Казармы за стенами Гиспеллума содержались городским советом в отменном состоянии, так что бойцы и командиры, которым пришлось две ночи подряд провести в походных палатках из козлиной кожи, радовались возможности отдохнуть наконец там, где сухо и тепло.

Когда стемнело, командиры собрались в маленькой столовой, где раб разжег очаг и куда для новоприбывших, по распоряжению городского совета, доставили несколько объемистых кувшинов вина и приготовленных оленьих боков. Вне всякого сомнения, местные власти полагали, что лучше напоить вояк в казармах, чем дожидаться, пока те от нечего делать отправятся на поиски приключений в городских стенах. Здесь же оказался и торговец, не сумевший устроиться на ночлег в городе, но он сидел в сторонке от командиров, молчал и в их разговоры не встревал.

– Кто-нибудь сегодня отстал? – с надеждой спросил Макрон.

Миниций кивнул.

– Есть один. Старина Клавдий Афер. Отстал по дороге сегодня утром. Я ему сказал, что если он не догонит колонну до прибытия на место, с последствиями пусть разбирается сам. Но сдается мне, его можно вычеркивать из списков стоящих на довольствии.

– А много таких? – осведомился Макрон.

– Не считая Афера – дай-ка подумать… Восемь. Но их будет больше, когда мы двинем через горы. Так всегда бывает. От Гиспеллума до следующих казарм три дневных перехода, и две ночи нам придется провести в палатках – и не где-нибудь, а в горах. В это время года там стоит стужа, лежит снег, все заледенело, и новобранцы, ясное дело, от всего этого не в восторге. К тому времени, когда мы доберемся до Равенны, самые слабые отсеются, но зато из тех, кто останется, смогут получиться приличные бойцы. Ну, ваше здоровье!

В то время как Миниций припал к чаше, Макрон озабоченно производил в уме арифметические подсчеты. Потери в восемь человек от общего числа в сто пятьдесят, мягко говоря, разочаровывали: чтобы вчистую выиграть пари, ему требовалось, чтобы от колонны отбилось еще тридцать с хвостиком человек.

Миниций между тем осушил свою чашу и снова наполнил ее из кувшина.

– И сколько, по твоим прикидкам, отсеется в горах? – поинтересовался Макрон.

– Сколько? – Миниций надул щеки. – Ну, обычно отсеивается от пятой до четвертой части новобранцев. Конечно, с теми, кто предназначается для легионов, дело обстоит иначе, у них отборочные испытания строже. Требования к морской пехоте, увы, не так высоки.

– От пятой до четвертой, стало быть, части… – промурлыкал Макрон, ловя взгляд Катона. – Есть у меня подозрение, что первый месяц в Равенне кое-кому придется просидеть на бобах.

– Мы еще туда не добрались, – ответил Катон. – Так что не спеши радоваться монетам, они пока не твои.

Миниций воззрился на них с непонимающим видом.

– Что-то в толк не возьму, о чем вы, ребята?

– Да так, ерунда, – ухмыльнулся Макрон. – Ладно, поживем – увидим, – бросил он Катону и повернулся к Миницию. – Слушай, ты ведь служил во вспомогательных когортах, верно?

– Да. Четыре года в пехоте. В Сирии.

– В Сирии?

Лицо Макрона озарилось воодушевлением, и он передвинул табурет поближе к Миницию.

Катон закатил глаза.

– Ну вот, все по новой. Хренова Сирия!

– Затихни, парень! – рыкнул на него Макрон. – Дай старшим поговорить. Сирия, надо же… Расскажи мне о ней побольше. Особенно про тамошних женщин. Они там и правда такого вольного нрава, как рассказывают?

Миниций пожал плечами.

– Чего не знаю, того не знаю. Я почти весь срок проторчал в дерьмовой пограничной крепостце за Гелиополисом. Там, ежели раз в месяц издали женщину увидишь, и то хорошо. Вот овец да – полно.

– Ты хочешь сказать… – с кислым видом промолвил Макрон.

Миниций почесал подбородок.

– Потому-то когорту и прозвали «баранами».

– Ох, извини.

– Извини? – непонимающе переспросил Миниций. – Чего тут извиняться? С ними, чтоб ты знал, не так плохо иметь дело: и денег не просят, и вообще не болтливы. Я тебе так скажу: что, на хрен, самое трудное, так это их ловить. Легче подхватить от весталки дурную болезнь. Как подумаешь… Да, на это ушло время, но я все-таки открыл один фокус. Хочешь, поделюсь?

