибудь и может быть.
— Эмма! — догадался Эллери, сразу проснувшись. — Что у них там такое? — Он подошел к ближайшей двери и прислонился к косяку.
Удивительное зрелище предстало перед ним. Здесь собрались, насколько он мог судить, все обитатели дома. По всей вероятности, это была библиотека — большая современная комната с рядами книг по стенам. Дальний конец комнаты был освобожден от мебели и отгорожен самодельным занавесом из накрахмаленных простыней. На расчищенном пространстве Эллери увидел длинный стол, покрытый белой скатертью, на которой были расставлены чашки, блюдца и прочая чайная посуда. В кресле, во главе стола, сидела Эмма Уиллоуз в детском передничке, придававшем ей весьма пикантный вид. Ее золотисто-каштановые волосы ниспадали вдоль спины; стройные ноги в белых шелковых чулках были обуты в туфли-лодочки на низком каблуке. Рядом с ней восседало какое-то чудище из мира привидений: кроликоподобное существо человеческих размеров с торчащими кверху гигантскими ушами и огромным галстуком-бабочкой на мохнатой шее. Чудище говорило человеческим голосом, и при этом его пасть широко раскрывалась и со стуком захлопывалась. Дальше расположился еще один монстр с дружелюбной крысиной мордочкой и замедленными движениями, выдававшими в нем грызуна-соню. Соседом сони было самое примечательное из всего квартета существо с большими кустистыми бровями и галстуком-бабочкой в горошек, франтовском жилете викторианской эпохи[4] и невероятной высоты шелковом цилиндре, за ленту которого была засунута этикетка с надписью «Цена модели 10 шиллингов 6 пенсов».
Публика была представлена двумя женщинами: совершенно седой старой дамой с застывшим на лице выражением непоколебимой приветливости, которое чаще всего скрывает хроническую озлобленность, а также молодой пышногрудой красавицей с рыжими волосами и зелеными глазами. Приглядевшись, Эллери заметил в соседних дверях еще две головы, принадлежащие прислуге. Они изображали подобающее изумление и хихикали.
— «Безумное чаепитие»![5] — усмехнулся Эллери. — Ну конечно, этого и следовало ожидать, раз тут Эмма. Только не слишком ли хорошо для этого бесчувственного отрока?
— Они учились рисовать, — пропищала маленькая соня тонким голосом, зевая и потирая кулачками глаза, — и рисовали разные вещи, начинающиеся на букву «М».
— Почему именно на «М»? — недоуменно спросила женщина-ребенок.
— А почему бы и нет? — огрызнулся заяц, негодующе хлопая ушами.
Между тем соня задремала было, но на нее тут же накинулся джентльмен в цилиндре и так энергично ее ущипнул, что она с визгом проснулась и продолжила: —…разные вещи на букву «М»: мышеловку, мышьяк, мышление, множество, — ну, знаете, ведь говорят же «великое множество»… Разве вам не приходилось видеть нарисованное великое множество?
— Даже не знаю… Вы ставите вопрос так прямо, в лоб… — пробормотала девочка в полной растерянности. — Я не думаю…
— А тогда нечего и болтать, — язвительно ввернул Шляпник.
Девочка с возмущением поднялась из-за стола и, мелькая белыми ногами, направилась за кулисы. Тем временем соня опять впала в спячку, а заяц со Шляпником схватили ее за голову и принялись сосредоточенно запихивать в носик довольно страшного на вид чайника.
— Ноги моей здесь больше не будет! — вскричала девочка, топнув ногой. — В жизни не видела такого дурацкого чаепития!
С этими словами она скрылась за кулисами, где, по-видимому, потянула за какую-то веревку, потому что занавес дрогнул, медленно пополз по натянутому канату и закрылся.
— Превосходно! — захлопал в ладоши Эллери. — Браво, Алиса! А также еще два «браво» зоологическим персонажам Соне и Мартовскому Зайцу, не говоря уже о моем дрожайшем друге Шляпнике.
