Звание члена политбюро было наивысшим в КПСС, после главной партийной должности – генерального секретаря. Партийную зарплату члены ПБ не получали, она выплачивалась им по месту основной работы, где они трудились в качестве глав ветвей власти или влиятельнейших крупнейших ведомств, а также на должностях секретарей ЦК КПСС и важнейших региональных партийных органов. Но их прочее материальное обеспечение было на самом высоком в СССР уровне. Члены политбюро при избрании сразу приобретали статус «охраняемых» лиц, коих в государстве было не более двух с половиной десятков. Для их охраны, материального, медицинского, дачного, курортного, транспортного и всякого иного обеспечения функционировало особо закрытое 9-е управление КГБ со своим собственным бюджетом.
В послесталинские времена в политбюро входили уже не дружки диктатора, а выбранные узким кругом руководителей партии и государства высшие чиновники и функционеры. Центральный Комитет КПСС после каждого съезда избирал в состав политбюро по должности главу Правительства СССР, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, ведущих секретарей ЦК КПСС, главу Комитета партийного контроля, первых секретарей ЦК Компартии Украины, Московской и Ленинградской партийных организаций. В 1973 году одновременно были избраны членами политбюро по рекомендации Брежнева и Суслова главы трех важнейших ведомств: КГБ – Андропов, Министерства обороны – маршал Гречко, Министерства иностранных дел – Громыко. До Андропова единственным первым чекистом, удостоенным при Сталине избрания в ПБ, был глава советских спецслужб Лаврентий Берия.
Без санкции политбюро никакие важнейшие решения, в том числе кадровые, в СССР не принимались и не утверждались – будь то Совмин, Верховный Совет, партия и профсоюзы. Тем самым сохранялась видимость коллегиальности на самом высшем уровне.
Наряду с политбюро, собиравшимся на заседания, как правило, один раз в неделю – по четвергам, функционировал постоянно, с дореволюционных времен, еще один – рабочий орган Центрального комитета партии – секретариат. Вначале это был чисто технический штаб, главной задачей которого было ведение текущих дел организационного и исполнительского характера, ведение переписки с местными партийными организациями. В марте 1919 года секретариат состоял из ответственного секретаря и пяти технических сотрудников.
Через год, к X съезду большевистской партии, число работников секретариата превысило шесть сотен постоянных работников. Идя к власти в партии и государстве, один из внешне сереньких и малозаметных на трибунах рабочих секретарей – Иосиф Сталин – быстро захватил руководящие позиции в секретариате, продвигал на должности секретарей ЦК своих друзей и сторонников. В результате он стал генеральным секретарем ЦК и получил еще больше рычагов власти в партийном аппарате. Он и все последующие генсеки ведали всеми вопросами, а остальные секретари – в зависимости от воли генерального – получали в свое кураторство какой-то участок работы – идеологию, партийно-организационную работу, оборону, промышленность, сельское хозяйство, связь с партиями стран социалистического содружества, «братские» партии мирового коммунистического и освободительного движения…
В партийном секретариате во все десятилетия складывалась своя иерархия. Несколько секретарей являлись одновременно членами политбюро. Они были, так сказать, первого сорта, но и среди них были более равные, чем остальные, в силу того, что стояли ближе к генеральному, являясь его личными друзьями и старыми соратниками. Другие секретари считаются в наивысшей номенклатуре деятелями второго сорта. Они не относятся к категории охраняемых, им подают не самые шикарные и громоздкие автомобили марки ЗИЛ, которые народ прозвал «членовозами», а чуть менее комфортабельные и не столь оснащенные радиотелефонами и другой связью, семиместные автомобили полумассовой сборки Горьковского автозавода на Волге – «чайки». В отличие от членов политбюро, которые за свое «членство» заработной платы не получали, секретари ЦК КПСС получали, как и все сотрудники аппарата ЦК КПСС, заработную плату. Она составляла в 70-х годах 600 рублей в месяц. Из фондов 9-го управления КГБ секретари ЦК получали ежемесячно продуктов питания на сумму 250 рублей. Все остальные блага в виде роскошных персональных подмосковных капитальных дач с котельными, канализацией, холодным и горячим водоснабжением, с хозяйственными территориями в виде огородов, скотных дворов, фруктовых и ягодных садов, медицинского и санаторного обслуживания, летнего и осеннего отдыха на черноморских, кавказских, волжских и других государственных дачах секретари и члены политбюро получали одинаково щедро. Все оплачивалось как Управлением делами ЦК, так и «девяткой».
