— Вы, я думаю, догадываетесь, о чём пойдёт речь?

— Надо полагать, о случившемся со мной на озере, — я кивнул.

— С чего Вы решили? — полюбопытствовал он. Я понял, что таким образом Озерский может продолжать допрос очень долго, и решил ответить развёрнуто.

— Послушайте, товарищ мастер, я всё-таки не идиот, по сторонам смотреть умею. Совершенно точно, здесь под озером нашлась какая-то очень серьёзная и интересная вещь, иначе здесь не было бы Вас и такого количества Ваших коллег. Простая логика подсказывает, что это явно имеет отношение к некросам; может, какой-то бункер, или новая разработка. Или, что ещё вероятнее, некросы сами наткнулись тут на что-то, сделанное задолго до них. Этот вывод просто следует из облика встреченной и убитой мной твари — я не вспомню подобного ни из истории, ни из учебников, ни даже из рассказов сослуживцев и посторонних знакомых, включая всяческих дедушек-сказочников. Оно не пахло нежитью, да и весьма сомнительно, что настолько сложные и перспективные разработки дроманцы вели бы на свежезахваченной территории.

— Не надо так горячиться, — мягко качнул головой Озерский. — Я понимаю, Вам, боевому офицеру, весьма неприятно подвергаться допросу. Но не воспринимайте это как допрос: нам просто необходимо разобраться. Дело в том, — думаю, Вам можно об этом рассказать, всё-таки находка произошла почти исключительно благодаря Вам, — что мы пока ещё сами не понимаем, что именно нашли. Поэтому любая информация может быть полезна. Поэтому расскажите по порядку, как именно вы наткнулись на это существо, как оно выглядело, и как именно Вы его убили.

Я кивнул, сосредоточился и принялся за пересказ.

При общении с дознавателем лучше непрерывно говорить, делать как можно меньше пауз. Когда говоришь, сложно отвлечься на что-то, кроме слов. А вот опытный дознаватель способен пространно рассуждать на любую тему, при этом тщательно сканируя один, а то и несколько объектов. Так что, чем бодаться, лучше просто немного нервничать и спешить: это вполне естественное поведение.

Из этих соображений, вбитых в меня когда-то давно одним опытным командиром, а ещё из желания поскорее отделаться от неприятной процедуры, я рассказывал подробно, не забывая про детали. Озерский почти не задавал вопросов и не просил меня говорить короче.

Я сразу объяснил мотивы, приведшие меня на развалины этой деревни. Дознаватель, отдать ему должное, не стал придираться к моему любопытству и тому факту, что о своих подозрениях я никого не поставил в известность; даже наоборот, весьма одобрительно кивнул. На всякий случай я описал даже того старика с телегой, который показал мне нужный поворот. Упомянул мгновенное головокружение на подходе к лесу. Подробно остановился на описании деревни, даже вспомнил свои эмоции по этому поводу. Пересказал разговор с девушкой у колодца и все обстоятельства своего краткого пребывания в деревне.

Потом дошёл до описания ночного вида на деревню, и вот тут дознаватель разразился целым потоком уточняющих вопросов: как выглядел туман, распространялся ли он на деревню, были ли на небе облака, видел ли я среди призраков домов людей — хоть в каком-то виде. Точно так же подробно он расспрашивал меня об облике теневой твари и её поведении, короткой драке на суше и ещё более короткой драке под водой.

— А скажите, Илан Олеевич, Вам знакомо имя некоего Лихея Архарова? — совершенно внезапно, уже начав складывать бумаги, и я перевёл дух, поинтересовался дознаватель. Вопрос оказался неожиданным, и с ответом я замешкался, судорожно пытаясь вспомнить, а кто это, собственно, такой.

— Знакомо, но я никак не могу вспомнить, — наконец, заговорил я. — Хотя, минуту! — меня наконец-то осенило. — Кажется, именно так звали того подмастерья, что приехал забирать поводок псарни в Пеньках, несколько недель назад.

— У Вас неплохая память на имена, — задумчиво кивнул он.

— Выработана годами практики, — машинально отмахнулся я, пытаясь сообразить, почему мне задали сейчас этот вопрос.

