– Но… Я не понимаю!
– Агния Кирилловна, нечистоплотная медсестра – настоящая находка для столь же нечистоплотных коллег. Но только хорошенько запомните: вы ни в коем случае не должны рисковать и изображать из себя разведчика времен Второй мировой. Ваше дело маленькое, а именно: попытаться выяснить, не содержится ли кто-то из пропавших пенсионеров в одном из отделений больницы. Если в данный момент этих стариков нет, то постарайтесь узнать, не проходили ли они через Светлогорку и куда потом делись. Там должны быть либо записи, либо компьютерные данные, и вы попробуйте их отыскать. И еще одно. Слушайте во все уши и смотрите во все глаза: вполне возможно, вам удастся нарыть какой-нибудь компромат на работников больницы. В клинике точно происходят странные дела, даже, пожалуй, темные, но без информации мы ничего не можем сделать.
Напоследок Лицкявичус протянул мне пачку фотографий, которые показывал вчера.
– Запомните эти лица – может пригодиться впоследствии. А пока вам следует вернуться домой и сказать, что вы уезжаете посмотреть на водопады, ледники и все такое. Вопросы есть?
* * *
– Что-то я не пойму, к чему такая спешка? – только развела руками мама, когда я сообщила ей о своем решении. – Ты сегодня в отпуске первый день, даже не успела это почувствовать, а уже срываешься. Кроме того, мне показалось, ты раздумала ехать, ведь Олег не может тебя сопровождать, и…
– Мама, ну где еще я смогу по-настоящему почувствовать, что и в самом деле отдыхаю, если не в путешествии? – как можно мягче прервала ее я. – Что же мне теперь, просидеть целый месяц взаперти только потому, видите ли, что Шилов не сумел вырваться с работы?
– Да я же не говорю, чтоб ты сидела дома, но так сразу…
Дэн воспринял мой «липовый» отъезд спокойно и даже предложил помочь собрать чемодан. Правда, сынуля через несколько минут забыл о своем порыве и умчался куда-то с приятелями, а собираться мне помогала мама – как всегда. Я чувствовала себя чертовски виноватой перед ней, ведь врала собственной матери, но Лицкявичус строго-настрого потребовал, чтобы я держала язык за зубами.
Когда поздно вечером в воскресенье за мной приехало такси, чтобы якобы отвезти в аэропорт, я расцеловала маму и Дэна, постаравшись не затягивать процедуру. Теперь о том, что я нахожусь в городе, будут знать всего несколько человек, и моих самых близких людей, по странной иронии судьбы, среди них не окажется…
– И все-таки зря ты не попросила Славу отвезти тебя, – покачала головой мама, стоя у дверцы машины. – Он бы не отказал!
Это уж точно – мой бывший супруг ни за что не отказался бы от возможности в очередной раз замолить грехи, накопившиеся за те два года, что я барахталась в его проблемах совершенно одна. Только вот мне его присутствие было совершенно не нужно, ведь тогда пришлось бы и в самом деле ехать в аэропорт. Потому что как бы я могла объяснить Славке, что мне требуется совершенно в другую сторону? Хорошо еще, удалось убедить маму и сына не провожать меня на ночь глядя. Только бывшего мужа мне сейчас и не хватало!
К счастью, по пути в «свою» новую квартиру мне никто из жильцов дома не встретился: слишком позднее время. Я прокралась от лифта к двери и дрожащей рукой открыла замок, чувствуя себя взломщицей и нарушительницей всех возможных законов. В присутствии главы ОМР мне было не совсем удобно изучать квартиру, поэтому теперь я включила свет в обеих комнатах и на кухне и принялась бродить по ним, ощупывая каждую вещь и пытаясь привыкнуть к тому, что теперь живу здесь. Мне страшно хотелось знать, кому принадлежит это жилище. То, что его хозяин не Лицкявичус, не подвергалось сомнению – не его стиль! Однако я не обнаружила ни единого предмета, который мог бы рассказать о человеке, на самом деле жившем здесь. Ни единой фотографии или конверта! Тем не менее в книжном шкафу я нашла книги по медицине и психологии – ну, хоть что-то. Разумеется, Лицкявичус позаимствовал апартаменты у кого-то из своих коллег. На журнальном столике лежали несколько выпусков «Ланцета», медицинского журнала, всего год выходящего на русском языке. До этого нам приходилось лазить по Интернету в поисках доброй души, которая перевела бы для нас, темных людей, не владеющих иностранными языками, хоть пару-тройку статей.