Через самую верхушку партии – ее Центральный комитет – ежегодно проходили сотни тысяч страниц документов, которые на словах формулировали якобы какие-то решения и новые подходы, призывали «углубить» и «усилить», а на деле практически никем не выполнялись. «Застой» потому и оставался застоем, что «наверху» никто, никогда и никого не спрашивал о невыполненных решениях и постановлениях. Ошибки, недобросовестность, вранье и ложь, недисциплинированность и даже преступления замалчивались, скрывались для того, чтобы не нарушалась «стабильность» в обществе и покой престарелых вождей.
В руководящих указаниях инстанции, как высокомерно назывался в СССР аппарат ЦК КПСС, поражала пустота директивного словечка «надо!». Оно буквально переполняло все партийные документы, речи вождей, передовицы газет, решения конференций и собраний. Но как «надо», в какой срок «надо», каким образом организовать и какому ведомству из многих поручить исполнение этого «надо», каким образом финансировать, кому за что отвечать, выполняя это «надо», – оставалось расплывчатым и неконкретным.
Принимались, например, постановления о возведении в Ростовской области завода Атоммаш, предприятия, которое должно было выпускать уникальное и громоздкое оборудование для строительства атомных электростанций. Но инженерные проекты были с дефектами, финансировались они недостаточно, не встраивались в систему народного хозяйства, а потому шли через пень-колоду. Через несколько лет после начала гигантской стройки вдруг оказывалось, что она спроектирована на тектонических разломах, в зоне землетрясений. По бетонным стенам этого завода-гиганта уже в начале 80-х годов поползли трещины. На заседании политбюро, которым руководил тогда Юрий Владимирович Андропов, разразился грандиозный скандал, который показал новому генсеку полную недееспособность и безответственность и старцев из высшего органа партии, и их сверстников из Совета министров СССР.
Открывалась комсомольская стройка Байкало-Амурской магистрали, но не выполнялись решения о ее финансировании и снабжении строительными материалами, тяжелыми рельсами, которых металлургические заводы выпускали недостаточно даже для планового ремонта существующих железнодорожных магистралей. Один из важных нерешенных вопросов, остающийся актуальным до сегодняшнего дня, – автоматическая посадка пассажирских самолетов в крупнейших аэропортах Советского Союза в условиях плохой видимости во время туманов и в прочих нелетных погодных условиях. В записке, представленной «Аэрофлотом» к соответствующему заседанию политбюро в середине 70-х годов, сообщалось, что в США и Западной Европе подобные системы работают и хорошо себя зарекомендовали. У нас тогда тоже были аналогичные комплексы приборов для военных аэродромов. Однако Министерство обороны не хотело рассекречивать эти произведения военной промышленности. К тому же стоили они очень дорого, и политбюро не пожелало санкционировать высокие расходы ради безопасности и комфорта гражданских пассажиров.
Политбюро принимало десятки хозяйственных «решений ЦК КПСС, Совета министров СССР и ВЦСПС». Над каждым из них трудились как пчелки сотни сотрудников аппарата ЦК, перекидывая друг другу справки, проекты решений и постановлений. Аппаратчики привычно выхолащивали из первоначальных предложений специалистов промышленности, ученых и экономистов – как бы чего не вышло – все живое, острое, действительно могущее продвинуть решение данной проблемы вперед. Но жизненной, реальной оценки ситуации в экономике, на основе которой только и можно было принимать решения, партийные функционеры всех рангов боялись как огня. Они страшились вызвать неудовольствие острой постановкой вопроса у какого-либо секретаря ЦК или члена политбюро, особенно заинтересованного в принятии данного проекта. Повторяю – в принятии… А там хоть трава не расти!..
