Имеются также возможности для борьбы с гос­подством бизнеса на национальном уровне. Здесь са­мая злободневная задача — устранение почти неогра­ниченного влияния деловых интересов на властные структуры, обязанного своим возникновением раз­личным процессам, описанным в главах п и V. Соб­ственно говоря, решение этой задачи во многих от­дельных государствах — необходимая предпосылка к каким-либо действиям в международном масштабе.

Согласно неолиберальной идеологии, которая сего­дня определяет действия почти любого правительства, все эти проблемы решаются путем создания истин­но рыночной экономики. Неолибералы утверждают, что при старой кейнсианской и корпоративистской формах социал-демократической экономики власти и деловые круги вступили в слишком тесные взаи­моотношения. Там, где царствует свободный рынок, правительство понимает, что его роль сводится к уста­новлению базовых юридических рамок, и смиряет­ся с этим; компании же, знающие, что правительство больше не будет вмешиваться в экономику, держат­ся в стороне от политики. Если прошедшие двадцать лет чему-нибудь нас научили, так это тому, насколько ошибочно такое суждение. Дело не только в том, что выдача подрядов на оказание общественных услуг — политика, диктуемая данной идеологией, — требует тесного и непрерывного взаимодействия между долж­ностными лицами и компаниями. В более широком и более тонком плане диктуемое неолиберальной идеологией признание врожденной некомпетентно­сти правительства и отношение к частным компаниям как к единственным носителям компетенции влекут за собой нажим на государство, имеющий целью по­степенную передачу контроля за общественными де­лами компаниям и корпоративным лидерам. Отнюдь не проводя четкой границы между властями и бизне­сом, неолиберализм соединяет их все большим чис­лом разнообразных связей, но исключительно на тер­ритории, прежде зарезервированной за государством.

В результате функции государства и бизнеса на­столько переплелись, а стимулы к коррупции настоль­ко усилились, что борьба с этими явлениями требу­ет действий на нескольких уровнях. Необходимы но­вые правила, которые бы пресекали или по крайней мере очень жестко регулировали денежные потоки и обмен персоналом между партиями, кругом совет­ников и корпоративными лобби. Необходимо про­яснить и ввести в рамки закона отношения между корпоративными донорами, с одной стороны, и го­сударственными служащими, критериями расходова­ния государственных средств и критериями публич­ной политики, с другой стороны. Необходимо возро­дить концепцию государственной службы как сферы со своей особой этикой и задачами. Следовало бы вспомнить о том, что британская элита викториан­ской эпохи, капиталистическая до мозга костей, вы­работала глубокое понимание того, чем отличается государственная служба от частного предпринима­тельства, и, нисколько не возражая против истинных функций последнего, настойчиво проводила это по­нимание в жизнь. Вполне возможно, что применяв­шиеся в ту эпоху конкретные правила требуют внесе­ния радикальных поправок в период, когда представ­ления о возможностях крупных организаций шагнули далеко за пределы, установленные моделью классиче­ской бюрократии. Однако нынешняя теория, которая просто сводится к тому, что государственная служба должна многому научиться у частного бизнеса, без­условно, нуждается в пересмотре.

Необходимо изучить те уроки — и положительные, и отрицательные, — которые преподаны нам годами проникновения частного бизнеса в сферу обществен­ных услуг. Оправданно ли то, что за повышение эф­фективности мы платим извращением целей? В со­временных условиях, когда лидеров делового мира приглашают посредством пожертвований и спонсор­ства проявлять свое влияние в тех областях общест­венной жизни, которые находятся за пределами их де­ловой компетенции, вмешиваются ли они в работу специалистов исходя из своего коммерческого опы­та или из желания громко заявить о себе, а если да, то каковы будут последствия?

ДИЛЕММА ГРАЖДАНСТВА

Задача исследования и переосмысления того места, которое компании и их руководство занимают в по­литической жизни, относится к числу тех, в которых многие могут принять участие, — как и задача состав­ления нового юридического кодекса поведения, кото­рый призван ввести поведение глобального бизнеса в рамки компромисса с другими социальными инте­ресами и проблемами. Но кто станет адресатом всей этой весьма важной деятельности? Разумеется, глав­ным образом органы государственной власти, однако наша работа в первую очередь посвящена изучению процесса, в ходе которого правительство и партии, даже левоцентристские, с их политическим аппара­том сами превратились в неотъемлемую часть пробле­мы о власти корпоративной элиты. Это видно на при­мере озвученного выше призыва к исследованию тех последствий, к которым приводит проникновение частного сектора в сферу общественных услуг. Кому проводить это исследование? Правительство, скорее всего, обратится к услугам частных консультацион­ных фирм, которые сами являются ярчайшим при­мером этой проблемы. Сохраняя верность образу ак­тивных, положительных граждан, которые являют­ся душой максималистской демократии, я хотел бы завершить свой труд не призывом к политическому классу повышать качество нашей демократии, а раз­мышлениями о том, что мы сами должны сделать для того, чтобы эти вопросы были включены в реальную политическую повестку дня.

С первого взгляда логика аргументов, использовав­шихся в данной работе, приводит нас к заключени­ям, внушающим тревогу своей противоречивостью. С одной стороны, может показаться, что в постдемо­кратическом обществе нам уже нельзя рассчитывать на преданность конкретных партий конкретному делу. Из этого следует вывод о том, что нам следует забыть о партийной борьбе и оказывать всемерное содействие тем организациям, которые готовы решать волнующие нас проблемы. С другой стороны, мы видели, что раз­дробление политической деятельности на множество мелких направлений создает намного большие систе­матические преимущества для богатых и могущест­венных, чем политика, в которой доминируют партии, выступающие как представители более-менее четко определенных социальных слоев. С этой точки зрения отказываться от партий в пользу работы по конкрет­ным вопросам означает лишь способствовать триум­фу постдемократии. Однако опять же, цепляясь за ста­рую модель монолитной партии, мы лишь погружа­емся в ностальгию по навсегда ушедшему прошлому.

Некоторые наблюдатели, связанные с поиска­ми третьего пути в политике, отказываясь от непо­воротливых институтов недавнего прошлого, с куда большим энтузиазмом относятся к перспективе за­мены крупных партийных организаций более гибки­ми структурами, менее политизированными в тради­ционном понимании. В первую очередь к таким авто­рам относятся Энтони Гидденс с его «Третьим путем» (Giddens, 1998) и Джефф Малган с «Политикой в эпо­ху антиполитики» (Mulgan, 1994). Но поразительно то, что ни один из них не усматривает в капитализме ни­чего проблематичного и не видит, что главным источ­ником дилемм современного общества является кон­центрация корпоративной власти.

Можно найти более удачные способы сгладить про­тиворечие между новыми гибкими движениями и ста­рыми жесткими партиями, нежели делать вид, что про­блемы, с которыми могут справиться только послед­ние, уже не существуют. Партии остаются ключевыми игроками в борьбе с антиэгалитарными тенденциями постдемократии. Но мы не можем ограничиться до­стижением наших политических целей исключитель­но посредством партий. Мы должны воздействовать и на сами партии, оказывая поддержку тем движени­ям, которые служили бы источником непрерывного давления на них. Партии, не испытывающие нажи­ма со стороны тех или иных движений, не смогут вы­браться из постдемократического мира корпоративно­го лоббирования; те движения, которые не попытают­ся опереться на сильную партию, окажутся задавлены корпоративными лобби. Две взаимно противоречивые формы политической борьбы — движения и партии — Должны находиться в состоянии взаимодействия.