Когда Ева постучала, Пибоди начала поиск. Никто не ответил, и Ева стала колотить в дверь кулаком. Спустя несколько минут прозвучала раздраженная тирада по-испански. Судя по тону, это были ругательства. Она постучала снова и поднесла к «глазку» свой жетон.

– Открывайте, Диего!

– На его имя ничего нет, – вполголоса сказала Пибоди. – А вот у дяди есть седан последней модели и фургон.

Тут Диего открыл дверь, и она осеклась, потрясенная его ярко-голубой пижамой.

«Макнаб умер бы от зависти», – подумала Пибоди.

– В чем дело? – Темные глаза Диего были сонными, а поза – ленивой и вызывающей. Смерив Еву взглядом, он насмешливо улыбнулся и потрогал едва заметный клин волос на выступающем подбородке.

– Хочу задать несколько вопросов. Будем говорить здесь или внутри?

Он дернул плечом, затем отошел в сторону и сделал изящный жест рукой.

– Я всегда рад видеть у себя леди. Кофе?

– Нет. Вчерашний вечер. Вы уже ученый.

– Простите, не понял.

– Где вы были вчера вечером, Диего? С кем были и что делали?

Одновременно она обвела взглядом комнату. Маленькая, оформленная в вызывающих красно-черных тонах. Слишком теплая и пахнущая каким-то крепким мужским одеколоном.

– Конечно, я был с дамой. – Он блеснул белыми зубами. – И мы всю ночь занимались страстной любовью.

– У дамы есть имя?

Он потупил глаза с густыми ресницами.

– Как джентльмен, я не могу его назвать.

– Тогда я назову это имя сама. Рэйчел Хоуард?

Продолжая улыбаться, он поднял руки ладонями вверх.

Ева махнула рукой Пибоди, взяла у помощницы фотографию и предъявила ее Диего.

– Вспомнили?

– Ах, это… Прелестная Рэйчел с танцплощадки. У нас был чудесный короткий роман, но я был вынужден положить ему конец. – Он театрально прижал руку к груди, сверкнув золотым кольцом на мизинце. – Она хотела от меня слишком многого. Я служу всем леди на свете и не могу принадлежать одной.

– Вы положили этому конец? Ударив ее ножом в сердце и швырнув в контейнер для утилизации мусора?

Насмешливая улыбка тут же исчезла. У Диего отвисла челюсть, а лицо позеленело от страха.

– О чем вы говорите?

– Диего, ее убили вчера вечером. Не поздно. Говорят, вы приставали к ней.

– Нет. Ни в коем случае. – Легкий испанский акцент исчез, теперь это была речь коренного жителя Нью-Йорка. – Мы несколько раз танцевали, вот и все. В компьютерном клубе, который посещают студенты. О'кей, я приударял за ней, но разве это преступление?

– Вы приходили в магазин, где она работала.

– Ну и что? Черт побери, что в этом такого? Хотел присмотреться, только и всего.

– А как насчет вашего чудесного короткого романа?

Обессилевший Диего опустился на стул. Было видно, что ему не по себе.

– Ничего подобного не было. Я приглашал ее обедать, ухаживал за ней, но она меня отшила. Это меня задело, и я завелся. Думал, она кокетничает, хочет, чтобы ее начали уламывать.

– Может быть, теперь вы назовете мне имя своей дамы?

– Я его не знаю. О господи, я обходил клуб за клубом и слегка поразвлекся с девушкой у нее на квартире. Где-то на Ист-Сайде. Вторая авеню. Дерьмо… Холли, Хизер, Эстер… Будь я проклят, если помню. Какая-то светловолосая chica, которой приспичило потрахаться.

– Подумайте как следует.

– Послушайте! – Он на мгновение закрыл лицо руками, а потом провел ладонями по густым черным волосам. – Времени мы даром не тратили, о'кей? Приняли немного «Зонера», добавили чуть-чуть «Экзотики». Поехали к ней. Вторая авеню. Я точно помню, что Вторая. Где-то в районе Тридцатых улиц. Неподалеку от подземки, потому что в три утра я уже сидел в поезде. Самое позднее – четыре. Это была случайная связь. Кому какое дело?

Ева кивнула на украшавшие стены фотографии обнаженных и полуголых девиц:

– Диего, вы любите фотографировать?

– Что? Ах, вы про это? Я выгрузил их из Сети и вставил в рамки. Я люблю смотреть на женщин, ну и что? Мне нравятся женщины, а я нравлюсь им. И не собираюсь их убивать.