— А скажите, Вы никогда не видели его до того случая? Или уже после? И какое он произвёл впечатление?

— Если встречал, то не запомнил — у него не настолько примечатная внешность. Впечатление произвёл положительное. Но мне показалось странным его поведение: он не задал никаких вопросов, и даже не стал смотреть место привязки и останки псарни, — без раздумий выложил я. Если дознаватель в таком звании «между прочим» интересуется тем недавним происшествием… Вряд ли в том деле мной были затронуты какие-то интересы Службы. А если кто-то прикрывался её именем, то и подавно лучше быть максимально откровенным. При всей моей неприязни к этой организации, быть пособником диверсантов или изменников Родины нет никакого желания. Это не политагитация и не её плоды, как любят кричать злые языки, особенно среди эмигрантов. Я просто люблю свою страну, и не позволю всякой сволочи распоряжаться здесь по-хозяйски.

— А что ещё показалось Вам странным в том случае? — явно заинтересовался дознаватель.

— Поведение оберлейтенанта Уны Колко, целительницы, которая, по её словам, пребывала там в отпуске, — и я в подробностях пересказал и встречу с девушкой, и собственные подозрения.

Кажется, эта история интересовала дознавателя куда больше, чем озеро. Озерский много спрашивал, очень много уточнял. Попросил словесные портреты всех участников тех событий, некоторые моменты переспрашивал по нескольку раз. И очень много записывал. Каллиграфически идеальные буквы покрывали серую вторичную бумагу, разлинованную под стандартные бланки, с умопомрачительной скоростью.

Наконец, видимо, узнав всё, что было ему нужно, дознаватель принялся неторопливо и обстоятельно собирать свои документы, разделяя их на несколько папок.

— Скажите, Илан Олеевич, а какие Ваши дальнейшие планы?

— Мои планы? Вы же знаете двести семнадцатый приказ, а я не демобилизован, я нахожусь в отпуске. Соответственно, планы мои вполне предсказуемы: следовать дальше по установленному командованием маршруту, после чего некоторое время отдохнуть в родном городе, дождаться приказа с новым назначением и отбыть к месту службы.

— Не стоит так волноваться, товарищ гвардии обермастер, — понимающе улыбнулся дознаватель, а я едва удержался от раздражённой гримасы. СОБовцы, у всех одна школа, у всех одна манера общения, пусть и с некоторыми различиями. — Я ни в чём Вас не подозреваю. Просто может возникнуть необходимость в уточнении каких-то моментов Ваших показаний.

— Мой шар связи всегда при мне, — я пожал плечами.

— Да, действительно, — он усмехнулся каким-то своим мыслям. — Всего хорошего, Илан Олеевич, ровной дороги, — Озерский кивнул и вышел.

Я некоторое время стоял неподвижно, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, потом проворчал себе под нос:

— Ненавижу службистов! — я чувствовал себя выжатым и опустошённым. Похоже на позавчерашнее состояние, только там усталость была физическая, а тут — моральная.

— Мне кажется, он это понял, — тут же последовал ехидный комментарий из-под койки.

— А, ты уже здесь? — я раздосадовано махнул рукой на собственные эмоции и принялся за ревизию вещмешка, обнаруженного тут же. — Как ночная прогулка?

— Да никак, — он печально вздохнул. — Никто ничего так и не придумал касательно портала. — Я удовлетворённо кивнул: подозрения оправдывались. Службисты, может быть, и неприятные личности, особенно ввиду личных способностей и практически всемогущества организации, но идиоты там, как правило, не выживают. — А это действительно очень неприятно? Ну, процедура дознания.

— Очень мало кому нравится вторжение в собственные мозги. А опытные менталисты по-другому на близком расстоянии общаться не могут: если он сосредотачивается на человеке, то начинает его «щупать». Вообще их, наверное, даже можно в связи с этим пожалеть; но я воздержусь от подобной сентиментальности, увольте. Давай, выползай из-под кровати, очень мне не хочется надолго тут задерживаться. Объяснить, почему? — я насмешливо хмыкнул.