ЗИ: Правильно ли я понял: любовь начинается с производного фенилэтиламина, а потом появляются интенсивные эндорфины?

ЯЛВ: Мало того – всё это сопровождается еще одной химией – химией, связанной со стрессом и страхом: любовь всегда связана с этими двумя состояниями. Стресс возникает из опасения, что мы можем не удовлетворить человека, с которым связаны. Нас мучают сомнения, неуверенность и страх, поэтому в крови человека появляется кортизол – гормон стресса. В малых дозах кортизол стимулирует, а в больших может привести к смерти. И опять для доказательства этого тезиса использовали крыс. Специально повышали уровень концентрации кортизола в крови грызунов, подвергая их воздействию электротока: уровень кортизола был таким высоким, что крысы подыхали. Их пульс учащался, переставали функционировать защитные механизмы. Вот и у людей – влюбленных и любящих – отмечается наличие довольно больших доз кортизола. К этому добавляется связанный с возбуждением адреналин в большой концентрации. То есть мы напичканы стимулирующим фенилэтиламином, эндорфинами, а вдобавок атакованы громадной концентрацией кортизола. Уровень адреналина соответствует дозе, выделяемой посетителем американских горок. С медицинской точки зрения такая химия вызывает «отравление» организма, а появляющиеся в результате такого отравления физиологические реакции не могут длиться слишком долго.

ЗИ: Само собой.

ЯЛВ: Потому что это привело бы к абсолютному истощению организма. Отсутствие сна, потеря аппетита, концентрация на мыслях, кружащих около одной лишь темы. У большинства людей любовь можно сравнить с навязчивым неврозом. Влюбленный человек посвящает 97 % времени размышлениям о предмете любви. Это такой же навязчивый невроз, как и постоянное мытье рук.

ЗИ: Тогда, будь добр, скажи, почему мы хотим быть влюбленными, гонимся за любовью?

ЯЛВ: Со временем концентрация химических веществ в мозгу снижается и естественным образом происходит привыкание к этому состоянию, о чем мы уже говорили в главе «Ты меня больше не любишь?!» Впрочем, каждый морфинист знает, что с течением времени требуется всё больше и больше морфина, чтобы он подействовал. Нам, людям, страдающим хроническими болями, это известно, и это подтвердит каждая медсестра из паллиативного отделения: сначала дают пять миллиграммов морфина, чтобы не так болело, а четыре месяца спустя уже надо давать 25 миллиграммов, чтобы утихомирить боль.

ЗИ: А мог бы ты еще раз рассказать, только языком, понятным тем, кто прогуливал уроки химии?

ЯЛВ: Ладно, постараюсь. Начнем романтично и поэтично. Ты танцуешь с женщиной, которая тебе приглянулась, и нежно целуешь ее во время танца в ушко. Она получает сигнал, и ты тоже получаешь сигнал. Ты чувствуешь запах женщины, мягкость ее волос, тебе нравится тембр ее голоса. Ты перерабатываешь эту информацию в мозгу. И по какой-то причине – пока еще никто не знает почему – в твоем мозгу повышается концентрация определенных химических веществ. Фенилэтиламин (о нем ведь речь) относится к группе возбуждающих нервную систему веществ, то есть это стимулятор… Он появляется в определенном отделе мозга. Пространство нескольких миллиардов нейронов, где-то там, в затылке, в лимбической системе, это как раз та самая дорожка в системе вознаграждения. Поцелуй в ушко дамы – и эти несколько миллиардов нейронов заливаются дофамином, а мы испытываем приятное чувство, наслаждение. Мы знаем точно: это гормон счастья. Он появляется в результате действия фенилэтиламина. Сначала раздражитель (поцелуй в ушко, запах женщины, мягкость ее волос), потом фенилэтиламин в мозгу – весь мозг как единая сеть – производит дофамин и заливает систему вознаграждения. Дофамин продвигается к гипокампу (есть такое пространство в мозге, которое отвечает главным образом за эмоции, но это не имеет ничего общего с химией), и этот самый гипокамп дает сигнал – «Мне прекрасно! Супер!».