Отвращение Макрона уступило место похотливому интересу к непристойным подробностям, поэтому он, пригубив еще вина, кивнул. Миниций подался вперед и с видом заговорщика заговорил, понизив голос. Впрочем, не настолько, чтобы сидевшие за соседним столом оптионы не могли разобрать его слов, и Катон заметил, что те обменялись понимающими взглядами.

– Фокус в том, – пояснил Миниций, – чтобы подобраться к ним тихонько. Снимаешь сапоги и идешь на цыпочках, медленно, в направлении ветра. Поспешишь – спугнешь, и придется начинать все сначала. При наличии практики ты сможешь подобраться к ним локтей на шесть. Вот тут как раз и начинается самое главное.

Он выдержал паузу, глядя на Макрона. Тот кивнул.

– Ну, давай дальше.

– Ты припадаешь к земле, набираешь побольше воздуху и издаешь звук, словно шелест травы. – Он умолк и, глядя на Макрона, откинулся на табуретке.

Макрон нахмурился, помолчал и уточнил:

– Травы, говоришь?

– Ага, травы.

Макрон взглянул на Катона, чтобы убедиться, не тронулся ли тот умом.

– Но… Это ты так хохмишь, да?

– Я?!

Миниций воззрился на собеседника с гневным выражением, которое, впрочем, тут же покинуло его физиономию, и он разразился смехом. Оптионы подхватили хохот, а сам ветеран разошелся так, что скоро по его обветренному лицу потекли слезы.

– А до тебя только сейчас дошло, да? Туго ты, я вижу, соображаешь.

Лицо Макрона опасно помрачнело, и Катон поспешил вмешаться.

– Остынь, не заводись. Ты сам его просил рассказать.

Некоторое время казалось, что Макрону не совладать с гневом, но потом он огляделся, увидел, что лица у всех вокруг добродушные, и его малость отпустило.

– Да. Очень, на хрен, смешно. Ты, я гляжу, шутник, Миниций.

– Ну, давай без обид.

Миниций похлопал Макрона по плечу и наполнил ему чашу.

– Давай выпьем. За гаремы Сирии. За лучшие кабаки и лучшее место службы, о каком только может мечтать истаскавшийся центурион-ветеран. – И он осушил чашу одним глотком. Макрон, что Катон отметил со вздохом облегчения, последовал его примеру.

– На сей раз без шуток, – продолжил Миниций. – Сомневаюсь, чтобы мне удалось снова там побывать. Я уже слишком стар.

– А сколько тебе?

– Пятьдесят шесть. Я поступил на службу в двадцать, чтобы отделаться от родни одной девчонки, которая от меня понесла. Эх, и давно же это было… Впрочем, все к лучшему: мне и с флотскими неплохо. Устроился, нашел себе хорошую женщину. Тихая, спокойная жизнь, – мечтательно заключил он и тут же нахмурился. – По крайней мере, так было до недавнего времени, пока несколько месяцев назад не завелись эти проклятые пираты. От них одни неприятности.

На сей раз вперед подался Катон.

– Расскажи-ка нам про этих пиратов.

Миниций, собираясь с мыслями, запустил пальцы в седые, редеющие волосы.

– Все началось с того, что несколько кораблей не прибыли в порт. Произошло это меньше года назад, зимой, когда судоходство не такое активное. Поначалу все думали, что они потерпели крушение. Дело забылось, да только ближе к весне, когда судоходство оживилось, корабли стали пропадать чаще, и это уже наводило на подозрения. Ну а потом, как-то вечером, в гавань вошло маленькое прогулочное судно. Знаешь, из тех яхт, на которых плавают богатеи. Так вот, они курсировали у берегов Иллирии, когда на них напали два пиратских корабля. Схватка продолжалась два часа: пираты повредили им такелаж и, обстреливая палубу, убили многих из команды, но уцелевшим удалось-таки оторваться от погони и оставить разбойников позади. Они пересекли море, подплыли к побережью Умбрии и бросили якорь в Равенне. От них-то первых мы и услышали про пиратов. Думаю, упустив эту добычу, разбойники поняли, что их существование больше не тайна, и начали действовать нагло, по большей части вдоль своего побережья, но иногда совершая набеги на маленькие порты и на нашем. Они совсем распустились.