Литмир - Электронная Библиотека

– Джордж Таррас.

– Таррас – «т», «а», два «р», «а», «с» – так?

– Да, именно так.

В комнате снова повисло молчание.

– Книги я верну.

После окончания войны Австрия была разделена на четыре зоны. Маутхаузен оказался в советской зоне. Огромное количество бывших узников концлагерей было переведено в лагерь для перемещенных лиц в Леондинге, недалеко от Линца. Это была американская зона, а лагерь размещался в здании школы, в которой учился Адольф Гитлер. Напротив лагеря стоял домик, где долго жили отец и мать Гитлера.

Джордж Таррас и Дэвид Сеттиньяз и их отдел по расследованию военных преступлений также переместились в Линц. Этот переезд занял много времени. Кроме того, они занимались розыском эсэсовцев-надзирателей, скрывающихся в окрестностях Линца.

Исчезновение из лагеря юного Климрода они заметили только по прошествии многих дней.

4

Американской армии была поручена охрана столицы Австрии – Вены. Американские военнослужащие уже целый месяц управляли Внутренним городом, окруженным бульваром Ринг, а также обеспечивали его безопасность. В двери освещенного здания военного комиссариата, расположенного на Кертнерштрассе, показался уже знакомый нам выходец из Канзаса. Он направился к стоящему у здания автомобилю и уселся на переднее сиденье рядом с водителем. Вслед за ним из здания вышли еще три представителя международного патруля – англичанин, француз и русский. Они устроились на заднем сиденье. Это уже был их четвертый ночной объезд города. Машина направилась в сторону собора святого Стефана. В светлеющем небе уже четко вырисовывались его квадратные башни, а зеленые башенки блестели в первых лучах утренней зари.

Патрульный автомобиль медленно двигался по пустынной центральной улице. Наступило утро (пять часов тридцать минут) 19 июня 1945 года. Джип продолжал свой путь и выехал на набережную Франца Иосифа. На противоположном берегу Дунайского канала за полуразрушенными банями Дианы и руинами домов в розовом утреннем небе черным скелетом торчал остов колеса обозрения в парке Пратер. Джип повернул налево, пересек Морцинплац, проехал по Гонзагагассе, спустился южнее и покатил вдоль берега к собору Богоматери. Вскоре показалось великолепное строение в стиле барокко – Богемская канцелярия.

Неожиданно они увидели знакомого юношу. Первым его заметил англичанин, но промолчал.

Англичанин был сердит и раздражен. Он не выносил едкого запаха табака «капораль», который беспрестанно курил француз; он испытывал жуткую ненависть к американцу, который измучил всех своими бесконечными рассказами о бейсбольных матчах и романах с женщинами во время его пребывания в Лондоне до июня 1944 года; он страшно презирал русского, который вовсе им не был, потому что имел узкие щелки вместо глаз, чисто монгольский тип лица и был непроходимым тупицей. Его изводил шофер-австриец, коренной житель Вены, который вел себя крайне цинично, напрочь отвергая факт победы американцев в закончившейся недавно войне.

Заметив юношу, англичанин промолчал, но через несколько секунд его увидел американец и издал удивленный возглас. Все пятеро участников международного патруля устремили свои взгляды на фасад ближайшего особняка.

Перед ними высилось трехэтажное здание с мансардой, с длинным рядом окон на каждом этаже, с балконами на двух уровнях. Центральный балкон поддерживали атланты. Под ним располагалась массивная входная дверь, к которой вела мраморная лестница. Особняк был выдержан в стиле классического венского барокко. Построен он был почти два века назад учеником Иоганна Лукаса фон Хильдебрандта, одного из создателей Хофбурга.

Однако великолепие особняка не произвело никакого впечатления на пятерых мужчин в джипе. Не отрываясь, они следили за юношей. Казалось, что его тело прибито к фасаду и напоминает распятие, зависшее над пустотой. Хотя было видно, что юноша стоит на уровне третьего этажа. Сходство с распятием было потрясающим: невероятная худоба распластанного на фасаде здания тела, на котором болтались брюки и рубашка – слишком широкие и слишком короткие; босые ноги, изможденное лицо с огромными светлыми глазами, излучающими мощнейшее сияние. Рот юноши был искривлен, выражая страдание и невероятное физическое напряжение.

