Тело еще хранило вкус поцелуев Алекса, распухшие губы болели, руки, ноги, вообще все дрожало от усталости, и Жанет хорошо знала это мышечное переутомление, которое всегда мучает после бурных любовных утех. Это была самая приятная в мире усталость, и больше всего на свете Жанет сейчас хотела поспать. Упасть в кровать и отключиться до вечера, потому что вечером они с Алексом договорились снова увидеться в его каюте. Она бы оттуда не уходила совсем, но утром оба поняли, что надо ненадолго расстаться, иначе отдыха не будет.

А тут извольте — Ивель. Да. Лучше бы она не уходила, лучше бы Алекс не дал ей уснуть, лучше бы случилась любая катастрофа! Но только не пьяный Ивель.

Она с трудом поднялась и пошатываясь подошла к нему:

— Что ты тут делаешь? И где ты был?

— Ты хорошо провела ночь? — спросил он, игнорируя ее вопрос.

— Неплохо.

— А я вот совершенно не выспался. Чертов самолет! — Он говорил с трудом, но, кажется, без издевки. — Может, дашь мне поспать немного? Или ты сама хотела остаться в каюте? Я… потом тебе все расскажу. Нам надо многое обсудить.

Жанет медленно соображала. Если она сейчас уйдет и даст ему проспаться, может быть, потом удастся решить все дела миром. Если нет — то Ивель будет непредсказуем. Но, с другой стороны, куда ей идти? Она сама безумно хочет спать.

— Я… дам тебе выспаться. Но мне и самой хотелось бы немного отдохнуть. — И, предвосхищая его следующую реплику, она поспешно сказала: — Я лягу на диванчике.

— Нет уж, лучше на диванчике лягу я.

В этом был весь Ивель. Даже если он разводится с женой, все равно уступит ей лучшее место… При этой мысли у Жанет привычно сжалось сердце. То ли от сожаления, что она теряет близкого в общем-то человека (по крайней мере, человека, с которым ее связывает многолетняя привычка), то ли от тоски, неизменно возникавшей в ответ на его непробиваемое добродушие…

Она с горечью выдохнула и махнула рукой.

— Мне все равно. Я в душ.

Хочет — пусть спит на диванчике. Она быстро почистила зубы и вернулась в каюту. Широкая кровать была пуста. Едва коснувшись головой подушки, Жанет провалилась в глубокий сон. На душ у нее не осталось сил. Душ она уже несколько раз принимала у Алекса…

В четыре часа дня Жанет проснулась с каким-то неуютным чувством и резко села на постели. Голова кружилась, ноги и руки казались ватными.

Ее организм требовал еще отдыха, тело не желало расставаться с прохладной шелковой простыней, но на душе неизвестно отчего скребли кошки. Спать она уже больше не могла.

Мучительно потягиваясь, Жанет встала и прошлепала в ванную. Может быть там, под струями воды, она окончательно проснется и разберется, что с ней происходит?

Ивеля в каюте уже не было. На полу валялась еще одна рубашка, в которой он горестно сидел на кровати утром. Значит, отдохнул и переоделся. Что ж… сейчас они встретятся где-нибудь в ресторане или возле бассейна, это неизбежно. Зато Алексу можно позавидовать: он сейчас спит крепким сном.

А вот мистер Икс… Стоп. О нем думать запрещено.

Она знала, что женщины часто влюбляются в своих психоаналитиков или просто врачей, с которыми сталкиваются при серьезных обстоятельствах, а не пустяковых болезнях. Жанет всегда интересовало, как и почему это происходит. И однажды она пришла к выводу, что просто в моменты жизненных катастроф чувства обостряются, а влюбиться в своего спасителя совсем не трудно…

Благодаря мистеру Икс Жанет поняла, что жизнь можно самой наполнить смыслом и счастьем до краев. А еще любовью. Он помог ей обнаружить это, а Алекс подтвердил, что так оно и есть…

— Они прекрасно работают в паре! — зло воскликнула Жанет, и ее перекосило от этой фразы.

Жанет уселась на корточки в душевой кабине и уронила голову на руки. Конечно, они с Ивелем разведутся. Конечно, ей придется повоевать с Анной ради своего права иметь дом… Но все это такая ерунда по сравнению с главной мыслью: что потом?

Про Ивеля все более-менее понятно. «Ивель станет прекрасным мужчиной, как только вы от него уйдете!» — вспомнила она слова, сказанные самым родным на свете голосом.

