Давайте, кстати, вспомним, что истинный йог также должен побороть соблазн «магических сил»siddhi— искушение овладения способностью летать или становиться невидимым и тому подобное — если он хочет достичь совершенно необусловленного состояниясамадхи.Однако, мы не должны из этого делать заключение, что ощущение этого «тепла» и обретение «сил» относится исключительно к сфере магии. «Тепло», «горение», «внутренний огонь» и богоявления, в сочетании со световым эффектом, как и любые другие виды «силы», встречаются в истории религий повсюду, а также в наиболее высокоразвитом мистицизме. Святой, шаман, йог или «герой» — все они склонны ощущать сверхъестественное тепло,каждый в своей плоскости бытия,в той степени, в которой они превосходят мирское человеческое состояние и становятся воплощением священного.
«Силы» и «история»
У иудеев мы видели конфликт междуистиннойрелигией Яхве и их восприятием космической святости, воплощенной в Баале и Астарте. Конфликт между религиознымисилами,совершено различных порядков: с одной стороны — это древние космические иерофании, а с другой — священное, выступающее в образе Личности, Яхве, который проявляет себя не только в Космосе, но, прежде всего, и вИстории.На этой точке мы остановили наш анализ веры в Яхве и обратились к Индии, так как, по-видимому, именно там, в поклонении Шакти и в Тантре,религия силыдостигла наивысшего пика. В павшем миреКалиюгиосвобождения можно достичь лишь пробудив космическую энергию, дремлющую в теле человека, и заставив ее подняться кsahasrara cakra,объединив ее с чистым сознанием, символизируемым Шивой. Уже сразу можно увидеть, насколько это отличается от популярных религий восточной протоистории, примером которых служат культы Баала и Великих Богинь. Тантризм представляет собой дерзкий акт интериоризации. Пантеон, иконография и ритуал тантризма имеют значение лишь настолько, насколько они обращены внутрь, ассимилированы и «реализованы» в комплексном переживании, затрагивающем тело не в меньшей степени, чем психику и сознание. Видно, что роль, играемая Шакти, значительна. Но мы не должны забывать, что освобождение достигаетсяобъединениемШакти и Шифы. В тантризме Шива — чистое сознание — является пассивным. Его «бездейственность» аналогична состояниюdeus otiosus;в «примитивных» религиях, когда Высшие Существа стали пассивными, безразличными, «отсутствующими», а их место занялисильные, могущественныебожественные фигуры. Мы упоминали миф о рождении Шакти, когда боги во главе с Высшим Существом одновременно напрягли все своисилы,чтобы создать эту Богиню. И после этого именно она была дарителем силы и жизни. Тантрист стараетсяповторить этот процесс, но в обратном направлении.Ему нужно «активировать» чистый дух — Шиву — ставший бездействующим и пассивным, и объединить его с его собственной Шакти, которая отделилась от него (актом творения) и рассеялась по всему космосу. Достижение этой парадоксальной цели — объединение двух противоположных принципов — физически проявляется очень сильным теплом. Это явление, как мы видели, универсально для всех магов и мистиков, и мы понимаем его значение: сверхъестественное тепло сигнализирует ореализации парадокса, посредством которого превосходится человеческое состояние.Если мы желаем выразить этот процесс языком примитивных религий, то можем сказать, что тантрист пытается «реактивировать» Высшее Существо, объединяя его с «силами», которые заняли его место. Так как Шива является символом чистого духа, абсолютного сознания, то усилие «активировать» его (Шиву) объединением с его Шакти, кроме всего прочего, указывает на уважение и почитание, которыми все еще пользуется Высшее Существо, даже после того, как оно стало «бездействующим».
