- Я убежал, а они всё стреляли, и люди кричали и плакали все, я даже слышал как Ви Дьен кричит, это его был голос, я знаю, он хотел вместе со мной пойти к колодцу, но его мама позвала, и он остался, а лучше бы он пошел со мной, сейчас бы мы вместе были, а не я один!

- Тихо… - Попытался остановить Грейди солдат. – Тихо-тихо-тихо…Тихо…Успокойся…Успокойся, слышишь?

Нет, он не слышал. Он слишком долго пребывал в состоянии полной прострации. Это помогло ему не сойти с ума за минувшие сутки в джунглях. Там плакать и кричать было не только бесполезно, но и смертельно опасно. И жаловаться там было некому. Он и сейчас бы, наверное, не сорвался, если бы не видел, с какой искренней жалостью и участием смотрит на него этот парень-пехотинец. И Грейди ещё больше становилось жалко самого себя – грязного, оборванного, голодного, брошенного на произвол судьбы. Ещё слишком глубоким было его душевное потрясение, ведь до недавних пор мальчик уже почти не верил, что сможет спастись. Он думал, что никогда в жизни не выберется из этих дебрей, думал, что навеки останется тут ОДИН, поэтому сейчас его колотила нервная дрожь, а слёзы текли по щекам сами собой, не спрашивая разрешения.

- Иди сюда. – Неожиданно окликнул Грейди солдат, и голос его при этом прозвучал так тепло, так по-отцовски ласково, что мальчик рванул на этот зов, позабыв обо всём на свете. Большие сильные руки крепко обняли его, схватив за плечи, и в этом инстинктивном жесте было столько знакомой Грейди трепетной заботы, что на какой-то миг он снова увидел себя в деревне, с родителями, но тут же опомнился от этого наваждения и зарыдал, уткнувшись парню в грудь. Громко, в голос, уже ни о чём не заботясь и не контролируя себя. Потому что сдерживаться он больше не мог – боль была слишком сильной, и в нём её оказалось очень много. Сейчас она выходила, выплескивалась изнутри потоками слёз, очищая сердце и душу от страха, а между тем всё те же руки гладили Грейди по голове:

- Тихо… Тихо, маленький.. Ну ты что?...Не бойся…Всё хорошо теперь будет…

А он и не боялся. БОЛЬШЕ не боялся…Он еще совсем не знал этого человека, но уж верил ему слепо и безоговорочно, потому что всё на свете сейчас зависело только от него. Сама жизнь Грейди была целиком и полностью в его надёжных, уверенных руках.

- Мы вместе что-нибудь придумаем, вот увидишь…Вместе с тобой сейчас пойдём.. До наших доберёмся…Ничего не бойся, слышишь меня? Я тебя в обиду не дам. Никому…Не плачь, ладно? Ты есть хочешь? А то у меня печенье, кажется, ещё осталось…Будешь?

Грейди поднял голову, всхлипнув, кивнул. Парень одобрительно улыбнулся:

- Вот и хорошо.. Сейчас перекусим и пойдем потихоньку…Кстати, меня Адам зовут. А тебя? – Он с наигранной церемонностью протянул мальчику крупную, темно-коричневую руку. Совсем взрослое, настоящее предложение дружить!.. Грейди сквозь слёзы улыбнулся в ответ и, неуверенно протянув американцу грязную ладошку, назвал своё имя…

Иногда Грейди казалось, что всё это было с ним в какой-то другой жизни. Он сильно изменился с тех пор, и на то было множество веских причин. Страшная гибель родителей послужила точкой отсчёта в его дальнейшей судьбе, а сам для себя Грейди считал, что тот роковой день стал последним днём его детства. Словно чья-то грубая рука тогда схватила его за шкирку и швырнула из уютного тёплого дома на грязную, шумную улицу, подобно беспомощному котёнку, заставив его барахтаться всеми лапами, чтобы выжить в этом огромном, жестоком мире.

Вполне возможно, что испытание это он бы не прошёл еще на самом старте, если бы случай не свёл его с Бодро. Он бы никогда не выбрался из джунглей один и, скорее всего, перед тем как умереть от истощения, умом бы тронулся от страха и горя. Ему говорили, что он спас жизнь Бодро, но в душе Грейди не соглашался с этим утверждением. Что особенного он сделал? Принёс воды умирающему от жажды человеку? Тормошил его в течение всего времени, пока они добирались до лагеря, не давал потерять сознание? Вряд ли в этом был большой героизм. Он просто боялся снова остаться один, поэтому, как любой ребёнок, инстинктивно искал защиты у взрослого. Пусть Бодро был ранен и слаб, и сам едва мог передвигаться, Грейди было достаточно просто с ним общаться. Эта психологическая терапия лечила его от потрясения быстрее любого лекарства. Тем более что он был интересным собеседником, этот угрюмый, сдержанный в эмоциях капрал. Наверное, в обычной жизни он разговаривал мало и неохотно, однако тут обстоятельства сами располагали к долгим и плодотворным беседам. За двое суток они узнали друг о друге практически всё.