Эта сцена длилась всего лишь несколько мгновений. Удерживаясь за края простенка, фигура двигалась. Луч прожектора поймал ее в последний миг перед тем, как она перелезла через перила балкона. Послышался звон разбитого стекла, едва уловимо скрипнула открывшаяся и закрывшаяся балконная дверь. Затем наступила тишина.

– Это квартирный вор, – абсолютно спокойно заявил шофер-венец. – Несмотря на рост, это мальчишка.

Ситуация была следующей: международный патруль имел право вмешиваться в подобные дела лишь тогда, когда в них участвовали военнослужащие оккупационных войск. Уголовные преступления оставались в ведении австрийской полиции.

Инспектор полиции и сопровождающие его двое сотрудников прибыли через десять минут. Поэтому у Реба Климрода времени было достаточно. Вообще-то, он потерял счет времени. Двадцать, а может, и тридцать минут он слушал голоса и звуки. Они как-то странно выплывали из пространства, смешивались, разделялись и снова накладывались друг на друга.

…Звуки всплыли из глубины его памяти с такой отчетливостью, что Реб задрожал от волнения: радостное топанье Мины по коридорам, музыка Шуберта, исполняемая Катариной на пианино, голос их матери Ханны с явным польским акцентом, от которого она так и не смогла избавиться. Голос матери всегда был тихим, умиротворяющим. От него, словно по воде от брошенного в пруд камня, расходилась кругами атмосфера спокойствия.

В среду вечером, 22 июля 1941 года, этот голос сказал: «Иоганн, благодаря паспортам, которые достал нам Эрих, дети и я имеем возможность поехать во Львов. Мы приедем туда завтра вечером и останемся до понедельника, ведь мои родители, Иоганн, никогда не видели внуков. Во вторник мы вернемся в Вену…»

Ханна Ицкович-Климрод родилась в 1904 году во Львове, где ее отец имел врачебную практику. Она мечтала пойти по его стопам, но это было невозможно: она была еврейкой и женщиной. Это было двойным препятствием к осуществлению ее мечты. Ханна стала изучать литературу в Праге. Образование для студентов-евреев здесь было более доступным. Ее дядя держал в Вене торговлю, и впоследствии она перебралась сюда окончательно под этим весьма сомнительным предлогом и стала изучать право. Профессор Иоганн Климрод был на пятнадцать лет старше Ханны и преподавал у нее право в течение двух лет. Необыкновенно искрящиеся глаза Ханны околдовали профессора, а исключительный ум и чувство юмора сделали остальное. В 1925 году они поженились; в 1926-м родилась Катарина, в 1928-м – Реб, в 1933-м – Мина…

На первом этаже тяжело стукнула входная дверь. Уходя, ее закрыли полицейские. Послышались обрывки переговоров международного патруля. Через некоторое время донесся гул автомобилей, который становился все тише и тише, а вскоре и вовсе умолк. В дом вернулась тишина. Реб предпринял попытку выпрямиться во весь рост, ведь ему пришлось сжаться в комочек. Раньше, маленьким мальчиком, он сотни раз укрывался в этом уголке. В такие минуты он испытывал неимоверное наслаждение от своего добровольного заточения. Мальчик боролся с одолевавшим его чудовищным страхом и успокаивался только тогда, когда полностью преодолевал его. Усилием воли он заставлял себя прижиматься к каменной стене, белой и влажной, по которой двигались непонятные светлые тени. Впрочем, возможно, это просто работало его воображение. Но Реб не включал свет, ему нравилась атмосфера загадочности и таинственности, которую он устраивал сам для себя. При этом он испытывал невероятное чувство страха, сильное до такой степени, что у него начинало трястись все тело. А после… после он снова возвращался в состояние спокойствия и даже блаженства. Преодолев страх, он уже не боялся ни темноты, ни ползущих по стенам светлых теней, ни шорохов.

6
{"b":"26342","o":1}