– Это Вихорька-каан, глава Союза кланов За Соборную Субурбанию, думская радница. Я купила у нее свободу для вас.

– После всего, что мы здесь устроили? – чуть отстраняясь, спросил я.

– Эка невидаль! – Фея состроила хитрую гримаску. – Дела-то заведены на неведомых чужаков, а вы теперь субурбанцы и весьма-а высокопоставленные мздоимцы. А раз так, вам не след задерживаться в этой гнусной берлоге.

– Постой! – вдруг вспоминая нечто важное, воскликнул я. – У нас тут есть еще одно дельце!

– Какое? – настороженно поинтересовалась спасительница, искоса поглядывая на наши сбитые кулаки. – Надеюсь, не… В общем, без расправы?

– Погоди, сейчас все объясню. – Я обернулся к тюремному стольнику, до сих пор маячившему в позе вопросительного знака возле вельможной Вихорьки-каан. – Послушай, любезнейший, мы можем выкупить своего… м-м… сокамерника?

Каталажный чин удивленно пожал плечами:

– Этого-то? Пожалуйста. Коль он вам нужен, на здоровье.

– Дорого ли будет стоить? – продолжал напирать я.

– Да чего там. Пару жабсов дадите, да и то Заначка вас благослови!

– Хорошо. – Я вытянул из висевшего на поясе кошеля кожаные банкноты. – Освободите его и оставьте нас. – Уж разыгрывать из себя чинушу, так на полную катушку: командный голос в общении с нижестоящими – правило хорошего тона.

– Как скажете, почтеннейший господин, как скажете. – Он поспешил покинуть узкое пространство коридора, и Вихорька-каан, понимая, что ее миссия приветствия новых сокланцев завершена, милостиво пожелала соизволить взять его в провожатые.

– Вот, – я указал Делли на появившееся в отверстии каменного мешка уже лишенное кляпа лицо венценосного пленника, – королевич Элизей, превращенный злыми чарами в…

– М-да… Про королевича, это он вам сказал? – хмыкнула фея, укоризненно глядя на выкупленного арестанта. – Ну, здравствуй, принц!

– О красный лик, чертога рваный скол…

– Заткнись немедля! – скомандовала фея с жестокостью, которую я в ней и не подозревал. – Знакомьтесь, мальчики, это – Переплутень!

Пес с человеческим лицом подошел к нам и уселся на задние лапы, подкладывая под себя мохнатый хвост.

– А типа где же королевич Элизей? – Вадим недоуменно посмотрел на утратившее былое величие существо, потряс головой и, точно перепроверяя сам себя, заглянул в каменный мешок, словно надеясь увидеть там кого-то еще, кроме замешкавшегося сторожа.

– Ничего, это пройдет, – поспешила утешить нас Делли. – Это всегда так бывает.

– Иссиний век сигнального свистка, – вновь открыл рот Переплутень.

– Я превращу тебя в статую. И ты останешься здесь стоять на веки вечные, – нелюбезно глядя на старого знакомца, пообещала фея. – Идемте. – Она схватила нас под руки и, не обращая больше внимания на загадочного говоруна, едва ли не силком потащила к выходу.

– Может, хоть из тюрьмы этого трепача вывести? – тихо спросил я. – Все же деньги плачены. А то ведь не ровен час мы уйдем, а его обратно запихнут.

– Нет, здесь так не принято, – покачала головой Делли. – Если уж заплачено, то выйдет он отсюда абсолютно спокойно. Будет себе гулять, пока опять не найдется недотепа, который, очнувшись после его бредней, решит жалобу подать в государеву сторожу. Тогда пустобреха в который раз отловят и опять сюда же кинут. Впрочем, ненадолго, недели на две, не более. До суда все равно не дойдет.

– Чего вдруг? – хмуро удивился Вадим, окончательно протрезвевший после замысловатых речей сокамерника и чувствовавший себя теперь последним идиотом. – Он тут типа бульдозером по ушам ездит, а его по-взрослому замести не могут?

– Не могут, – выводя нас из застенков, согласилась фея. – Во-первых, он Переплутень, и говорить иначе просто не умеет. Ведь он же не со зла всякому встречному и поперечному голову морочит, без всякого умысла и корысти. Порода у него такая. Вот я, скажем, от рождения чары наводить могу, а он несет разную околесицу, и кто не послушает, всяк верит. Да что там верит! Сердцем понимает, готов за ним на край света идти.

