(Под прокламацией стояло 26 подписей, включая бакунинскую.)
Поначалу казалось, что судьба благоволит Бакунину и его сподвижникам. Ввиду хозяйственной и финансовой разрухи муниципальный совет Лиона принял решение о снижении поденной оплаты рабочим национальных мастерских (во Франции они создавались для преодоления безработицы). На эту меру властей было решено ответить многотысячной демонстрацией и митингом перед ратушей. У Центрального комитета спасения Франции появилась блестящая возможность возглавить и направить в нужное русло стихийное выступление народных масс. Всю ночь шло подготовительное собрание. Первым на нем выступил Бакунин. Он настаивал на том, чтобы все участники манифестации были вооружены, что позволило бы немедленно перейти от слов к делу и захватить ратушу. Однако большинство членов Центрального комитета это предложение не поддержало.
Утром 28 сентября центральную площадь Лиона заполнили тысячи рабочих и горожан с красными знаменами. Одновременно началась агитация в казармах национальной гвардии, многие солдаты и офицеры стали склоняться на сторону народа. На площади толпа, возбужденная энергичными призывами, оттеснила стражу и ворвалась в ратушу. Начался митинг. Часть ораторов выступала с балкона, другая переместилась в заполненный народом зал заседаний муниципалитета. Во время выступления Бакунина в ратуше в сопровождении вооруженной охраны появился мэр Лиона и приказал немедленно арестовать русского эмигранта и его французских соратников. Сопротивление казалось бесполезным, но в это время рабочие ринулись на защиту своих вождей, разоружили национальных гвардейцев и освободили арестованных. Правда, за время краткосрочного ареста гвардейцы успели обобрать Бакунина, лишив его бумажника со всеми деньгами и записной книжки с важными адресами и заметками.
На какое-то время хозяином положения стал Центральный комитет спасения Франция. Бакунин убеждал товарищей арестовать разбежавшихся представителей власти и разоружить национальную гвардию, отказавшуюся принять сторону восставшего народа. Вместо этого они, как это обычно бывает в подобных случаях, занялись дележом «портфелей». Буржуазные республиканцы между тем не дремали. Подавляющее большинство вооруженных национальных гвардейцев оставалось на их стороне. Вскоре они плотным кольцом окружили заполненную народом площадь и вытеснили оттуда митингующих. Бакунин и его друзья оказались в ловушке. Через десять дней он так описывал в одном из писем произошедшее:
«Вы читали в газете… более или менее правдивый рассказ о нашей первой (и не последней) попытке в Лионе 28 сентября. Факт тот, что начало было великолепно. Мы были господами положения. Несмотря на сопротивление буржуазной национальной гвардии, мы овладели ратушей, нам помогал народ, сначала безоружный, а потом сбежавшийся с оружием в руках. Почему мы не остались там? — спросите Вы. Виною этому отсутствие революционного опыта у нескольких наших друзей, которые развлекались революционными фразами в то время, когда надо было действовать и не слушать обещаний реакционеров, которые, видя себя побежденными, обещали все, а потом не выполнили ничего. А в особенности это вина генерала Клюзере, чтобы не сказать — его трусость и измена. Он принял от победоносного Комитета командование над ратушей и республиканскими гвардейцами, которые окружили ее массою и были за нас. Желая одновременно угодить и буржуям и народу, он позволил первым тайком пробраться в ратушу, тогда как республиканские гвардейцы, считая победу окончательной, начали расходиться. Таким образом, Комитет неожиданно увидел себя окруженным врагами. Я был там с друзьями и говорил им беспрестанно: “Не теряйте времени в пустых спорах, действуйте, арестуйте всех реакционеров. Разите реакцию в голову”. Посреди этих речей я оказался окруженным буржуазными национальными гвардейцами под предводительством одного из самых ярых реакционеров Лиона, самого мэра, г-на Генона. Я отбивался, но меня потащили и заперли в какой-то дыре, порядочно потрепав меня. Час спустя батальон вольных стрелков, обратив в бегство буржуазных гвардейцев, освободил меня. Я вышел с моими освободителями из ратуши, где не было больше ни одного члена Комитета…»