ЗИ: А поэт пишет о любви: «Продлись мгновенье, ты прекрасно». Однако это пока еще не влюбленность. Это всего лишь констатация того, что в жизни бывают приятные вещи. Не так ли?

ЯЛВ: Так. Твой мозг запоминает, что ситуация была приятной, и желает ее повторения. И здесь начинается аналогия между наркотической зависимостью и зависимостью любовной. Тот же самый механизм, как бы это ужасно ни звучало. Рассуди: сначала ты видишь предмет своей любви раз в неделю, потом три раза в неделю, потом ты с ней каждую ночь, потом, чтобы закрепить за собой все последующие ночи, ты женишься на ней. Таков механизм попадания в зависимость любовного наркомана. Впрочем, и симптомы лишения его этанола, героина и любви тоже очень похожи.

ЗИ: Действительно, даже если дело не доходит до влюбленности, есть такие места, ситуации, в которые мы охотно возвращаемся, потому что они приятны нам. Лично мне нравится ходить по клубам, танцевать на вечеринках.

ЯЛВ: Ты можешь значительно усилить чувство «супер», если выпьешь: алкоголь в небольших (ты обратил внимание на это слово?) в небольших (!) дозах – тоже афродизиак, потому что он ускоряет выработку дофамина. Алкоголь, вкусовые вещества – как раз те субстанции, поступающие через слизистые оболочки, которые вводят в вены, вдыхают в легкие или глотают. А ещё ритмичная музыка, звук – всё это вызывает повышение выработки дофамина в той системе вознаграждения, которая спешит сообщить гипокампу: «Блаженство, благодать».

ЗИ: У каждого свой способ поддержания настроения, вызывающего чувство приятного или восхищения: классическая музыка, запах свечей или рок-н-ролл. Разные события могут вызвать выработку дофамина. На дискотеку снова пришла та самая девушка, которую ты когда-то поцеловал в ушко. Появляется сигнал, что в ее присутствии прилежащее ядро в системе вознаграждения вырабатывает большое количество дофамина, который снова дает сигнал в гипокамп, что нам «супер». Присутствие этой женщины приводит к тому, что дофамин поступает в гипокамп, положительно стимулируя его.

ЯЛВ: Сначала ты пытаешься вызвать соответствующее настроение: посещаешь места, где тебе когда-то было хорошо, создаешь соответствующий фон для повышенного выделения дофамина. Любым способом ты хочешь войти в этот дофаминовый кайф. Привязываешься к присутствию конкретного человека, женщины, мужчины (здесь не имеет значения сексуальная ориентация), и провоцируешь эндогенно выделение прекрасных химических соединений. Мы можем вызвать точно такое же состояние экзогенно, введением себе в вену наркотика – тогда произойдет моментальное выделение дофамина, очень быстрое. Гипокамп снова узнает: «Я чувствую себя мега-супер!» Вот почему любовь и зависимость от опиатов очень похожи своим химическим механизмом. Но разница весьма существенная: любовь себе в вену не введешь.

ЗИ: Но это старо, как мир. Заметь, что все племенные ритуалы в первобытных племенах связаны с танцем, музыкой и обязательно с каким-то химическим веществом, с трубкой, пущенной вокруг костра. Мы можем обратиться к обычаям индейцев, они курили не никотин, а коноплю.

ЯЛВ: Действительно, в индейских трубках мира была конопля. Может быть, поэтому заключаемый мир так долго держался? Секс связывает людей на химическом уровне. Впрочем, аналогичное удовольствие, наслаждение можно получить и от тех, с кем ты не состоишь в эмоциональной связи. Мужчина идет в публичный дом, и его гипокамп тоже получает сигнал: «Супер!» Срабатывает тот же химический механизм, что и у влюбленного человека. С той лишь разницей, что публичный дом, если дело рассматривать с экономической точки зрения в длительной временной перспективе, обходится значительно дешевле.

ЗИ: Ты хотел сказать, что люди могут заниматься сексом без любви?

ЯЛВ: Именно это я и хотел сказать. Именно это объясняет существование проституции, внебрачных сексуальных отношений, на этом основаны феномены Казановы или Дон Жуана, а также стремление к сексу с незнакомыми.

ЗИ: Это может относиться и к интернет-знакомствам.