— Змея?!
— Да, дружище. Именно змея. Ты понимаешь, это не миф, что Туару стал юношей. Я, конечно, совершил ошибку, что убил змею…
— Значит, вы успели…
— Успел?! — возмутился биохимик. — На моем месте поступил бы так каждый. Мы прождали сутки — тебя нет. Вызываем — никакого ответа. Я помчался сюда. Ты лежал на полу. Дыхания нет, пульса нет… Я хотел послушать сердце, рванул рубашку и тогда из-под нее выскользнула такая пестрая… Я тут же каблуком раздавил ей голову. Она в конвульсиях выбросила перепончатые, такие же серо-голубые крылья… И знаешь, что-то проявилось на них… По-моему, твое лицо… Потом все померкло, превратилось в обычные черные и голубовато-серые пятна с каким-то сложным рисунком… Потом посмотришь, я ее забальзамировал.
— Но что она могла делать у меня под рубашкой? — удивился Сергей. — Насколько я помню, она меня не кусала…
— Хм… Не знаю, не знаю. Я нашел на твоей груди и шее, главным образом, на артериях следы укусов… Она питалась твоей кровью, а ее яд полностью парализовал тебя и превратил в своеобразные живые консервы.
Сергей содрогнулся. Так неприятна была ему эта мысль. Он вспомнил классические примеры из жизни земных насекомых: ос, доставляющих парализованных гусениц в свои гнезда и закладывающих их в ячейки вместе с яйцами, наездника, откладывающего яйца прямо внутрь живого, но парализованного тела гусеницы…
— Надеюсь, она не успела начинить меня своими яйцами? Иначе я буду похож на мину замедленного действия, — веселым голосом сказал Байдарин.
— Шутишь еще? — рассердился биохимик. — Нашел тему! Я тоже сначала так подумал, когда исследовал ее яд. Нет, это все же не насекомое. У нее нормальная кладка яиц. Их зародыши я обнаружил, когда вскрыл ее. Не пойму одного, как ты мог быть таким неосторожным и позволил ей укусить себя…
— Но она не кусала меня, честное слово.
— И Байдарин рассказал о своих видениях вплоть до пробуждения.
Журавлев покачал головой.
— Ну и ну! Теперь понятно, для чего этому ползающему ретранслятору крылья! Какие, к черту, крылья! Это же антенна! Удивительно чуткая и к тому же с обратной связью… Понятно. Она тебя не укусила сначала, а загипнотизировала. Уловила импульсы твоего головного мозга, усилила их и ретранслировала… Этого оказалось достаточно, чтобы ты очутился в гипнотической власти своих воспоминаний, которые показались тебе полной реальностью. Это все усиление… Ну и тварь! До чего приспособилась… Значит, если бы я ее сразу не придавил, то лежал бы с тобой рядышком.
Журавлева передернуло от такой перспективы. В течение нескольких мгновений он пережил запоздалый страх, не подсказанный прежде инстинктом. Теперь инстинкт как бы закрепил реакцию организма на это явление.
— Фу, — вздохнул с облегчением биохимик. — Аж затрясло старого дурака. Смерти испугался! — Он загадочно улыбнулся. — А в этой смерти есть свой резон. С ней, как я теперь понимаю, умирает старость. Она питалась твоей кровью в течение трех дней. И с каждым укусом вводила новые порции яда. Когда я исследовал ее яд, то понял, что он не может действовать постоянно, так как довольно быстро разрушается, я не стал тебе вводить противоядия… Уж прости, ты всегда недолюбливал эксперименты над своей собственной персоной… Я не мог отказать себе в этом удовольствии. — Журавлев хитро посмотрел на метеоролога.
— А если я подам на тебя в Высший Совет за предумышленный эксперимент без согласия?.. — отшутился Сергей.
— Кто тебе, мальчишке, поверит! А потом, человечество у меня в руках. Кому не захочется обрести вторую молодость?
— Да, это серьезный аргумент! — рассмеялся Байдарин. — Но кто захочет пригреть на своей груди змею, даже в том случае, если от этого зависит его второе рождение. А во-вторых, дорогой экспериментатор, где вы возьмете вторую змею? Ведь насколько я разобрался, воскрешать вы еще не научились.
— Фи, Сереженька, новый биоцикл пошел тебе явно не в пользу. Зачем же переносить дикарские обычаи на современную цивилизацию. Яд змеи я синтезировал. Вместо укусов можно вводить определенные дозы шприцем. Без всякой мистики и к тому же без излишней потери крови. Вот так-то, дружище!