Часы показывали половину первого ночи. Несмотря на то что завтра мне следовало явиться в Светлогорскую больницу к восьми часам, сна не было ни в одном глазу. Теперь я оценила предусмотрительность Лицкявичуса: он подобрал «хату» с учетом того, чтобы я могла пешком дойти до нового места работы. Это правильно, ведь в общественном транспорте я вполне могла столкнуться с кем-то из знакомых, а такая встреча в моем теперешнем положении была бы очень нежелательна! Когда я побеспокоилась насчет соседей, глава ОМР пояснил: владелец квартиры сказал им, что сдал ее своей знакомой, которой негде жить после развода с мужем. Так что и здесь «алиби» мне обеспечили.
Я до сих пор не могла взять в толк, каким образом Лицкявичусу удалось-таки убедить меня влезть в это дело? И вот надо же – вместо того чтобы спокойно отдыхать дома, на диване у телевизора, или и в самом деле отправиться в путешествие и посмотреть мир, я сижу в чужом доме, притворяясь совершенно другим человеком, а завтра снова начну работать, причем в непривычной для себя роли – на должности медсестры, в незнакомом и, возможно, даже враждебном окружении!
Сев на неказистый с виду, но удобный икеевский диван, я разложила перед собой фотографии и включила телевизор.
* * *
Я много плохого слышала о Светлогорской больнице, но даже несмотря на это, увиденное меня потрясло. Здание оказалось старым и давно нуждающимся в капитальном ремонте. Стены все в потеках, плитка с фасада осыпалась, а о существовании стеклопакетов здесь наверняка даже не слышали. Деревянные рамы окон, не менявшиеся и не утеплявшиеся, наверное, со дня сдачи здания в эксплуатацию – в незапамятные времена! – производили жуткое впечатление. Казалось, стоит подуть мало-мальски сильному ветру, и они выпадут целиком и рухнут во двор прямо на голову незадачливым прохожим.
Внутри все выглядело даже хуже, чем снаружи. Холодный бетонный пол мгновенно заставил мои ступни замерзнуть, несмотря на неожиданно наступившую июльскую жару. Обшарпанные стены и высоченные потолки угнетали. Господи, как же здесь люди-то работают? Наверное, мне здорово повезло с больницей, раз я даже не подозревала о том, в сколь плачевном состоянии находятся некоторые городские учреждения здравоохранения! Конечно, мою больницу нельзя даже сравнивать с прекрасным, высокотехнологичным центром реконструкционной хирургии Лицкявичуса, но по сравнению с этим убожеством она казалась шедевром архитектурной и медицинской мысли.
Охранник сидел не в будке, а прямо на деревянной лавке у входа, и выглядел он так же, как и все здание, – потрепанным и помятым. Тем не менее мужчина довольно вежливо объяснил мне, как пройти в неврологию. Она располагалась на третьем этаже. Не знаю, что именно я ожидала увидеть, однако испытала некоторое облегчение: отделение, где мне предстояло работать, не повергло в шок. Да, здесь тоже все было старым и довольно ветхим, но, похоже, персонал старался хоть как-то залатать дыры и придать старости благородный вид. На полу лежал потертый ковер, прикрывавший голый бетон, а дерматиновые кресла, похоже, недавно обновлялись: на подлокотниках были аккуратно наклеены заплатки. Кроме того, вдоль стен стояли подставки с цветами, и их присутствие несколько оживляло унылую атмосферу.
– Эй, вы куда? – раздался грозный окрик у меня за спиной. По голосу даже невозможно было понять, принадлежит он мужчине или женщине.
Обернувшись, я увидела полную тетку лет шестидесяти с одутловатым лицом, в кошмарных тапочках. Насколько помню, такие перестали выпускать еще в те времена, когда я ходила в школу: они сидели на ноге, словно колодки, оставляя на линолеуме ужасающие черные полосы. У ног тетки стояло ведро с водой, а в руках она держала швабру с намотанной на нее грязной тряпкой, которая, по всей вероятности, когда-то была семейными трусами.