А с ней самой что будет?

— Не думай об этом! — сквозь зубы приказала она себе.

Но фразы настигали ее, словно охотничьи собаки настигают дичь: «Пусть ваше прошлое останется позади вас. Выпустите на свободу всех своих голубей, пусть они наконец увидят небо… И тогда, я просто уверен, вы найдете своего мужчину, а если повезет — обретете семью, которой у вас никогда не было…»

— Я уже нашла своего мужчину, — сказала она, вытирая слезы. — Но ты никогда не узнаешь его имени! Так же, как и я никогда не увижу твое лицо!

Душ принес мало облегчения, и все надежды теперь были на крепкий зеленый чай с жасмином — ее любимый напиток.

За ним придется спускаться в ресторан или бар. Но в бар идти она побаивалась, потому что вчера вечером они с Алексом там, мягко говоря, наследили. Иначе говоря — оставили неизгладимый след в памяти посетителей и особенно персонала.

— Значит, в ресторан! — сказала Жанет, глядя в зеркало.

Сегодня у нее было очень характерно осунувшееся лицо и взгляд, как у дикой голодной кошки (вот теперь она была готова согласиться с Оливией насчет этого животного).

Первый, кого она увидела в ресторане, был Стен. Интересно, он хоть когда-нибудь выходит из баров и ресторанов?

Он одиноко сидел за столиком и нетерпеливо поглядывал на карманные часы в золотом футляре. Этот предмет, так же как и визитница, выглядел чуждым в обстановке круиза и скорее заслуживал общества твидовых костюмов, чем льняных шорт. Жанет поморщилась: снобизм — страшная вещь.

Стен смерил ее оценивающим взглядом с головы до ног и, не сочтя нужным поздороваться, сразу перешел к делу:

— Как провела ночь?

— Бурно. — Жанет подобрала пышную юбку нового сарафана и уселась за стол. — Я не понимаю, с каких пор тебя интересуют мои ночи? Где Оливия?

— Сейчас будет. С нами уже сидит Ивель. Это его место.

— Вот и отлично! — Жанет нервничала и поэтому начала перекладывать вилки и ножи. — Что у нас сегодня в меню?.. Та-а-ак.

— Жанет, а ты не боишься, что Ивель… как бы невзначай окажется в курсе того, что я видел вчера?

Она подняла на него глаза. Золоченая визитница в верхнем ящике тумбы. Стоны и вздохи в оранжерее. Впрочем, об этом чуть позже.

— И что? Надеюсь, не ты собираешься ему рассказать?

— Может, и не я. А может, и я.

— Стен, если ты думаешь, что…

В этот момент к их столику подошел мсье Гартье. Незаслуженно забытый и выпавший из поля зрения Жанет, более того, не получивший свою порцию извинений, он стоял перед ней навытяжку и триумфально улыбался.

— Я вижу, вы с каждым днем лишь расцветаете, мадемуазель! Позвольте поцеловать вам руку… Руку! — Он захохотал, отступая и изображая испуг. — А за это не дают пощечин.

— Простите меня, — сказала смущенная Жанет. — Просто я тогда была немного не в себе.

— Когда? — Он смотрел на нее, широко распахнув свои светло-синие глаза, и как будто искренне недоумевал.

— Тогда. В ваш… день рождения.

— Я ничего не помню, что было в мой день рождения, юная, прелестная мадемуазель…

— Вот и хорошо! — вдруг воскликнул Стен. — А то Жанет вся извелась, не зная, как перед тобой извиниться.

— Я? Извелась? Стен, ты ничего не путаешь?

Ей показалось, что Стен позеленел. Оливия никогда не позволяла себе оспаривать его высказывания на людях. Он надменно приподнял брови и, опустив глаза, пробормотал:

— Просто Жанет не совсем хорошо помнит…

— Нет-нет, — захохотала она, роняя нож под стол. — Я-то как раз хорошо помню! Я помню, что мистер Манисти несколько… раболепствует перед вашим талантом, мсье. И поэтому мой небольшой промах на той вечеринке приписал чуть ли не собственным неудачам. Он очень переживал, что мы с вами, его близкие друзья, перессоримся.

— Я думаю, — прошипел Стен, меняя цвета лица, словно хамелеон, — Ивель будет просто в бешенстве, когда бармен поведает ему об увиденном вчера!