В действительности это Высшее Существо никогда полностью не исчезает из того, что можно назвать религиозным бессознательным человечества. Даже когда оно стало бездеятельным и поэтому ему перестали поклоняться, его существенные атрибуты — трансцендентальность, всеведение и космогонические силы — сохранились в ритуалах и символизме, которые с виду не имеют никакого отношения к Высшему Существу. Повсюду в мире небесный символизм выражаетсвященность трансцендентальности:тот, который «высоко», который «поднялся», несомненно является представителем «священного». Исчезающее из мифологии и вытесняемое из культа Небесное сохраняет свое важное место в символизме. И этот символизм Небесного проявляется в многочисленных обрядах(вознесение, взбирание на высоты, инициация, царственность и тому подобное), в мифах (Космическое Дерево, Космическая Гора, цепочка стрел и тому подобное), в легендах (магический полет и тому подобное). Символизм «Центра», который играет значительную роль во всех религиях, неотъемлем от символизма Небес. Именно в «Центре Мира» возможен отрыв от плоскости, дающий возможность попасть на Небеса.[180]
Более того, космогония — которая, как мы видели, является достижением Высших Существ — продолжает занимать свое привилегированное место в религиозном сознании архаических обществ. Сотворение мира становится архетипом всего «созидания», всех построений, всех реальных и достигающих цели действий. В этом и заключается это старинное явление: когда Творцу уже не уделяется прямое религиозное внимание, еготворениестановится моделью для всех типов действия. При строительстве алтаря для жертвоприношений или дома, или каноэ; во время лечения больного или коронации царя; в момент празднования бракосочетания или при излечении бесплодия у женщины; в период подготовки к войне или при поиске поэтического вдохновения — во всех этих и многих других случаях, имеющих значение для коллектива или индивидуума, излагается космогонический миф: ритуально или символически повторяется сотворение мира. К этому можно добавить еще и то, что каждый год празднуется символическое разрушение мира (а значит и человеческого общества), чтобы возродить его снова, каждый год в ритуальной имитации архетипного акта Творения повторяется космогония.[181]
Из всего этого видно, что символизм, идущий от природы и действий Высших Небесных Существ, продолжал доминировать в религиозной жизни архаического человечества даже тогда, когда этим существам больше уже не поклонялись: этот символизм сохранился навсегда в иносказательной и скрытой форме как память о божественной Личности,которая удалилась от мира.
Символизм не означает рационализм, скорее наоборот. Однако, с точки зрения религиозных переживаний персоналистического типа, символизм приобретает оттенок рационализма: он становится «абстрактным» и не касается божественной Личности, того «Живого Бога», с егоtremenda majestas[182]иmysterium fascinans,описанного Рудольфом Отто. Поэтому истинная вера отвергает обожествление самой жизни, как в культах Баала и Астарты, в не меньшей мере, чем «абстрактную» религиозность, основанную лишь на символах и идеях. Величайшее новшество божественной Личности Яхве заключается в том, что он проявил себя вистории.Других местах Бог также выступает как Личность. Мы помним страшное богоявление Кришны вБхагавадгите (XI, 5).Но такое появление Высшего Существа в образе Кришны происходит в мифическом месте, Курукшетре, в мифическое время — время битвы между Кауравами и Пандавами. В противоположность этому, падение Самарии действительно имеет место в истории, и это событие, произошедшее по воле и побуждению Яхве. Это была неизвестная до тех пор теофания нового типа —вмешательство Яхве в Историю.Поэтому это было что-то необратимое и неповторимое. Падение Иерусалима не повторяет падения Самарии. Гибель Иерусалима представляет новую историческую теофанию, другой «гнев» Яхве. Такие проявления «гнева» раскрываютtremenda majestas,принадлежащие Личности — Яхве. Это уже не религиозная надличностнаясила.Являясь Личностью — то есть Существом, наслаждающимся абсолютной свободой — Яхве выделяется из всего мира абстракций, символов и обобщений. Он действует в истории и вступает во взаимоотношение с действительными историческими персонажами. И когда Бог-Отец «проявляет» себя фундаментальным и полным образом, воплотившись в Иисуса Христа, тогда вся история становится теофанией. При этом, концепции мифического времени и вечного возврата определенно смещаются.[183]