– Это точно, – вспоминая ощущения последнего часа, печально констатировал я. – Я на полном серьезе поверил, что он заколдованный принц.

– И не ты один, – утешила фея. – Бывало, соберет вокруг себя десяток человек и идет по дороге, байки травит. И они вслед, уши развесив, бредут, обо всем позабыв. До двух дней так идти могут. Потом люди от усталости с ног падают, тем и спасаются. Переплутень знай себе дальше бредет, потери не замечает, ну а кто отстал, поваляются без чувств, да и хватятся: «Где я? Что тут делаю?» Натура у Переплутня такая, ничего тут не попишешь. А раз уж он изначально так устроен, то, выходит, и судить его не за что. Да и как прикажете судить, ежели ему на толковище слово придется давать? Нескладушка тут получается: не дали слово, где ж тогда справедливость? А уж если говорить дозволить, то пиши пропало, всю судебную палату олухами выставит. Кроме того, – продолжала Делли, пересекая тюремный двор, – Переплутень языком-то мелет, да в словах его всегда зерно истины сыщется.

– Это как? – насторожился я, вспоминая странные ощущения при упоминании зверолюдом принца Элизея и драконов.

– Ну, вот ты помнишь, о чем, как тебе казалось, он говорил?

– М-м… По-моему, он поднял восстание, – неуверенно начал я, – среди кобольдов, строителей подземных храмов бога Нычки. Его вроде бы пытались схватить, но вмешался принц Элизей.

– Заметь, – прервала меня спутница, – наверняка до беседы с Переплутнем ты и понятия не имел, что на востоке Субурбании живет племя кобольдов, строителей подземных храмов.

– Верно, – несколько смущенно подтвердил я. – Даже не догадывался.

– Восстание он, конечно, не поднимал, да и не мог поднять. Кобольды в основном живут под землей и редко появляются на поверхности. Переплутень же по своей воле под землю не полезет. Но вместе с тем кое-что в его словах верно. Подземные жители, строя храмы, выбрасывают огромное количество горючего камня, который субурбанцы увозят на телегах и сжигают в печах. Если бы кобольды не добывали этот камень, местным жителям практически нечем было бы обогревать дома в зимнюю пору, не на чем готовить еду, ковать железо. Но если бы субурбанцы не разгребали рукотворные горы вокруг входов в глубинные святилища, их бы могло просто завалить в подземельях.

Правда, кобольды начали поговаривать, что раз местные жители так нуждаются в том, что выбрасывается из подземных коридоров и залов, пусть меняют хотя бы часть этого каменного мусора на еду. Однако Переплутень здесь абсолютно ни при чем. Разговоры о том уже который год идут. Должно быть, действительно встретил он кого-то из кобольдов, а вероятнее, из кобольдих, они чаще на поверхности охотятся, наплел ей – или им – с три короба и увел от родных лесов к Елдин-граду. Вот и вся незадача.

– А как же Элизей? Освобождение от рук врага? – стараясь восстановить истину по разбросанным в Переплутневой болтовне крохам правды, спросил я.

– Не знаю, – пожала плечами фея. – Придумать эту встречу старый болтун скорее всего не мог. Он всегда говорит о том, что в самом деле видел или слышал, но только по-своему.

– Стало быть, – пытаясь рассортировать полученные фактики, подытожил я, – Переплутень встретил Элизея либо в землях кобольдов, либо по пути к столице. Так?

– Так, – чуть подумав, согласилась фея.

– Угу. Земли кобольдов соседствуют с Грусью?

– Да, – подтвердила мою догадку прирожденная чародейка. – С землями Груси Алой.

– Очень хорошо, – кивнул я. – Сначала наш, с позволения сказать, свидетель утверждал, что отправил принца в Гуралию собирать войска драконов, и это меня насторожило. – Я потер виски, стараясь как можно точнее вспомнить недавнюю беседу. – Потом, когда я задал наводящий вопрос, Переплутень изменил свои показания и заявил, что Элизей направился в Тюрбанию.

– Да-да, еще что-то про Рух рассказывал, – вклинился Вадюня.

– Проруха, она и на старуху бывает, – согласилась Делли.

– Не-а, это другая, – замотал головой помощник. – Это на львов. Она им чисто спины ломала.