– Сколько вам? Двадцать восемь?

– Очень смешно. А вам сколько?

– Шестьдесят два, – признался он.

Она и бровью не повела.

– А мне тридцать восемь, – сказала она.

Шестьдесят два плюс тридцать восемь составляет ровно сто, если разделить на два – получится по пятьдесят, самая вершина жизни. Что ж, он согласен на такую арифметику.

– Так почему вы не встречаетесь с женщинами? – спросила она. – Проблемы со здоровьем?

– Да нет, в последний раз когда я проверял, все вроде бы работало исправно.

Она улыбнулась:

– Тогда почему?

– Вы были замужем?

– Не уходите от ответа.

– А я и не ухожу. Так замужем вы были?

– Да. Мой брак продлился пару лет.

– А мой – тридцать пять. Жена умерла в ноябре. И мне по-прежнему кажется, что мы с ней вместе. Освободиться от этого чувства довольно трудно.

– А вы не хотели посоветоваться с психотерапевтом? – тихо спросила Роксана.

– До сих пор у меня проблем не возникало, – сказал он.

Через несколько минут Роксана просмотрела пачку полученных факсов. Последнее присланное Мейбл объявление оказалось в самом низу, и Роксана подала ему лист.

– Хочу попросить вас еще об одной любезности, – сказал он. – Вы могли бы сделать так, будто я уже выехал из отеля?

– Конечно, – ответила она. – Вы снова поссорились с сыном?

– Нет, на этот раз мне надо создать дымовую завесу.

– Считайте, что все уже сделано.

– Большое спасибо.

– Завтра я выходная, – сказала она, когда он уже собрался уходить.

Валентайн вернулся к ее конторке:

– Есть какие-нибудь планы?

Она пожала плечами:

– Отоспаться, посмотреть «мыльные оперы». Может, взять напрокат кино. Давно хотела посмотреть «Мужской стриптиз».[28]

«Мужской стриптиз»? Неужто она действительно хочет видеть, как раздеваются эти английские доходяги? Да, за последнее время женщины действительно здорово изменились. Ему следовало сейчас что-то сказать, но он не был уверен, что именно. Может, предложить ей съесть по чизбургеру, сходить в кино, потом – мороженое? Или такое предложение выглядит несовременно?

– Можно мне вам позвонить? – робко осведомился он.

– Конечно! – Она написала свой номер на гостиничном бланке. – Я знаю в южной части города место, где подают роскошные вегетарианские бургеры.

Вегетарианские бургеры? Это что, оксюморон? И разве он что-то говорил об обеде или ужине? Все, что он попросил, – номер телефона, однако на лице ее сияла такая радостная улыбка, что он не решился ее погасить.

– Звучит заманчиво, – сказал он.

В лифте было полно народа. Валентайн пристроился позади двух афро-американских пар, одетых в майки с надписью: «Холифилд – народный чемпион» – они наверняка приехали сюда со спецтуром. Люди оживленно болтали, воздух был насыщен электричеством того рода, какое бывает только в предвкушении поединка тяжеловесов. Он развернул факс от Мейбл. Она вернулась к тому, что получалось у нее лучше всего, – пародиям на рекламные объявления:

– Мейбл, Мейбл, Мейбл, – минуту спустя говорил он в телефонную трубку. При этом он снова разглядывал себя во вделанном в потолок зеркале. – Имей в виду, к Джерри и ко мне это никакого отношения не имеет, но ты не должна посылать им это объявление.

– Еще как пошлю! – упорствовала она.

– Я не говорю, что это не смешно – это ужасно смешно, наверняка народ просто укатается от смеха.

– А в чем тогда дело? – раздраженно спросила она. Поскольку он не перезвонил сразу же, как обещал, она отправилась на улицу покормить птичек, и сейчас в ее голосе слышалась одышка – ей пришлось бегом возвращаться в дом. – Боишься, что твой сын может перехватить у тебя твои функции?

