Нумминорих деловито кивнул и рванул в хвост очереди, хвала Магистрам, довольно небольшой. Я вчера думал, будет гораздо хуже.

Я пошёл было за ним, но напоследок всё-таки спросил Хламу Клуса:

– А ты сам просил пророка рассказать всю правду о тебе?

– Никак нет! – гаркнул тот и зачем-то подскочил, стукнувшись при этом об край прилавка. Отличный ход: это позволило ему зажмуриться от боли и, таким образом, избежать моего испытующего взгляда.

Но я и так уже понял две вещи. Во-первых, он, конечно же, расспросил пророка. Готов спорить, в первый же день, причём наверняка в обход очереди, воспользовавшись своим служебным положением. А во-вторых, ничего мне не расскажет. И вообще никому. Даже под пытками.

Ладно, чёрт с ним. Имеет полное право.

Очередь к пророку двигалась довольно быстро. Перед нами было чуть больше дюжины человек, и мало кто из них задерживался в палатке хотя бы на минуту. Выходили практически сразу, выглядели при этом задумчивыми, иногда озадаченными, но всё же скорее довольными, чем нет. Одна юная девица в диковинной шапке из кусочков меха, ткани, кожи и цветного стекла вышла, улыбаясь до ушей и убежала вприпрыжку, явно чрезвычайно воодушевлённая правдой о себе. Мрачным, испуганным или хотя бы просто огорчённым от пророка не выходил никто. По крайней мере, при нас такого не было.

Наконец пришла наша очередь, и я пропустил Нумминориха первым, как и обещал. Причём вовсе не из великодушия, просто его обоняние – самый безошибочный способ отличить спящего от бодрствующего. Мерцают они всё-таки далеко не всегда, опытные сновидцы умеют прикидываться своими в любой приснившейся им реальности, а вот от запаха собственного сна поди избавься. Впрочем, как я понимаю, никто и не пытается. Нюхачей вроде Нумминориха исчезающе мало, а что сновидение имеет ярко выраженный, отличный от всех прочих аромат, никому кроме нюхача и в голову не придёт.

В общем, храбрый первопроходец Нумминорих переступил порог полосатой палатки Правдивого Пророка, а минуту спустя вышел обратно. И это было незабываемое зрелище. В своём роде.

Перед поездкой в Нумбану мы оба изменили внешность. Я – самостоятельно, а Нумминорих с помощью сэра Кофы. Не то чтобы он совсем не владел этим искусством, просто опытный мастер, если необходимо, может внести изменения надолго; говорят, даже сто лет – не предел. А работа начинающего продержится хорошо если полдня. Моих усилий сейчас хватает максимум на трое суток, и это считается очень крутым достижением. То есть вызывает такое уважение окружающих, что они наотрез отказываются мне помогать. Говорят: «Отстань, ты уже и сам отлично справляешься», – и умывают руки, садистски ухмыляясь в усы, вне зависимости от их наличия. Я уже говорил, что меня окружают исключительно коварные злодеи и безжалостные мучители? Ничего, значит повторюсь.

Зато Нумминорих у нас по-прежнему считается почти беспомощным новичком, что, будем честны, уже давным-давно не соответствует истинному положению дел. Но, подозреваю, такое отношение к нему сохранится до тех пор, пока в Тайном Сыске не появится новый сотрудник. Тогда вся снисходительная забота старших коллег обрушится на новичка, а Нумминориху придётся привыкать к полной самостоятельности.

Но пока этого не произошло, и все мы заботливо опекаем Нумминориха. Вот и сейчас, перед поездкой в Нумбану, вместо того, чтобы часами потеть перед зеркалом, добиваясь мало-мальски сносного результата, который ещё поди закрепи, он просто пошёл к Кофе, и тот разукрасил его как следует. Сэр Кофа Йох, как все нормальные люди, не особо любит работать за других, а когда всё-таки приходится, старается превратить рутинный труд в развлечение. Я хочу сказать, что выйти из его рук хотя бы умеренно привлекательным человеком можно только по специальному заказу начальства, если приятная внешность нужна для дела. Но так случается довольно редко.

На этот раз Нумминорих был осчастливлен отвисшими бульдожьими щеками, утопающим в них носом-кнопкой, небольшими круглыми глазками и мощной квадратной челюстью. Впрочем, сам пострадавший остался доволен своей новой внешностью, он вообще любит разнообразие.