Как оказалось, дома Бодро никто не ждал. Грейди очень удивился, выяснив, что у него нет семьи.

- Разве так бывает, чтобы совсем никого не было?

- Бывает, и очень часто. Я вырос в сиротском приюте.

- А куда делись твои родители?

- Они умерли.

- Вместе, в один день? Их тоже убили?

- Нет. Я плохо помню, Грейди. Мне всего пять лет было, когда умер отец. Кажется, он болел сильно. А маму машина насмерть сбила через год.

- Ты плакал?

- Наверное, да.

- А сейчас ты часто о них думаешь? – Грейди задавал эти вопросы не ради праздного любопытства. Ему на самом деле было очень важно знать, что чувствуют другие люди, теряя родных, и проходит ли со временем та боль, которую он сам в данный момент испытывал.

- Сейчас? – Задумчиво переспрашивал Бодро, как видно, не привыкший к таким душевным откровениям. – Да нет, я бы не сказал… Я слишком мало тогда понимал, а потом просто привык быть самостоятельным.

По его словам выходило так, что всё на свете, даже самое главное в своей жизни можно постепенно забыть. Грейди не понравился этот вывод, и он поспешил возразить:

- А я своих родителей всю жизнь буду помнить.

- Это хорошо. – Грустно улыбнулся ему Адам. – Пока ты будешь их помнить, в твоём сердце они останутся живыми. А ещё лучше, представить себе, что они рядом и постоянно за тобой наблюдают.

Он тоже часто об этом думал. Родители не могли исчезнуть из его жизни бесследно, ведь до сих пор они были самой важной её составляющей. Хорошо, что этот парень так понимал его… Однако в голове у Грейди на тот момент вертелось еще много разных вопросов и сомнений, и ими ему тоже очень хотелось поделиться с Бодро.

- Я виноват перед мамой и папой. – Признался он как-то во время очередного привала в зарослях, чем несказанно удивил своего взрослого спутника, заставив очнуться от полудрёмы на траве.

- В чём это ты виноват?

- Я должен был быть с ними. Я же видел, что они в беде, а сам испугался туда выйти. Может, со мной рядом маме было бы не так страшно, когда в неё стреляли… Если бы она взяла меня за руку, то…

- Грейди, не говори ерунды. – Перебил его Бодро почти сердито. – Твоя мама меньше всего хотела бы в этот момент держать тебя за руку. Уверен, она всё время думала только о тебе и, наверное, даже радовалась, что тебя нет с ней рядом.

- Она – да, - упрямо возразил Грейди. – Но я-то сам, получается, трус?

Его очень угнетала эта мысль, и в тот раз Адам словно почувствовал её важность, потому что не отмахнулся от мальчика как от надоедливого нытика, а, усевшись рядом, взял его за руку и очень серьёзно посмотрел ему в глаза.

- Послушай-ка меня…В моей группе было пять человек. У всех ребят были дома родные. Мамы, невесты, жёны, дети, которые их ждали. Меня никто не ждал. Если бы я погиб в бою, обо мне бы никто не заплакал. И, тем не менее, из всей нашей группы в живых остался только я один. Вот спрашивается, зачем? Моя жизнь не нужна никому, кроме меня самого. И что, по-твоему, теперь я тоже должен чувствовать себя виноватым? Они ВСЕ погибли, а я нет. Это же тоже получается нечестно, если уж на то пошло.

- У тебя не так. – Прошептал Грейди с горечью. – Ты же тоже участвовал в бою, а не прятался, как я…

- Ты всё сделал так, как нужно, Грейди. Даже если бы ты решился туда выбежать, ты бы все равно не смог ничего изменить. Ты бы просто погиб так же, как и все остальные. Кому бы стало от этого легче? Твоим родителям? Думаю, вряд ли. Наоборот, им было бы гораздо тяжелее видеть твою смерть. Если они действительно видят тебя с неба, то сейчас они очень счастливы от того, что ты остался жив. Поэтому никогда не смей считать себя виноватым, слышишь? Ты не виноват в том, что выжил.