Валентайн уставился на телефон. Он вдруг вспомнил вопрос Роксаны по поводу характера их отношений.

– Ты на меня сердишься? – спросил он.

– Да.

– Прости, пожалуйста, – с чувством произнес он.

– Ладно уж. Так что на этот раз тебе не нравится?

– Ты нарушаешь закон, вот что.

Она даже задохнулась от возмущения.

– Может, объяснишь? Или это твоя версия китайской пытки?

– Ты дала в объявлении номер настоящего абонентского ящика, и у почты могут возникнуть проблемы. Они могут даже оштрафовать тебя.

– Как-нибудь переживу!

– Если какой-нибудь кретин действительно пришлет тебе чек, это уже будет нарушением закона о почтовых отправлениях, мошенничеством. У тебя нет криминального прошлого, так что на первый раз это тебе, может, с рук и сойдет – всего лишь полгода условно и несколько сотен часов общественной работы где-нибудь в библиотеке. А в газетах наконец-то появится твоя фотография – точнее, фотография, сделанная в полицейском участке.

– Ты это серьезно?

– Чертовски серьезно. Человек может совершить преступление без намерения его совершить. Понятно я излагаю? Но незнание закона не освобождает от ответственности. Именно это я пытался втолковать Джерри несколько лет назад, когда он затеял торговлю по почте. Но он не послушал.

– А что он продавал?

– Съедобные презервативы. Он назвал их «Вкус Парижа». Снял несколько почтовых ящиков в каком-то штате, кажется в Юте, где незаконным считается буквально все, и, конечно, его прищучили. А мне пришлось вносить залог, чтобы его выпустили из тюрьмы.

– Ой, Тони, может, мне удастся уговорить газету, чтобы они все-таки не печатали это объявление?

Валентайн сел:

– Ты уже отослала?

– Сегодня после обеда. У них факс работает круглосуточно.

– Позвони и дай отбой. А лучше сама к ним поезжай и отзови объявление. Мейбл, ты просто обязана это сделать.

– Хорошо, хорошо. Сделаю.

Она явно сдалась. Из голоса исчезли былые задиристые нотки, он звучал устало. Ну вот, подпустил к ней Джерри – и пожалуйста, тот испортил единственное, что еще радовало Мейбл в жизни. За сколько он управился? За два дня? Это рекорд даже для его сыночка.

– И это не единственная дурная новость, – сказал Валентайн.

– Что?

– Тебе надо уехать из города на пару дней.

– С чего это вдруг?

– Один тип, тут, в Вегасе, грозит убить кого-нибудь из моих друзей.

– А как он про меня узнал?

– У него моя записная книжка.

– Ох, Тони…

– Прости, Мейбл. Слушай, из Тампы каждый день отплывает круизное судно «Карнавал». Отправляйся-ка ты в Мехико на недельку. Я оплачу все расходы.

– Конечно, – ответила она. – Если только меня в тюрьму не посадят.

Валентайн почувствовал, как краснеет.

– Прощай, Тони, – сказала она.

Валентайн уставился на телефонную трубку. Потом набрал номер телефона своего сына в Нью-Йорке. Включился автоответчик. После сигнала Валентайн произнес: «Джерри, это отец. Слушай внимательно. Некие криминальные типы завладели моей записной книжкой и могут тебя разыскать. Лучше тебе на некоторое время скрыться. Понимаю, что это мешает твоим планам, но эти типы не шутят. Слышал, в это время на Бермудах отличная погода. И, Джерри, эта поездка – за мой счет».

Он уже собирался отключиться, потом передумал и добавил: «Береги себя, сынок».

Он понимал, что последние слова прозвучали как-то неестественно. Они с Джерри воевали так давно, что им обоим уже трудно было вести себя друг с другом по-человечески. Валентайн осторожно положил трубку на аппарат, размышляя, кто из них больший болван – его сын или он сам.