Хотя этот документ может показаться негуманным, а всякое основанное на нем общество (или система отношений) формальными и безрадостными, чувства людей легко, можно даже сказать, весело приспосабливались к подобным ограничениям. Женщины, как и мужчины, лелеяли определенные надежды и мечты, а в их характерах было и нечто даосское. Какую бы осмотрительность ни требовал от них приниженный статус, какое бы уважение ни высказывалось на словах к «правильному образу мыслей», китайские женщины вряд ли были способны беспрестанно подавлять свои истинные чувства. И не исключено, что когда женщине вдруг разрешалось забыть обо всех запретах, ее переполняли совершенно необыкновенные страсти и фантазии, являвшиеся реакцией на утомительные социальные ограничения. Далее следует отрывок из одного эротического романа Ли Юя «Цзюэ хоу чань»[7]. Характер Госпожи Чистосердечной следует рассматривать как по существу даосский, но скрываемый под маской смиренной и официальной «идеальной женщины» из «Нюй цзе»:
«Вскоре после свадьбы отцу Чистосердечной надоело вздорное поведение ее молодою мужа и он выгнал этого несносного человека из дому. По мнению Чистосердечной, ее неуживчивый муж обладал определенными достоинствами, которые вряд ли был способен оценить ее отец, но, будучи добропорядочной дочерью, она держала свое мнение при себе. Проведя пять ночей в одиночестве, она начала удивляться, почему ей так долго приходится ворочаться без сна, а затем поняла, что стала похожа на заядлого пьяницу или курильщика, которого внезапно лишили самою необходимого.
Когда пошел седьмой месяц, разлуки, положение стало просто невыносимым, тем более, что Чистосердечная вроде бы не была одинокой женщиной. Несколько недель настоящей замужней жизни промелькнули так быстро, что она не верила в их реальность. Воспоминание о них только подогревало ее воображение. Муж, который не спит с женой, все равно что не существует — так она теперь приучалась смотреть на все это. Поэтому первым ее развлечением, к которому она обратилась по прошествии нескольких недель, стала принадлежащая мужу коллекция эротических картинок и подушечных альбомов. Она отыскала ее и часами рассматривала. Но это не принесло ей желанною успокоения, а лишь сильнее возбудило страсть.
Затем она попыталась отвлечься чтением книг своего детства, сочинений наставительных и возвышающих, каковыми являются «Ле нюй чжуань» («Рассказы о выдающихся женщинах») или «Нюй сяо цзин» («Женский Канон почтительности»). Вскоре однако на смену им пришли скабрезней романы, которые муж читал ей в постели до и после игр в «тучку и дождик». В то время они казались ей отвратительными, теперь же она смотрела на них совсем по-другому. Она просто оторваться от ник не могла. Особенно полюбились ей «Чипоцзы чжуань» («Истории о женщинах, помешавшихся от страсти»), «Сюта еши» («Воспоминания о расшитом ложе») и «Жуицзюнь и цзюнь чжуань» («Биография ходока»), В этих книгах были картинки, не просто возбуждавшие чувственность, но позволявшие сравнивать снаряжение героев с тем, чем обладал ее отсутствующий супруг.
Две девушки, читающие книгу. Средневековая гравюра.
Вновь и вновь принималась она изучать наглядные изображения мужских орудий, следя за их размерами и каждым движением вовремя беспрестанных сражений на ложе любви. Эти орудия неизменно были «невероятной длины», «больше, чем морской огурец», или же «так толсты, что женские пальцы не могли охватить их». Их твердость в момент возбуждения была по меньшей мере как у железного столба, а сила напряжения столь велика, что позволяла удерживать на конце мешок с зерном. Эти орудия могли без перерыва нанести не менее чем тысячу ударов.
Вначале Чистосердечная решила, что все это лишь преувеличения, рассчитанные на то, чтобы вызвать интерес у читателей, но недели тягот и одиночестве сменились месяцами, и вот она уже была готова поверите каждому прочитанному слову. Она стала сравнивать снаряжение своего мужа с тем, чем обладали Великий князь Ван и предводитель, разбойников дракон-тигр Цзян. Насколько она помнила, драгоценность ее возлюбленного была длиной дюйма в четыре, толщиной в два пальца, а восторг он испытывал никак не позже, чем через двести ударов. Чему же ей верить?
Отвечала она на этот вопрос вполне разумно. Если в мире существуют миллионы мужчин, а она познала лишь одного из них, как может она сравнивать свои знания об этом с осведомленностью авторов подобных рассказов? По крайней мере ей известно, что для мужчины считается вполне нормально, если он держит на своем напряженном органе мешок пшеницы, что он может нанести тысячу ударов без перерыва орудием, которое может быть по крайней мере вдвое длиннее, чему ее мужа. Но точно установить это, обогатите свой опыт можно лишь одним способом. Конечно, отсутствующий муж все равно что покойник, тем более, что ее отец оставался все таким же суровым и не думал разрешите ему вернуться. Так что же делать молодой женщине? Лишь одна вещь могла преобразить эту одинокую и унылую спальню, и пусть снаряжение ее мужа не идет ни в какое сравнение со снаряжением тигра-дракона Цзяна, ему, разумеется, окажут самый горячий прием, на который только способна женщина. Но, ясно, назад его не пустят».
Старинная китайская пословица:
«Жена никогда не будет столе же желанна, как наложница, наложница никогда не сможет возбудить так, как незаконная любовная связь, а незаконная связь не сведет с ума подобно неприступной женщине».
Схематическое изображение Инь и Ян состоит из круга, разделенного на две равные части изогнутой линией. Одна часть — темная, или женская, другая — светлая, мужская. Однако изучение китайцев и их сексуальных обычаев заставляет полагать, что два главных действующих лица акта соития — всего лишь актеры в пьесе, написанной и поставленной великим духом предков. Желая свести воедино все части сексуального опыта китайцев, следует добавить еще два элемента. Во-первых, это древние теории и верования, влиявшие на отношения мужчины и женщины вплоть до новейшего времени, а во-вторых, существенная роль, отводившаяся искусству спальни, которое, если упростить выражение писателя эпохи Суй Сюй Тайшаня, призвано было «помочь мужчинам и женщинам заниматься этим как следует и часто».
Эта часть совокупного опыта, о которой необходимо кратко упомянуть в данной вступительной главе, представляет собой важный раздел общих и специальных знаний. Мистическое значение, придаваемое как половым органам, так и самому сношению, также обуславливало серьезность подхода к искусству и технике любви. Самый прекрасный кусок необработанного нефрита навсегда останется лишь осколком камня, если не попадет в руки к искусному мастеру, и даже самые совершенные инструменты окажутся бесполезными, если человек не умеет с ними обращаться. Постичь искусство спальни, таким образом, не просто означало овладеть средствами увеличения наслаждения, это была обязанность почти религиозного свойства по отношению к предкам.
И здесь вновь сходились между собой во взглядах конфуцианцы и даосы. Инь и Ян должны стремиться к гармонии, вскармливать друг друга своими Жизненными Сущностями, хорошо разбираться в космической природе этого действа и быть достойными его благодаря своей искушенности.
Как обычно, впрочем, эти соперничающие учения занимали различные позиции по отношению к искусству спальни и пользовались для его характеристики неодинаковым языком. Для конфуцианцев это был отчасти ритуал, отчасти отрасль знания, на которые распространялись правила и установления Учителя.
Для даосов это был романтический, радостный и всепоглощающий момент возвращения к животной чистоте утраченной и естественной свободы.