Шляпник вытаращил глаза и, отбросив цилиндр, кинулся к Эллери. Ястребиные черты его лица казались, благодаря гриму, одновременно добродушными и хищными. Это был полнеющий человек в расцвете сил, причем, в расцвете, несколько циничном и беспощадном к окружающим.
— Квинн! Когда, черт возьми, вы приехали? Будь я проклят, но вы начисто вылетели у меня из головы! Что вас задержало?
— Да так, домашние дела. Милан меня встретил. Оуэн, клянусь, вы созданы для этого костюма. И что только вас дернуло податься на Уолл-Стрит[6], не понимаю. Вы — прирожденный Шляпник.
— Серьезно? — отозвался Оуэн, польщенно посмеиваясь. — По правде говоря, я всегда испытывал пристрастие к театру. Именно поэтому я сразу поддержал идею Эммы Уиллоуз насчет «Алисы». Однако познакомьтесь с нашей компанией. Мама, — обратился он к седовласой даме, — разрешите представить вам мистера Эллери Квинна. Квинн, это мать Лауры, миссис Мэнсфилд. — Дама обворожительно улыбнулась Эллери, но взгляд ее, как он заметил, оставался при этом колючим. — Миссис Гарднер, — продолжал Оуэн, указывая на цветущую молодую женщину с рыжими волосами и зелеными глазами. — Хотите верьте, хотите нет, но она замужем вон за тем волосатым зайцем. Хе-хе-хе!..
В смехе Оуэна послышалось что-то грубо-издевательское. Эллери поклонился рыжеволосой красавице.
— Гарднер? Вы, случайно, не супруга архитектора Пола Гарднера?
— Сознаюсь! — изрек Мартовский Заяц утробным голосом и, сняв голову, явил миру худощавое лицо с насмешливыми искорками в глазах. — Как поживаете, Квинн? Мы ведь не виделись с тех самых пор, как я давал показания вашему отцу по поводу того убийства в Гринвич-Вилледж[7].
Они обменялись рукопожатием.
— Действительно, приятный сюрприз, — сказал Эллери. — Миссис Гарднер, могу вас поздравить: вы выбрали себе в мужья человека незаурядного ума. Своими показаниями на суде он сумел совершенно запутать и перессорить всех представителей защиты.
— Я всегда говорила, что Пол — гений, — улыбнулась рыжеволосая дама. У нее был своеобразный хрипловатый голос. — Но он мне не верит. Он считает, что я — единственный в мире человек, кто не ценит его.
— Ну что ты, Кэролин, — со смехом возразил Гарднер, однако насмешливые искорки в его глазах потухли, и он почему-то взглянул на Ричарда Оуэна.
— Вы, конечно, помните Лауру, — пророкотал Оуэн, цепко ухватив Эллери за локоть. — То бишь, грызуна-соню. Симпатичная зверушка, не находите?
На какое-то, едва уловимое, мгновение приторное выражение слетело с лица миссис Мэнсфилд. Понравилось ли соне, что муж публично представляет ее как зверушку, пусть даже симпатичную, судить было трудно из-за пушистой маски, скрывавшей ее лицо. Когда она сняла маску, на лице была улыбка. Лаура Оуэн была маленькой, болезненной на вид женщиной с усталыми глазами и слегка осунувшимся лицом.
— А это, — сказал Оуэн с гордым видом фермера, демонстрирующего выращенную им корову-рекордсменку, — единственная и неповторимая Эмма. Эмма, познакомьтесь с тем самым, погрязшим в убийствах, субъектом, о котором я вам столько рассказывал. Эллери, мисс Уиллоуз.
— Мы встречаем вас в таких легкомысленных костюмах, мистер Квинн, — проворковала актриса. — Надеюсь, вы прибыли не по делу? А не то мы немедленно разоблачимся и примем нормальный вид, дабы вы могли не мешкая приступить к своим обязанностям. Со своей стороны, я, увы, не могу сказать, что моя совесть абсолютно чиста. Если бы мне пришлось отбывать срок за все те убийства, которые я совершила мысленно, то мне и девяти жизней Чеширского Кота[8] не хватило бы. Одни критики чего стоят…
