По мнению деревни, материнского молока далеко не достаточно для ребенка, а от хлеба он крепнет и быстрее развивается. На этом основании добавочное питание начинается всего чаще с первых же дней жизни ребенка, гораздо реже со 2-й недели и самое позднее – с 6-й или 8-й[5].
Более или менее зажиточными крестьянами для этого употребляются жеваные или толченые баранки и крендели с сахаром, пшеничный и белый хлеб, а среднезажиточными и бедными обыкновенно жеваный черный хлеб с солью. Несколько позже начинается под-кармливание сваренными на молоке или воде кашами из пшеной, гречневой, овсяной и иногда манной круп, «тюрей» из пшеничной или «ржаной» муки и толокном, а уже с полугода в меню ребенка иногда входят такие пищевые предметы, как жеваный картофель, у бедных квас вместо молока и даже жеваные огурцы (Жиздрин. у. Калуж. г., Орлов, у. Вятск. г., Васильсурск. у. Нижегор. г.). Вред от вскармливания всеми этими веществами увеличивается оттого, что они даются ребенку в виде «жеванины», или «жвачки», сначала в соске, потом, после полугода, изо рта в рот или с пальца[6].
Но едва ли не более вредным является то, что подобное кормление ребенка совершается без всякой меры и времени. Обыкновенно, едва успеет мать откормить малютку, его уже пичкают соской. Она поминутно суется в рот ребенка, бодрствует ли он, или от чего-нибудь спить тревожно и часто просыпается. Быть может, ребенок кричит от боли, от неудобства положения или оттого, что лежит мокрый, его плач неизменно и всегда принимается, как заявление, что он голоден. Часто даже на рвоту и понос, хотя бы до 20–30 раз в сутки, не обращают внимания, считая это явление как бы нормальным. – «И чем больше у ребенка понос, тем больше пичкают его соской, так как и в этом случае крик ребенка объясняется пустотой его желудка». (Хвалынск, у. Саратовск. г.) В летнюю страду, когда мать отсутствует из дома целыми днями и возвращается с поля только к вечеру, здоров ли, болен ли ребенок, такая соска нередко является даже единственным источником его питания: «небось, не помрет, жив будет» мирятся с такой необходимостью крестьяне. Не в лучших условиях находится ребенок, когда для подкармливания применяется коровье молоко. Замечательно, что оно употребляется гораздо реже, чем хлебные вещества, чаще всего тогда, когда мать недостаточно «молочна», а иногда считается даже вредным (Юрьевск. у. Влад. г., Ростовск. у. Ярославск. г.). Оно дается без такого же соблюдения времени и меры и также всякий раз, как ребенок беспокоится или ревет. Но главное зло при молочном вскармливании, бесспорно, составляют коровьи или баранью соски в виде кислых и гнилых кусков мяса отравляющие молоко и являющиеся истинным бичом грудных детей деревни.[7]
Хотя кормление грудью обыкновенно продолжается свыше года, почти обязательно «три поста» и нередко затягивается до 2, 3 и даже более лет, но переход ребенка на пищу взрослых совершается гораздо ранее: Не оставив еще груди матери, нередко уже годовой ребенок без разбора, ест все, что едят взрослые, «будет здоровей», говорят крестьяне. Обыкновенно, как только ребенок начинает понимать, говорить, мало-мальски разжевывать твердую пищу, есть и не давиться или только что научится держать ложку, уже сидит за общим столом и питается, наравне с другими такими кушаньями, в какие входят и сырые овощи и кислый квас.
Другим и последним актом деревенского ухода за ребенком является его качание, которое с необыкновенным постоянством и усердием производится всякий раз, как ребенок от соски не унимается и продолжает пищать.