Но вскоре разошлись и рабочие. Дело в том, что «отцы города» вовремя осознали свой просчет и отменили дискриминационное решение о снижении оплаты труда в национальных мастерских, о чем во всеуслышание объявили на площади. Страсти улеглись, и митингующие постепенно успокоились. Прокурор приказал арестовать Бакунина как иностранного смутьяна и одного из главных зачинщиков беспорядков. Тому пришлось срочно перейти на нелегальное положение, а на другой день тайно уехать в Марсель. В прощальном письме к Пал иксу он писал: «Дорогой друг, я покидаю Лион с глубокой грустью и с мрачными предчувствиями. Я начинаю думать теперь, что Франция погибла. Она сделается вассальным княжеством Германии, и ее голос, некогда столь мощный, этот голос, возвещавший свободу всему миру, не будет пользоваться никаким влиянием в советах Европы. Место ее живого и реального социализма займет доктринерский социализм немцев, которые будут говорить только то, что позволят им сказать прусские штыки, вернувшиеся домой после победы. Бюрократический и военный разум Пруссии в союзе с кнутом петербургского царя водворят спокойствие и общественный порядок на всем континенте Европы, по крайней мере, на 50 лет. Прощай свобода, прощай социализм, справедливость для народа и торжество человечности! Все это могло бы выйти из современного разгрома Франции, и все это вышло бы из него, если бы французский народ, если бы лионский народ этого захотел. Но не будем больше об этом говорить. Совесть моя подсказывает мне, что я исполнил свой долг до конца. Мои лионские друзья также знают это, а до остального мне дела нет…»
Скрываясь в окрестностях Марселя и ожидая революционного выступления трудящихся (в случае, если вражеские войска приблизятся к городу), Бакунин продолжил работу над книгой «Кнутогерманская империя и социальная революция», которую начал еще в Лионе.
Позже Бакунин назовет «Кнутогерманскую империю» (к сожалению, оставшуюся незавершенной) своим духовным завещанием. В самом деле, в определенной степени здесь обобщены его теоретические выводы и опыт, накопленный за время революционной деятельности в Италии, Швейцарии и Франции. В Марселе он пробыл недолго: отсутствие средств к существованию требовало возвращения в Швейцарию. Обратный путь не обошелся без приключений. Под покровом ночи его, загримированного, вывезли на лодке в открытое море, где он пересел на пароход, идущий в Геную, и уже оттуда отправился в Локарно.
Между прочим, в своих прогнозах Бакунин не ошибся: в конце октября в Марселе произошло восстание рабочих, которые с красными знаменами бросились на штурм городской ратуши, практически без боя захватили ее и провозгласили коммуну. Это стихийное выступление было вызвано известием о капитуляции Рейнской армии под Мецем, что открывало путь прусским войскам вглубь Франции. Марсельская коммуна просуществовала несколько дней: у рабочих не было лидеров, способных возглавить и повести за собой массы.
Вслед за Марселем вновь восстал Лион, но и здесь революционное выступление захлебнулось по той же самой причине. Быть может, если бы Бакунин не покинул Францию, события развивались бы по совершенно иному сценарию. Его энергии вполне хватило бы, чтобы воспламенить народ, а харизма прирожденного лидера и вождя способна была обеспечить должную организацию масс. Но он уже не успевал ни в Марсель, ни в Лион. Сумел только предупредить, что в одиночку ни одна из новообразованных коммун — ни Марсельская, ни Лионская, ни Парижская — ничего сделать не в состоянии и обречены на гибель. Победа возможна лишь при объединении всех усилий.
На случай успеха Бакунин еще до падения бонапартистского режима Наполеона III подготовил проект декрета[34], регламентирующего постреволюционную жизнь во Франции; его первая статья гласила: «Революционные коммуны Парижа, Лиона, Марселя, Лиля, Бордо, Руана, Нанта и пр., приготовив солидарно и направив революционное движение для низвержения императорской тирании, объявляют, что они не считают свою задачу оконченной прежде, чем они обеспечат революцию применением принципов равенства, которые они исповедуют. Вследствие этого они соединяются федеративно, становятся на время авторитарными и предпринимают следующее…»: (далее идут еще четырнадцать основных и пять дополнительных конституционных статей будущей «безгосударственной» Французской социалистической республики).