— Игнатьич… это же… — голос Байдарина неожиданно охрип от волнения. — Значит тебя… Значит с тобой…
— Да, дорогой, поэтому я и говорю, что мне надо немного времени, чтобы отработать методику и наставления для тебя… Видишь ли, я постарше тебя. Все может случиться… Надо чтобы ты и в мое отсутствие смог повторить биоцикл, если это потребуется, чтобы дождаться прибытия нового корабля с Земли… И чтобы ты смог передать наше открытие людям…
— Значит, ты знал, что я должен помолодеть? — удивился Сергей. — Но почему же ты реагировал так бурно?..
— Я был не совсем уверен, хотя срезы с твоей кожи свидетельствовали об оживленном обмене веществ, о возвращении начальных функций. Будем говорить, я догадывался.
Через неделю Байдарин настолько окреп, что совершенно отвык от старческих привычек. Журавлев попросил перевезти большую часть его оборудования с биологической станции.
Сергей снял с вездехода весь лишний груз, даже аварийные запасы, и отправился в путь. Пробитые раньше дороги сильно заросли, но Байдарин придерживался следа, по которому приехал Журавлев. Местами этот след терялся, тогда Сергей включал инфраизлучение и на экране проявлялись замытые дождями и засыпанные пылью следы. Иногда следы проявлялись по поврежденным растениям. Переправляясь через реку, он заметил на противоположном берегу группу людей. Они так пристально рассматривали его вездеход, что Байдарину стало не по себе. Он вырулил прямо на толпу. Узнав его за ветровым стеклом, туземцы почтительно расступились, показывая знаками просьбу остановиться. Затормозив вездеход. Байдарин отодвинул силлоновый фонарь над головой и поднялся с сидения.
— Мы приветствуем тебя, сын Сере-Гей. Ты хороший уважаемый человек. Лодка твоя тоже хорошая: ходит по воде и по земле… Наши лодки не могут ходить так быстро…
Байдарин кивнул головой в знак того, что он внимательно слушает, стараясь не выдавать охватившего его волнения: на этот раз с ним разговаривал рядовой туземец, а не вождь, а это значит, что они не считают его чужим.
— Помоги нам быстро сходить на ту сторону.
— Хорошо, — сказал Сергей. — Где ваши лодки?
— Там, — туземец махнул вниз по течению. — Далеко.
— Понятно, — улыбнулся Сергей. Он боялся поверить в то, что туземцы согласятся переправляться на его вездеходе. — Садитесь, перевезу.
Туземцы, как будто для них это было привычным занятием, попрыгали на вездеход. Байдарин развернулся и направил вездеход в реку. На другом берегу старший из группы церемонно кивнул головой в знак благодарности. Сергей помахал рукой… Туземцы ушли по своим делам, а Байдарин в третий раз въехал в реку, размышляя о такой резкой перемене отношений с местными племенами. Он помнил, сколько усилий приложил Эдуард Климов, этнограф экспедиции, но дальше предотвращения столкновений и нескольких визитов наиболее уважаемых в племени людей дело не пошло. Климов пытался поразить их воображение большим телевизионным экраном, но они, посмотрев две, три минуты, равнодушно отвернулись. Никаких эмоций не вызвали и средства передвижения: вездеходы, экранолеты и вертолеты.
— Можно подумать, что они студенты высших технических курсов, которые решили на каникулах поиграть в туземцев! — возмущался тогда Эдуард.
Не удался и извлеченный из глубины археологии способ подарков. Ни одно из подношений, даже пищу, туземцы не принимали. Убедившись, что пришельцы достаточно миролюбивы и не собираются нарушать их законы, старейшины и вожди племен перестали посещать поселение, а все попытки Климова зазвать их на станцию встречали вежливым молчанием.
Сергей до конца пути размышлял о странности поведения аборигенов, но так и не мог придти к определенному выводу. Он мог понять лишь одно, что именно с него снято табу, и, возможно, не последнюю роль в этом сыграл вождь одного из племен — Туару. Байдарин отметил про себя, что его тоже звали сын Сергея, хотя они не могли допустить ту же ошибку, какую сделал он, не узнав в юноше самого Туару. Значит, аборигены назвали его так умышленно, с осознанием происшедшей с ним перемены.