Но дело, конечно, не в этом. А в том, что сейчас, когда Нумминорих вышел из палатки Правдивого Пророка, его новое комичное лицо стало полупрозрачным и зыбким, как озёрная вода. На дне этого водоёма явственно просматривалась настоящая физиономия Нумминориха, неописуемо довольная, хоть и порядком озадаченная, как у всех его предшественников.

«Ого как», – подумал я.

А больше ничего подумать не успел, потому что стоящие позади деликатно подтолкнули меня к входу – дескать, иди давай, не задерживай очередь. Нумминорих посторонился, пропуская меня. Сказал, воспользовавшись Безмолвной речью: «Пророк совершенно точно не спящий».

«Интересные дела», – откликнулся я. И вошёл в палатку.

…Притом, что внешность Правдивого Пророка нам вчера описывали неоднократно и все показания более-менее сходились, я всё равно был заранее готов увидеть всё что угодно – хоть обещанного пожилого джентльмена с зелёной косой, хоть толстую старуху вроде той, что торгует пророческими снами у нас в Новом Городе, хоть бородатого младенца, хоть огненный шар. Чем-чем, а разнообразием форм в Мире никого не удивишь. Единственное, к чему я не был готов – к отсутствию хозяина палатки. Поэтому, не застав там никого, удивился. Но не слишком сильно, всё-таки возможность становиться невидимым доступна многим мало-мальски сносным колдунам. Я и сам уже почти выучился… ну, то есть до настоящего «почти» мне ещё пахать и пахать, но какая разница, это же не я сейчас так беспардонно исчез.

Я открыл было рот, чтобы вежливо спросить, в какую филейную часть обитаемого Мира столь невовремя провалился уважаемый пророк, но меня опередили. Негромкий мужской голос сказал прямо мне в ухо, так что я почувствовал его дыхание, прохладное и явственно пахнущее свежескошенной травой:

– Правда о тебе заключается в том, что ты – сэр Макс из Ехо. И явился сюда, чтобы меня разбудить. Ничего не поделаешь, ладно, просыпаюсь.

– Эй, так нечестно! – возмутился я, сообразив, что, во-первых, мне не сообщили ничего нового о моей выдающейся персоне, а во-вторых, похоже, и не собираются.

Не успев договорить, я обнаружил, что никакой палатки больше нет, и на меня, разинув рты, глазеет небольшая толпа свидетелей её исчезновения.

– Что «нечестно»? – растерянно спросил кудрявый юноша, стоявший за мной в очереди к пророку.

– Куда всё подевалось? Где пророк? Что случилось? – вступил нестройный хор взволнованных граждан, лишённых долгожданного мистического откровения.

Поскольку у меня не было ни малейшего желания отвечать на все эти вопросы, а потом ещё и доказывать, что я не обижал, не пугал и не ел пророка, пришлось тоже исчезнуть. Одна надежда, что столько исчезновений сразу хоть немного развлечёт этих добрых людей, оставшихся сегодня без своей порции душераздирающей правды. Так уж им не повезло. И мне с ними за компанию.

Исчезнуть в моём случае означало просто уйти куда-нибудь Тёмным путём. Оригинальностью мышления я, увы, не блещу, поэтому мое «куда-нибудь» оказалось всего лишь гостиничным номером, где я незамедлительно рухнул на застеленную кровать, после чего понял, что изнываю вовсе не от усталости, а от досады. Похоже, я и правда рассчитывал услышать от некстати исчезнувшего пророка что-нибудь интересное. И это притом, что той правды, которую я о себе уже знаю, вполне достаточно, чтобы сойти с ума раз пять. Или даже шесть. Трудно вот так сразу точно подсчитать.

Какой же я, однако, жадина.

«Хорошо хоть Нумминориха вперёд пустил, – подумал я. – А то было бы одним разочарованным правдоискателем больше».

Вспомнив о Нумминорихе, я тут же сообразил, что мы с ним не сделали самого главного. Какое всё-таки счастье, что в Мире есть Безмолвная речь.

Нумминорих, судя по всему, рассуждал так же. По крайней мере, тут же прислал мне зов. И задал совершенно закономерный в сложившихся обстоятельствах вопрос: «Куда ты подевался?»