– Слизняк, – выразилась Пибоди по дороге к машине.

– Да, но это не преступление. Проверим машины дяди, посмотрим, не совпадут ли волокна. Но мне не верится, что Диего мог спланировать это заранее. Возможно, он способен пырнуть человека ножом в состоянии аффекта, но не больше. Однако он связан с наркотиками, был знаком с жертвой, имел причину сердиться на нее, посещал клуб, из которого были переданы данные, и имел доступ к машине, класс которой соответствует той, на которой перевезли труп. Исключать его из списка подозреваемых нельзя.

– Что теперь?

– Отправляемся за покупками.

– Сэр, вы в последнее время не ударялись головой?

– Фотоаппараты, Пибоди. Нужно взглянуть на фотоаппараты.

Накануне вечером Ева составила список самых больших магазинов города, торговавших фототоварами. Они имели дело с человеком, который считал себя профессионалом, даже художником и гордился своей работой. По мнению Евы, это значило, что он должен гордиться и своей аппаратурой.

Хороший дознаватель должен разбираться в орудиях убийства. Рэйчел убил не столько нож, сколько фотоаппарат.

Она вошла в магазин «Имиджмейкерс» на Пятой авеню.

«Отлично организовано», – подумала Ева, обведя взглядом полки и стойки. На стене – два больших экрана, на которых сменяли друг друга разноцветные фотографии, сделанные настоящими мастерами своего дела.

К ним подошел маленький темноволосый мужчина в мятой белой рубашке:

– Чем могу быть полезен?

– Увидим. – Ева распахнула пиджак и показала прикрепленный к поясу жетон. – Я хочу задать вам несколько вопросов.

– Черт побери, я уже заплатил штраф! У меня есть квитанция.

– Приятно слышать. Но дело не в нарушении правил уличного движения. Я хочу расспросить вас о фотоаппаратах. О фотографиях и съемке. – Она достала моментальный снимок Рэйчел, сделанный на рабочем месте. – Что вы об этом думаете?

Мужчина взял снимок кончиками пальцев, держа его за уголки. И тут же выдохнул:

– Я видел это! В новостях. Это девушка, которую нашли в нижнем городе. Кошмар. Просто стыд и позор…

– Да. Что вы можете сказать о фотографии? Она хорошо сделана? С точки зрения художника?

– Я продаю аппараты. И ни черта не смыслю в художественной фотографии. Разрешение хорошее. Снято приличной камерой. Подождите минутку…

Он отошел в сторону и махнул рукой женщине, сидевшей за стойкой:

– Нелла, взгляни на это.

Женщина была тоненькая как спичка, с огненными волосами, высоко вздымавшимися над ее головой. Ее маленькое личико в форме сердечка было совершенно белым, если не считать огненных губ и ресниц.

Она внимательно посмотрела на фотографию, а потом на Еву.

– Это мертвая девушка. – Она говорила в нос, как уроженка Куинса. – Я видела ее в новостях. Это снял подонок, который убил ее?

– Возможно. Что этот подонок представляет собой как фотограф, как вы думаете?

Нелла положила снимок на стойку и принялась изучать его. Поднесла к свету, положила снова и посмотрела на него через лупу.

– Неплохо. Профессионал или талантливый любитель. Отличное разрешение, освещение, распределение света и тени, ракурс. Определенно был связан с моделью.

– Связан? Что вы имеете в виду?

Нелла выдвинула ящик, достала пачку жевательной резинки и развернула ее, продолжая рассматривать отпечаток.

– Ну, черт побери, он снимал не какой-нибудь Большой каньон или домашнюю собачку. Здесь чувствуется понимание модели и любовь к ней. Замечательный любительский портрет, снятый человеком с верной рукой и хорошим глазом.

– Какой камерой он мог пользоваться?

– Черт возьми, я вам что, Шерлок Холмс? – Она хихикнула, довольная собственным остроумием, и сунула жвачку в рот.

– Какой камерой воспользовались бы вы сами, если бы увлекались фотографией? Если бы хотели снять человека без его ведома?

– Будь у меня куча денег – «Борнейз 6000» или «Райзери 5М». Если нет, то «Хайсермен Диджи Кинг». – Нелла достала из витрины аппарат размером с ее ладонь. – Это «Райзери». Лучшая на сегодняшний день карманная модель. Ею можно делать и любительские снимки. Но если вы хотите добиться художественного эффекта и при этом не слишком стремитесь к скрытности, такая камера вам подойдет идеально. Особенно она хороша для серьезной работы. Совместима с любым компьютером.