Других потребностей у ребенка как бы не существует. Обыкновенно считается достаточным перевернуть его раза 2–3 в сутки, наблюдая, чтобы он не «промок» и в предупреждение этого навертывая и подкладывая под него кучи тряпок. Обычая купать ребят, хотя бы в корытах, у крестьян нет. Их – моют обыкновенно не больше одного раза в неделю, чаще всего нахлестывая березовыми веником в бане или печи, замаранного же ребенка оттирают сухой тряпкой, лишь поплевав на запачканное место. Мокрое белье ребенка обыкновенно только высушивается, а моется, по драгоценности для многих мыла, всего чаще в простой воде или щелоке. Прелый запах выделений ребенка, постоянно ощущаемый около «люльки», является достаточным показателем той деревенской «гигиены», с которой знакомится крестьянский ребенок с самых первых дней своего существования.
Помимо развития всевозможных острых и хронических сыпей, такие ненормальные условия ухода и вскармливания деревенских детей являются источником возникновения тяжелых диспептических расстройств и желудочно-кишечных катаров, уносящих в могилу, на первом же году жизни, )1/4—1/3 детей деревни. При этом в высшей степени интересным является факт, что наибольшая смертность в России наблюдается среди великорусского населения и наименьшая среди татар, башкир, вотяков и евреев. Благодаря тому, что у этих народностей кормление детей исключительно грудью матери считается обязательным, а подкармливание начинается не ранее 2-го года жизни ребенка, иногда в одной и той же губернии, при совершенном равенстве прочих условий, смертность инородческих детей в 2–3 раза ниже, чем русских[8].
Эти же условия, благоприятствующие высокой датской смертности, создают тяжелые расстройства общего питания, способствуют развитию среди населения золотухи и малокровия и подготовляют те хронические катары желудка, которые так распространены и так типично выражены у наших крестьян.
Развитие этих страданий в зрелом возрасте; способствует однообразие и господство по преимуществу растительной пищи. Говядина, как и рыба, на столе и богатого крестьянина бывает не каждый день, у среднезажиточного чаще только в праздник, а за обедом бедного и совсем редкость, притом обыкновенно соленая и далеко не всегда доброкачественная. Употребляя молоко и яйца скорее как лакомство и относительно больше вводя в себя жиров, главным образом, в вид растительных масел, средний мужик питается почти исключительно хлебом, крупами, горохом, картофелем, капустой, огурцами и овощами, в которых черпает необходимые для его организма растительные белки и сахар[9]. Что касается бедного крестьянина, то он, особенно в годины неурожаев, нередко «не доедает, употребляя хлеб в недостаточном количестве или же с суррогатами. В зависимости от такого питания, помимо острых и хронических желудочно-кишечных расстройств, расширения желудка, гастральгий – деревенской «грызи» в животе, вялости мышечной системы и проч. развиваются некоторые специфически деревенские болезни, неизвестные городским состоятельным классам. В посты, особенно в весенний, Петров, когда съедобные припасы на исходе, а до новых еще далеко, нередко появляется у крестьян «куриная слепота», а при неурожаях, иногда эпидемически, цинга.
Ряд других заболеваний вызывается крестьянскими жилищами. Обыкновенно даже в лесистых губерниях семья в 10–15 человек, имея две избы, зимнюю и летнюю, ютится зимой только в одной. Если изба хорошо «держит тепло», температура здесь бывает нередко положительно банная и лишь разбавляется струями холодного воздуха, врывающимися через постоянно открываемую дверь. Неблагоприятное влияние такой естественной вентиляции, в смысле возможности простуды, усиливается тем, что при русских избах обыкновенно устраиваются только холодные сени и часто нет никаких, а изба состоит из одной сплошной комнаты, пол которой, кроме печи и полатей, является и кроватью жильцов. Там, где лесу мало, а изба уже поизносилась, в ней холодно, она промерзает и обитатели ее часто хронически дрогнут. Если в первой избе температура достигает 20–26° и выше по Р°, то здесь бывает ниже 10°, а ночью спускается иногда до того, что замерзает вода. Правда, в таких избах, сидя на печи, в шубах, и экономя тепло, иногда стараются закрыть трубу пораньше и «захватить дух», но за это платятся угаром.
